– Господи Иисусе! – прошептал Маккейб. Камень в этот момент находился почти у самого пола.

Выпустив его из рук, женщина обернулась. Она была очень красива.

– Доктор Забалино? – У нее была чудесная улыбка, которая погасла, едва только она нас увидела. – Здравствуйте. А я подумала, это мой врач.

Маккейб вошел в комнату и заглянул за дверь – нет ли там кого-нибудь.

– Почему вы поднимаете этот камень? В больничной палате? Это вам не повредит?

– Это часть моей медитации.

– Медитации ? Кто же в таком случае ваш гуру? Арнольд Шварценеггер? Ой! – Он сально улыбнулся и полез в карман. – Телефон звонит. Люблю аппараты с вибровызовом. Хоть бы целый день звонил. – Он вытащил маленький серый мобильник и со щелчком распахнул его. – Алло. А-а, привет, Франсес. Где мы? Недалеко. Будем у вас секунд через восемь. Да-да, здесь. В соседней комнате, у женщины, которая поднимает обломок скалы. Угу. Нет проблем. – Он закрыл аппарат и посмотрел на меня. – Франсес хочет сперва поговорить с вами наедине. Я подожду в коридоре.

Женщина подбоченилась и нахмурилась.

– Простите, кто вы такие?

Маккейб подошел к ней вплотную и заговорил очень быстро, словно чтобы не дать ей вставить ни слова.

– Мы приехали к вашей соседке, Франсес Хэтч. Не возражаете, если я тоже попробую, пока мы не ушли? – Наклонившись, он обхватил камень и попытался рывком приподнять. Глаза его расширились, он торопливо произнес: – И сколько же эта штука весит?!

– Семьдесят кило.

– Сто пятьдесят фунтов! И вы так запросто ее поднимаете и опускаете? Как это вам удается?

Поймав его взгляд, я жестом показала, что ухожу. Женщина попросила меня закрыть дверь. Палата Франсес была всего в нескольких шагах. Я подошла к двери и взялась за ручку, но тут кто-то вблизи сказал: «Тсс!» – и я повернула голову.

Сын Хью и Шарлотты стоял в дверном проеме на другой стороне коридора. На мальчике были те же самые полосатые плавки, в которых я видела его на экране телевизора. Ноги у него были босы. Хуже того, вокруг его ступней образовалось по небольшой лужице. Как будто он только что вышел из воды.

Я невольно взглянула на его ладони – нет ли у него при себе еще одного камня.

– Я никуда не уйду.

Голос у него был детский, и в нем звучала вся та бесконечная жестокость, на какую бывают способны только дети. Вы это помните? Помните жуткое чувство панического страха перед кем-нибудь из одноклассников, кто вас преследует и донимает, страха, пронизывающего вас до мозга костей? Вы знаете, что бессильны против него, потому что он сильнее или красивее (или сильнее и красивее), сметливее больше, а может, он просто чудовищный, беспредельный подлец. А поскольку вы еще очень малы и не знаете жизни, вам кажется, что этот тип ваших лет – семи, восьми, девяти – постоянно будет где-то рядом и его присутствие всегда, до самой смерти будет грозить вам всяческими бедами.

Вот что я почувствовала, и это чувство было всеобъемлющим. Парализующий страх охватил меня, потому что этот мальчик не существовал, но тем не менее находился здесь и смотрел на меня полными ненависти глазами.

Он запел: «В Дублине девицы все как одна красавицы…» Голос у него был мелодичный и озорной.

Я приблизилась к нему на шаг.

– Я не понимаю, чего ты от меня хочешь! Что я могу сделать? Что ты хочешь, чтобы я сделала? Я не понимаю. – Я непроизвольно протянула к нему руку. Ладонью кверху. Жест попрошайки: помогите, бога ради.

Он долго смотрел на меня пустыми глазами, потом повернулся и зашагал прочь. Его ступни оставляли на линолеуме мокрые следы. Он снова запел: «Я глаз положил на милашку Молли Мэлоун…»

– Остановись, пожалуйста. Он не реагировал.

– Скажи, что я должна сделать!

Он не оглянулся. Подошел к двери, толкнул ее и исчез за нею.

* * *

Когда я вошла в палату, статная женщина, стоя у кровати Франсес, щупала у нее пульс. Ее лицо обрамляла пышная шапка блестящих черных волос, похожая на шарик мороженого поверх вафельного рожка. Густые брови, большие глаза, мелкие черты лица, белая кожа. Одета она была в черный строгий костюм, резко контрастировавший с множеством золотых колец и браслетов. Столкнувшись с ней на улице, я подумала бы: деньги, показуха, бизнесвумен или жена состоятельного человека. По ее красивым, хотя и не слишком выразительным глазам было видно: она отлично знает, что делает. Когда она заговорила, тембр и властность ее голоса только усилили это впечатление.

– Что вам угодно?

– Доктор, это мой друг Миранда Романак. Миранда, доктор Забалино.

Доктор покрутила один из своих браслетов.

– Мальчик сказал правду: он от вас не отстанет. Вы должны сделать так, чтобы он ушел.

Потрясенная тем, что ей известно о происшедшем за дверью, я выпалила:

– Откуда вы об этом знаете? Кто вы?

Франсес с усилием приподнялась, опираясь на локти.

– Не бойся, Миранда. Я тебя сюда вызвала, потому что заболела. Сильно заболела. Доктор говорит, я могу умереть, поэтому мне надо кое о чем тебе рассказать. Очень важно, чтобы ты это узнала. Во-первых, если что со мной случится, Забалино тебе поможет. Понадобится ли тебе совет или убежище, ты всегда можешь прийти сюда и будешь в безопасности. От всего. А сейчас ты должна вернуться в дом и там жить. Оставайся там, пока не выяснишь, кто ты. А после сама решай, надо ли тебе оттуда уходить или нет.

– Но что я должна там делать? Помогите мне, Франсес. Дайте какие-нибудь указания!

– Не могу, потому что сама не все знаю. Но дом – это ключ ко всему, Миранда. Там ответы на все вопросы.

– Поэтому вы его нам отдали? Она отрицательно покачала головой.

– Нет, но там умер Хью, поэтому дом так важен. То же самое случилось со мной и Шумдой в Вене пятьдесят лет назад. Мне пришлось остаться, пока я не выяснила, кто я такая… Передай Фрэнни, что я не смогу его сегодня увидеть. Но скажи ему, что его жена серьезно больна и ей надо пройти обследование. Ее можно спасти, но провериться нужно немедленно.

Дверь открылась, и в палату важной начальственной поступью вошел Маккейб.

– Привет, Франсес. Как у вас тут дела, девочки? Может, я некстати и мне надо обождать в соседней комнате с этой атлеткой?

Что-то донеслось до моего слуха. Я не знала, что именно, но инстинктивно чувствовала – это что-то плохое. Так голова сама отворачивается от источника вони, прежде чем мозг успевает его засечь.

Звук стал громче.

– Что это?

Все посмотрели на меня. Женщины обменялись взглядами.

Маккейб пожал плечами.

– Вы это о чем?

– Вы разве не слышите? Звук чьего-то дыхания. Очень громкий.

Он озадаченно потер подбородок и улыбнулся.

– Не-а.

Франсес и врач не улыбались. Вид у них был такой же озабоченный, как и у меня.

– Миранда, тебе пора. Немедленно уходи отсюда. Вместе с Фрэнни. Возвращайся в Крейнс-Вью. В дом.

Маккейб стоял лицом ко мне, спиной к Франсес и Забалино.

– Что здесь происходит? – Вид у него был глуповато-озадаченный, словно его разыгрывали, а он не возражал.

У него за спиной Франсес назвала его имя. Он повернулся к ней. Между ними ничего не произошло – ни обмена взглядами, прикосновениями, словами, жестами. Но он внезапно повернулся ко мне – на лице безумная тревога.

– Нам надо отсюда отчаливать! Пошли, Миранда! Пошли! – Он схватил меня за руку и попытался увлечь к выходу.

Но я, несмотря на испуг, решила кое-что выяснить.

– Что это, Франсес? Что это за дыхание? Вместо нее скороговоркой затараторила Забалино:

– Это вы. Это часть вас, ожидающая снаружи. Вам надо уйти отсюда и отыскать ответы на все вопросы. Никто не пострадает, ни вы, ни мы, если вы немедленно уйдете.

– Но Франсес сказала, что я могу прийти сюда, если случится беда…

– Позже. Не теперь. Пока вы не выясните кое-что, а потом не решите, что вам делать, ваше присутствие здесь опасно для всех нас. Оно ждет. Оно не может коснуться вас, пока вы здесь. Оно настолько близко, насколько это возможно, и хочет, чтобы вы знали об этом. Фиберглас – это убежище, но пока не для вас. Франсес не должна была приглашать вас сюда. Вам прежде надо узнать, кто вы. А до тех пор оно… – Забалино указала наружу, где пугающая и неизвестная часть меня громко дышала у стен этого непонятного заведения.