В это время Фимбрий прошелся по лагерю, по всем соединениям, желая выяснить, нет ли посланий, которые могли бы с ним передать, и попрощаться: обставил все так красиво, что опечаленное войско не захотело отпустить его. Тогда он встал во главе движения мятежников и начал с того, что лишил Квинта Муниция Терма знаков командующего й надел их сам. Предупрежденный о событиях в его армии, Луций Валерий Флакк спешно возвратился, решив взять дело в свои руки и прогнать сквозь строй зачинщиков мятежа. Он не смог добраться до своего лагеря — армия уже окружила Бизанс — и был вынужден спрятаться в частном доме, ожидая возможности спастись ночью. Спустившись со стены по веревке, он пересек Босфор, чтобы добраться до Вифинии, укрылся сначала в Калхедоне, затем в Никомедии, где приказал закрыть ворота с намерением сопротивляться своей собственной армии. Но Фимбрий следовал за ним со всеми войсками, и ему не составило труда заставить принять себя в городе, где солдаты занялись настоящей охотой на консула. Наконец Флакка нашли спрятавшимся в колодце. Вытащив оттуда, привели к Фимбрию, который приказал его обезглавить. Голову бросили в море, а тело осталось без погребения.

Затем Фимбрий повел свои войска против Митридата. Здесь он имел некоторый успех. Прежде всего победил армию под командованием родного сына царя в районе Милетополя (во Фригии, ныне Каракабей): так как он тоже оказался перед конницей, превосходящей по численности, то вырыл боковые рвы, чтобы помешать ей развернуться и запереть ее; затем, когда конница достаточно продвинулась вперед, он предпринял вылазку и разбил ее наголову: 6000 варваров осталось на поле сражения. Затем он пошел против Митридата, который укрылся в Пергаме и под давлением Римлянина вынужден был биться, отступая, и ретироваться наконец в укрепленный порт Питане в Эолиде. Тут Фимбрий начал осадные работы, не слишком поддаваясь иллюзиям, поскольку у него не было флота, и, как следствие, царь мог ускользнуть в любой момент. Все же была одна надежда — флот Лукулла курсировал в окрестностях и мог войти с ним в контакт.

Напомним, что в связи с невозможностью взять силой Архелая в Пирее Сулла отправил своего легата в Египет и Ливию, чтобы там организовать морскую силу, способную одновременно помешать обеспечению понтийских армий и облегчить свое снабжение. Итак, Лукулл отчалил в разгар зимы. Со своими шестью маленькими судами он сначала прибыл на Крит и вынудил жителей острова встать на сторону римлян. Отсюда направил свои паруса на Сирену, где обнаружил очень неспокойную политическую обстановку, в которой был призван сыграть роль арбитра; затем не без труда он достиг Египта, потому что пираты забрали пять сопровождавших его кораблей. Сам он дошел до Александрии, где царь Птолемей IX Сотер II Латир принял как главу государства; поселил его в своем дворце, предложил поддержку, вчетверо большую традиционно предоставляемой почетным гостям. Лукулл, вежливо отклонив сделанные ему предложения, провел переговоры с Птолемеем, который осмотрительно отказался подписать союзный договор с Римом, чтобы сохранить свой нейтралитет и не быть втянутым в конфликт с Митридатом; за это он дал римлянину корабли в сопровождении охраны до Кипра. Лукулл, приняв в качестве сделанного с царским размахом прощального подарка прекрасный шлифованный изумруд, оправленный золотом, вновь пустился в плавание, следуя вдоль берегов Палестины и Сирии, где все приморские города одинаково хорошо снабжали его.

В Саламине, на Кипре, как только корабли египетского эскорта покинули его, узнав, что понтийский флот ждет за мысом Андреас (волнорез на востоке острова), он вытащил судно на берег и приказал требовать везде продовольствие для зимовки. Как только задул восточный ветер, он покинул ночью остров и добрался до Родоса, не будучи обнаруженным вражеским флотом. Там усилил свой флот новыми соединениями и склонил на сторону римлян жителей Коса и Книда, с помощью которых атаковал Самос. Освободив Колофон, взял в плен его тирана Эпигона, перед тем, как отплыть на Хиос, откуда изгнал понтийские войска.

Весной 85 года он крейсеровал в окрестностях Питане, где Фимбрий незадолго до того окружил Митридата: его упрашивали помочь захватить самого ярого врага Рима, создав блокаду порта таким образом, чтобы исключить тому побег. Фимбрий подчеркивал, что если они смогут уничтожить царя, то поделят славу и вследствие этого потеряют свое значение столь восхваляемые подвиги Суллы в Херонее и Орхомене, но Лукулл либо оттого, что презирал личность без совести, коим был этот солдафон — убийца консула, либо оттого, что совсем не хотел предавать Суллу, с которым его связывала тесная дружба, либо еще потому, что совершенно не был уверен, как бы ни убеждал Фимбрий, в успехе блокады порта (то есть отражать также атаки других царских флотов, которые не преминут обрушиться на него), отказался сотрудничать и поднял паруса, направляясь к Херсонесу, где его ждал Сулла, предприняв два сражения с понтийскими морскими силами.

У Суллы после победы при Орхомене дела изменились: он встретился с явившимся к нему негоциантом, который назвал себя Архелаем и предложил Сулле переговоры со своим тезкой, генералом Митридата, которому было нанесено два мучительных поражения. Сулла, беря в расчет политическую ситуацию, в которой он оказался, тотчас согласился, и два полководца встретились в Делии, на юге Беотии, около святилища Аполлона.

Переговоры оказались весьма щекотливыми, но Сулла был на своем месте. Архелай, вспомнив старую дружбу, соединявшую Митридата и Луция Суллу-отца, подтвердил, что царь был втянут в войну жестокостью некоторых римских магистратов, но что он признает в Сулле компетенцию и честность, явившиеся причиной предложить ему мир и средства изменить положение в Риме, о котором все знают, что оно стало шатким: следовательно, он должен прекратить заниматься делами Востока и принять деньги и посланные Митридатом войска в свое распоряжение, чтобы помочь тому восстановить свое поруганное достоинство и привести в порядок римские дела. Сулла отказался вести переговоры в этом русле и напомнил о причине войны, сказав, что если Митридат имел бы основания сетовать на представителей Рима, он мог бы отправить в сенат послов, но что на самом деле он полон неуемного желания власти, которое привело его к конфискации огромных территорий и хищению сокровищ храмов так же, как имущества городов и частной собственности.

Кроме того, по отношению к своим друзьям он выказал коварство, подобное тому, которое проявил по отношению к римлянам, приказав убивать их, как тетрархов Галатии, своих верных союзников, которых он пригласил на банкет, а затем убил вместе с женщинами и детьми. Что же касается италиков, то они питают по отношению к нему давнюю ненависть из-за того, что он издевался над ними и убивал по всему Востоку, не глядя ни на возраст, ни на пол, ни на условия; так яростна была его неприязнь к италикам; а теперь вспоминали его дружбу с Луцием Суллой, будто ради этого воспоминания ему нужно было сделать Беотию необитаемой, заполнив 160 000 трупов. Проконсул закончил преамбулу, утверждая, что, если бы Митридат был искренним, он мог бы гарантировать достойный мир от имени всего сената, но если он опять использует свое обычное вероломство, Архелаю самому нужно остерегаться: известно, как царь обращается со своими собственными друзьями; зато примеры Масинисса в Нумидии и Эвмена в Пергаме показывают, что Рим всегда был верным тем, кто сумел показать себя преданным союзником.

После того как Архелай возразил, что он не смог бы предать царя, который доверил ему главное командование своей армией, Сулла продиктовал условия мира: Митридат, конечно, отказывается от Пафлагонии и Галатии и возвращает Вифинию Никомеду, а Каппадокию — Ариобарзану; кроме определенного количества продовольствия, которое он поставит, он внесет римлянам компенсацию в 2000 талантов (точная сумма того, что он сам востребовал у несчастных граждан Хиоса) и вернет им 70 кораблей с бронзовыми таранами со всем их снаряжением и экипажами (на самом деле речь шла о флоте, которым в то время располагал Архелай). Взамен Сулла дает ему гарантии сената на суверенитет других его государств, и ему будет присвоено звание «союзника римского народа».