Литмир - Электронная Библиотека

Важнейшая встреча конголезских лидеров состоялась, наконец, 5 октября на склоне горы между Физу и Баракой. Че шел на нее не со спокойной душой.

Получив личное впечатление о ходе боевых действий в Конго, Арагонес и Фернандес Мель вели с Че горячие споры. Фернандес Мель рассказывал: "Мы говорили ему, что на Кубе население было настроено против Батисты, но здесь не было никого, кто был бы настроен против чего бы то ни было". Арагонес добавлял: "Мы не понимали, что, черт возьми, он делал там".

Серьезные сомнения возникли и в оставшейся части кубинского партизанского отряда. Че прилагал много усилий, чтобы рассеивать их, а также опровергал слухи о том, что

"Кубинцы находятся в Конго, потому что Фидель не информирован о реальной ситуации в этой стране... Я не мог требовать от них доверия к себе как к руководителю, но как революционер я мог требовать, чтобы они уважали мою честность... Я не собирался пожертвовать ни одним из них ради своего личного честолюбия. Если я действительно не сообщил в Гавану мнения о том, что все пропало, то только потому, что я не разделял этого мнения".

Но на деле только личное уважение и доверие к Че и позволяло группе сохраняться как полноценной боевой единице. "Ушли те романтические времена, когда я мог угрожать за недисциплинированность отправкой назад, на Кубу. Если бы я сделал это теперь, то был бы счастлив, оставшись с половиной отряда".

Че написал длинное письмо Фиделю:

"Я получил твое письмо, которое исполнило меня смешанным чувством - что во имя пролетарского интернационализма мы допускаем ошибки, которые могут оказаться очень дорогостоящими. Кроме того, я лично беспокоюсь о том, что можно подумать, будто я страдаю от ужасной болезни необоснованного пессимизма, то ли из-за недостатка серьезности в моих писаниях, то ли потому, что ты можешь не все понять... Я лишь сообщу тебе, что здесь, согласно мнению тех, кто близок ко мне, я лишился своей репутации объективного человека, поддерживая на высоком уровне необоснованный оптимизм при столкновении с существующим положением. Я могу тебе поручиться, что если бы не я, то эта красивая мечта полностью рухнула бы посреди всеобщей катастрофы".

Он недвусмысленно пояснил, что нуждался не просто в людях, а в кадровых военных - "здесь очень много вооруженных людей, но нам не хватает солдат", - и очень серьезно предупредил Фиделя по поводу безответственности конголезских лидеров, их нежелания сражаться, их неискренности, их удаленности от реальной борьбы и о том, что ситуации в Конго в целом является бедственной. Он предупредил, что конголезцам не следует давать денег, так как они будут истрачены не на борьбу. "Мы не можем в одиночку освободить страну, которая не хочет бороться; мы должны создать в ней дух борьбы и, вооружившись фонарем Диогена и терпением Иова, искать солдат - эта задача становится тем труднее, чем больше этого народу отирается вокруг".

Действительно было странно, что Че, которого можно было считать сверхоптимистом, предстал в этом письме, адресованном Фиделю, в качестве пессимиста.

В октябре премьер-министр Моиз Чомбе сам оказался жертвой военного переворота. Сразу же резко усилилась пропагандистская кампания, в которой мятежникам предлагали заключить мир. Президентом был объявлен Жозеф Касавубу; уже через несколько дней он встретился в Аккре, столице Ганы, с главами ряда африканских государств, и достаточно прозрачно намекнул им на желательность распада антиколониального фронта. Он объявил об урегулировании в отношениях с правительством Конго (Браззавиль). Таким образом была расставлена политическая западня, которая должна была изолировать оставшихся последователей Патриса Лумумбы, а вместе с ними и партизан Че.

Собрав своих товарищей-кубинцев, Че "спросил у них, кто считает победу возможной, и только Дреке и Мартинес Тамайо подняли руки... Я закрыл собрание с убеждением в том, что лишь очень немногие разделяли мою мечту о создании армии, которая принесла бы триумф конголезскому оружию, хотя я был с полным основанием уверен, что были люди, готовые пожертвовать собой даже при том, что чувствовали бесполезность своей жертвы".

Конголезские руководители развернули кампанию против кубинцев, называя их клоунами. В их защиту выступил один из крестьян: "Он говорил всем, кто соглашался слушать, что просто позор сравнить нас с бельгийцами... Он никогда прежде не видел белого человека, довольствующегося такой же порцией еды в котелке, что и у других бойцов". Руководители принялись высмеивать конголезцев из кубинской группы зато, что иностранцы заставили их работать. Они также распустили слух о том, что мины, подорвавшись на которых несколько человек получили ранения, были заложены кубинцами.

"Причина, на самом деле совершенно жалкая, заключалась в том, что мы действительно не слишком честно относились к начальникам, так как были недовольны их невежеством, их суеверностью, подпитывая их комплекс неполноценности. Мы, возможно, ущемили их чувствительность тем болезненным фактом, что белый человек упрекал их так же, как и в недобрые старые дни".

В это время конголезское радио неоднократно сообщало о смерти Че Гевары в Конго. Была ли это утечка информации организована руководством повстанческого движения? Была ли это просто ничем не обоснованная пропаганда? Так или иначе, но эти новости даже не попали в мировую прессу.

1 ноября Че спустился к озеру Танганьика. Его сопровождал капитан Санчес Бартли (в Конго он был под именем Лоутона), доставивший тревожное сообщение из Дар-эс-Салама. Танзанийское правительство вызвало кубинского посла Пабло Риваль-ту и поставило его в известность о том, что "вследствие принятия африканскими государствами решения о невмешательстве во внутренние дела других стран они сами, так же как и другие правительства, которые до сих пор оказывали поддержку конголезскому освободительному движению, должны будут изменить форму этой поддержки. Ну а далее они просили, чтобы мы отозвали те силы, которые направили в качестве нашего вклада в эту политику. Они подтвердили, что мы дали больше, чем многие из африканских государств, и что нам не следует ничего сообщать о наших планах участникам конголезского освободительного движения до тех пор, пока сам президент не вызовет его лидеров и не сообщит им о решении, принятом африканскими государствами. Я послал сообщение о происходящем в Гавану. Мы ждем твоего мнения".

"Это был переворот ради убийства революции. По причине конфиденциального характера информации я ничего не сказал конголезским товарищам и принялся выжидать, чтобы посмотреть, что же случится в ближайшие несколько дней". Вскоре Ривальта переслал в Конго ответ из Гаваны, телеграмму, направленную Фиделем на его адрес в Дар-эс-Салам:

"Мы должны делать все, кроме глупостей. Если, по мнению Че, наше присутствие стало незаконным и бесполезным, то нам следует думать об отъезде. Вы должны действовать в соответствии с объективной ситуацией и настроением наших людей. Если вы чувствуете, что мы должны остаться, мы попробуем послать столько людских и материальных ресурсов, сколько сможем. Мы опасаемся, что вы можете ошибочно счесть наше отношение к событиям пораженчеством или пессимизмом. Если вы решите, что " нужно уезжать, Че может сохранить сложившееся положение вещей, вернувшись сюда или же направившись куда-либо в иное место. Поддержим любое решение. Старайтесь избегать риска для жизни наших людей".

Еще одно послание от Фиделя прибыло через Дар-эс-Салам 4 ноября. В нем говорилось, что наемники, состоявшие на службе у правительства, все же должны были покинуть Конго. Депеша заканчивалась словами: "В таком случае отозвать ту революционную поддержку, которую мы предоставили конголезцам, было бы предательством, даже если они не просят о ней или отказываются от борьбы". Линии связи были прерваны, но послания все же доходили. Че отправил в Дар-эс-Салам для пересылки Фиделю письмо, в котором, после рассказа о ходе военных действий, написал:

145
{"b":"164258","o":1}