Популярна была также игра «Чудовище ледяной горы».

Игра состояла в том, что Берни ложился на снег, а дети возводили над ним гигантскую снежную гору, из которой торчала только его голова. В данном случае Берни изображал злобного дракона, который тысячу лет спал в этой горе и вдруг проснулся. И сейчас этот злобный дракон хочет съесть Катю и Сашу, так как сильно проголодался.

Дети брали хвойные ветки и шли штурмом на снежную гору, сопровождая военный поход дикими криками.

В ответ на штурм сообразительный пес, понимая доверенную роль дракона, громко лаял.

Чтобы Берни лаял активней, Саша тайком выносил ему каждые пятнадцать минут горячую сосиску.

Потом, победив дракона, промокшие дети бежали в дом сушиться, а мы с женой и тещей брали лопаты и раскапывали Берни.

Но однажды Саша пошел на штурм чудовища, схватив с уличного мангала острый шампур.

Сделать из Берни шашлык он не успел – мы успели перехватить его руку, после чего, отшлепанный и плачущий, Саша пошел стоять в угол, а Берни, проскользнув в дом, сидел рядом с ним и лизал ему руки, пахнущие дымом и мясом.

Но главной зимней игрой было действо под названием «Наш ответ гламурным Альпам!».

Зимы выдавались снежные, и мы насыпали огромную горку высотой метра три.

Вначале дети спускались с этой горки на санках, но это было слишком привычно.

Потом они вытащили из дома пластиковый тазик, но это было скучно – согласитесь, что может быть скучнее спуска с горки в розовом тазике, в котором когда-то купали Катю, потом Сашу, а теперь кладут белье после стирки.

Но однажды на эту горку случайно залез Берни, и дети просто завизжали от восторга – они поняли, что лучшей в мире «спускалкой с горки» является конечно же наш пес!

Антигламурный спуск, посредством бернского зенненхунда, осуществлялся следующим образом – Берни ложился на снег, а Катя и Саша садились на него, как на санки, только спинами друг к другу.

Далее Катя брала в руки два мохнатых уха, которые означали газ и тормоз, а Саша хватался за хвост, который означал руль.

После чего, под радостный смех и лай, вся эта детско-собачья конструкция съезжала вниз.

Далее все бежали наверх, в том числе и Берни, что выгодно отличало его от розового тазика, который нужно было тащить за собой.

Потом дети шли сушиться, а взрослые осматривали Берни, у которого на боках жестким снегом были вырваны клоки шерсти.

Мы мазали ранки зеленкой, и пес торопливо бежал в дом, чтобы положить голову на колени Кате или полизать руки Саше.

Жизнь на даче была для Берни рабочей, но радостной, потому что он был ежесекундно нужен.

Но сейчас дети пошли в школу, и на зиму мы сняли квартиру в городе.

А в квартире тесно, и Берни очень сильно грустит, потому что, куда он ни встанет – то голова его торчит, то хвост.

И все об него спотыкаются.

А он страдает и нервничает, потому что чувствует – для городской квартиры он слишком большой.

Например, когда он бежит к нам, чтобы облизать, то его слюна летит во все стороны, а он такой «собачкин» со вкусом – он понимает, что это не всем нравится, особенно гостям.

Гости не любят, когда они приходят в нарядной новогодней одежде, а через три минуты она вся покрыта его слюнями.

Поэтому в нем эта искренность, дружелюбие и врожденная интеллигентность постоянно борются с его собачьими природными наклонностями.

Я не зря упомянул Бернину интеллигентность.

Не знаю, как там насчет принадлежности к старинному роду Дадиани, но то, что наш зенненхунд интеллигент – это точно. Он спокоен, дружелюбен и не мстителен. Эти качества не у каждого человека присутствуют, а уж у собаки!..

Например, у одного моего приятеля был ризеншнауцер Джуди. Однажды Джуди в квартире как-то сильно нахулиганил. А квартира была после ремонта, и приятель пару раз, просто для вида, стукнул его рукой по попе.

Ризеншнауцер Джуди сразу не ответил, но, как писал Зощенко, «затаил некоторое хамство». И когда приятель вернулся после работы домой, то увидел следующее – один из углов стены попросту развален. Джуди зубами и когтями отодрал вначале обои, а потом и штукатурку до бетона. Причем когда приятель вошел в дверь, то Джуди не кинулся как обычно к нему, вертясь юлой. Он гордо сидел на груде штукатурки с обмазанной известью мордой и высунутым языком, с которого свисали прилепившиеся куски обоев.

Его вид говорил: «Да, это сделал я! И что?!»

Джуди был умен, но не интеллигентен.

Он знал, как больно ударить, но не был самокритичным и не умел прощать.

Однако именно эти два качества и являются обязательными признаками истинной интеллигентности.

Хулигану повезло, потому что настоящим интеллигентом оказался сам мой приятель, который не удушил Джуди на месте и не превратил его в прекрасное чучело, набитое благовонными травами, а помыл пса в ванной и повел гулять.

Но если мы говорим об уровне интеллигентности Берни, то английские лорды, сравнивая себя с ним, могут нервно курить в коридоре.

Когда мы начали путешествовать по разным странам, то Берни остался на даче в Москве. И этот период в его жизни стал настоящим испытанием.

Дело в том, что пока мы ездили, то на нашей даче поселился один мой друг, знаменитый кулинар. Он жил там два года, и два года Берни жилось как у Бога за пазухой.

Свои кулинарные эксперименты, подготовку к разным застольям и телесъемки кулинар проводил прямо на даче.

Восточная кухня – это кухня мясная, и Берни был логичной составной частью этого процесса. Сказать, что знаменитый кулинар его развратил, – это не сказать ничего. Любые виды мяса, ароматные мозговые косточки и копчености были в собачьем распоряжении ежедневно и без ограничений.

Существенно был изменен и ландшафт дачного участка – к нему отныне была применима строка из бессмертной поэмы Александра Сергеевича Пушкина «Руслан и Людмила», а именно: «О, поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями».

И если бы Александр Сергеевич сегодня был жив, то он без труда определил бы, что костями поле усеял не кто иной, а наш Берни.

Для ароматных костей Берни рыл не просто ямы – он рыл многометровые оборонные траншеи. Весь участок был перекопан, а сами кости укладывались ровными рядами в несколько слоев.

Эти «оборонные» действия Берни привели к неожиданным последствиям – поскольку забор на даче был неплотный, то действия собаки увидели те самые местные колхозники, которые стали говорить между собой, что, возможно, скоро начнется какой-то мор или война.

Конечно, когда Катя, в очередной раз раскрасив Берни в зебру, снова ходила к колхозникам, чтобы они полюбовались ее творением, то она пыталась их разубедить в предстоящей гибели мира, объясняя, что рыть окопы – это у Берни такая привычка.

Однако в ответ колхозники крестились, говорили, что Катя «умница» и «далеко пойдет», но на Берни смотрели с опаской, считая что собака – «она ведь нутром чует!..»

Что касается Берни, то в моменты этих визитов к колхозникам он корректно смотрел в сторону на птичек, как бы подтверждая непостижимость своей мохнатой персоны.

Путешествуя по странам, мы надолго задержались в Грузии. Вначале о Берни там как-то не думалось, потому что были ежедневные застолья с хинкали и домашним вином.

Но под вечер, когда столы пустели и допивалось вино, мы вдруг начинали вспоминать о Берни как о ребенке, которого предали.

Потом мой кулинарный друг показал нам его в «Скайпе», и пес, услышав наши голоса, вдруг заскулил и стал тыкаться носом в экран компьютера, на котором была наша картинка.

В этот же вечер в семье произошел бунт!

Вначале жена и теща, вспоминая о Берни, плакали друг у друга на груди. Потом им стали подвывать дети.

Когда их слезы просохли, разрыдался я, ибо семья потребовала немедленно привезти Берни в Тбилиси, и до меня дошло, каких усилий мне это будет стоить.

После угроз с одной стороны и обещаний тещи приготовить для меня давно обещанную жареную индейку, я покорился, и была организована спецоперация по перевозке самолетом собаки весом пятьдесят два килограмма.