И эта мысль звучала так: а может, и мне завалиться?

А потом остаток жизни стоять в этом море?

Конечно, я тут умру от голода, потому что, как и писклявый, я не знаю иврита; да и кому нужен русский журналист в Израиле, даже если он либеральных взглядов и имеет награду от мэрии Москвы.

Но если даже я, как гордая скала, рухну в волны и навеки скроюсь в пене волн, то, согласитесь, это будут волны этого волнующего моря, а не жалкая рябь грязного пруда, возле которого менты бьют кастетом Колю.

– Шалом! – Мои райские размышления прервал крик издалека. – Эй, вам там хорошо?!

Мы развернулись и вгляделись в далекий берег.

Возле лодки стоял какой-то парень и махал нам рукой.

– Шалом, нам хорошо! – крикнули мы. – Давай, иди к нам сюда!..

– Нет, я тут постою! – крикнул парень с берега.

– По-моему, он из «Известий», – предположил я.

– Если из «Известий», то откуда знает слово «Шалом»? Хотя, это слово знаю даже я, – равнодушно сказал Коля.

– Эй, ты откуда, из «Известий»? Давай, беги к нам сюда. Что ты там, на берегу, ищешь?

– Лохов ищу, – крикнул парень.

– Странно, – удивился Коля. – Он говорит, что ищет лохов.

– Да, странно, – согласился я. Конечно, было удивительно, что какой-то парень ищет лохов ранним утром, да еще на пляже. Хотя, может, искать лохов в такое время – это какая-то древняя израильская традиция, как соблюдение шабата? А может, это не традиция, а такая фамилия с ударением на второе «о»? А может, «лохОв» – это что-то на иврите?

– Эй, «лохов» – это на иврите? – снова крикнул я парню на берегу.

– Не-а, это по-русски! – выкрикнул он в ответ. – Но я уже лохов нашел. Лохи – это вы!..

– А почему? – как-то обиженно крикнул в ответ писклявый.

– Потому, что вот лежит ваша одежда, и я ее беру, – ответил парень. – Часы и бумажники я тоже беру, так что не ищите их в песке. Пока, – он дружелюбно помахал рукой. – Дришат шалом хама ле!

– А что это, ваш адрес? – в отчаянии взвизгнул писклявый.

– Нет, это «горячий привет»! – донеслось с берега.

У меня потемнело в глазах, но все происходящее не было шуткой – парень действительно взял все наши вещи и спокойно пошел к выходу с пляжа в сторону дороги.

– Стой, козел! – внезапно запищал Коля и рванулся к берегу. Слово «рванулся» означало, что он стал бежать в воде, но, будучи в весе мухи, бежал на месте. Да и незачем было бежать – пока мы прошли бы полкилометра до берега, наш новый израильский друг давно бы успел скрыться где-нибудь в секторе Газа.

Говорят, что только Адам, изгнанный из рая, понимал, что потерял. Возможно, но у Адама украли только Рай. У него не крали его джинсы, часы и деньги.

Огорченные и злые, мы доплелись до берега и стали подсчитывать потери.

– Гад, он мобильник тоже украл! – зафиксировал Коля новую неприятность.

– Что мобильник, – я грустно покачал головой. – Он полотенце гостиничное украл. Теперь Иоси в своих шабаковских подвалах мне все иголки под ногти загонит. Представляешь, такой экономический урон его любимому Израилю!..

Что говорить, этот парень вышел на охоту на лохов рано утром. Но не зря считается, что рыба лучше всего клюет на рассвете.

Теперь понятно, что не только рыба…

Наша непредусмотрительность оборачивалась не только необходимостью покупки новых вещей непонятно за какие деньги, но и ставила под вопрос наше пребывание на лекции, ибо вряд ли агрономы, которые будут нам рассказывать про три урожая в год, согласятся видеть студентов в семейных трусах.

Мы понуро брели к выходу с пляжа по бетонной дорожке.

Свернув за угол, мы неожиданно наткнулись на Иоси. Он спокойно сидел на лавочке у калитки.

За время нашего похода на пляж и купания он полностью преобразился. Вместо «оборонного» свитера и военных ботинок на толстой подошве он был в майке, обнажившей могучие руки, и пляжных тапочках на босу ногу.

– Шалом, – сказал он, щурясь от лучей солнца. – Как водичка, хог-г-гошая?

– Водичка хорошая, – печально ответил я. – Но нам не до водички.

– Нас обокрали, – внезапно с отчаянием выкрикнул Коля. – Джинсы украли, кошелек, мобильник!..

– Мобильник? – удивился Иоси. – Я про мобильник ничего не знаю. Ты почему про мобильник ничего не сказал?

– Как не сказал? – вытаращил глаза писклявый. – Я же именно про него и говорю.

– А я не тебя спрг-г-ашиваю, – сурово сказал Иоси, глядя куда-то мимо Коли.

Мы обернулись и остолбенели – в двух метрах от нас стоял большой решетчатый мусорный бак. Он был перевернут, и в нем, как обезьяна в клетке, сидел тот самый парень.

Украденные у нас вещи лежали тут же рядышком – аккуратно сложенные.

– Где мобильник? – повысил голос Иоси.

Парень дернулся – было понятно, что наш куратор засовывал его в мусорный бак далеко не по-дружески.

– В заднем кармане, – как-то стеснительно сказал он.

– Хог-г-ошо, – удовлетворенно сказал Иоси. – Берите вещи и идите в гостиницу. Завтрак через пятнадцать минут. На лекции быть без опоздания.

Я вам говорил, что евреи – они только евреи, но не ангелы.

Он встал и стал разминать плечи, легко подпрыгивая.

– А ты не идешь? – спросили мы растерянно.

– Нет, я останусь, – как-то загадочно произнес Иоси, и, переведя взгляд на перевернутый бак, добавил: – Мне тут нужно разобг-г-аться с непг-г-гавильным евреем.

Из мусорного бака послышался сдавленный всхлип.

Двенадцать несчастных российских журналистов сидели в конференц-комнате отеля.

В углу противно гудел кондиционер, паучьи шелестя бумажками, прицепленными к выходному отверстию, откуда вырывался поток ледяного гриппозного воздуха.

Огромные, во всю стену, окна выходили в сторону пляжа, где уже начал собираться народ. Я смотрел на веселые стайки школьников, гонявших мяч по песку, и на маленькие яхты, появившиеся как по команде. В небе неподвижно завис парашютист, которого тянул на веревке катер.

За окном начинался веселый израильский день, наполненный солнцем, мороженым и барахтаньем в роскошной воде.

Но все это было зачеркнуто Иоси, который лично пересчитал нас по головам, когда мы входили на лекцию про помидоры.

Один наивный из нашей группы прикинулся больным и сообщил, что будет целый день лежать в постели, так как у него сильно болит левая рука. Через восемнадцать минут, когда он торопливо надевал плавки в раздевалке на пляже, из соседней кабинки послышался голос Иоси, который вначале поинтересовался, как его здоровье, а потом предложил сломать правую руку, чтобы уравновесить боль в левой.

Еще через пять минут этот наивный уже сидел за столом вместе с нами, грызя ручку и испуганно косясь на входную дверь, в которой стоял хмурый шабаковец.

Мы сидели в полной тишине, глядя на волшебную картину за толстой рамой. Снаружи бурлила жизнь, мы ее видели, но до нас не долетало ни звука – это была воистину гениальная метафора нашего ужасного положения.

Мы чего-то или кого-то ждали.

В углу комнаты кроме нас сидел высохший старичок в соломенной шляпе и белых сандалиях. Старичок равнодушно смотрел в окно. Он был покрыт Иосиным загаром, по которому было легко отличать местных.

– Интересно, дедуля тоже пришел слушать про помидоры? – хихикнул мне в ухо Коля. И, оглядевшись, шепнул: – Я потом как будто в туалет пойду. Ты тоже иди, встретимся на пляже!..

– Не пойду, Иоси нас грохнет, – я покачал головой.

– Пусть грохнет, – фатально сказал писклявый. – Где лучше умереть – тут в трусах или дома в валенках?

– Тут лучше, – я кивнул головой. – Но умирать будешь мучительно, а вместо валенок готовь белые тапки. Или белые сандалии, как у этого дедули.

Писклявый иронично хмыкнул и придвинулся ближе к моему уху:

– Я все придумал. Ты помнишь лодку, где у нас вещи украли?

– Помню.

– Я сделаю под нее подкоп, – горячо зашептал Коля. – Буду пять минут в воде – и под лодку! Он меня не найдет!