— А м-может, вы и правы, — протянула женщина, и ее голос прозвучал откуда-то издалека. Послышался шелест переворачиваемых страниц. И тут она громко сказала прямо в трубку: — Ага, вот! Это был сводный хор. Вот она, второй ряд, третья слева. Очень симпатичная. И, между прочим, — голос снова отдалился, — знакомое лицо. Подождите-ка, не вешайте трубку.

Вот уж чего Джон не собирался делать!

— Так-так! Вот она снова. Может, я и ошибаюсь, тут нет имен… На снимке три пары студентов, но у одной из девушек лицо, волосы и улыбка в точности те же. Похоже, она пришла на выпускной вечер вместе с Фрэном Россетти.

Джон чуть не подпрыгнул от радости. Но он не мог рисковать.

— Вы уверены?

— Я в состоянии отличить одно лицо от другого, — немного обиженно сказала женщина, — а ее имя есть вот тут, на снимке хора. Я пошлю вам копии обеих фотографий, если хотите.

Джон продиктовал свой адрес.

— Не то чтобы я вам не доверял, — заметил он, — но после всего случившегося я боюсь обидеть кардинала, если подойду к нему с этим вопросом, а окажется, что это не та женщина.

Еще через несколько секунд Джон уже рыскал по Интернету в поисках информации о целибате и обетах священников. Нужные сведения нашлись очень быстро. Потом он позвонил Брайану Уоллесу и сказал:

— Я тут узнал кое-что. Тебе это тоже пригодится.

Брайан вздохнул:

— Почему-то мне кажется, что я не хочу это слышать.

— У тебя хорошее чутье, но тебя все-таки обманули, приятель. У Терри Салливана есть серьезные причины ненавидеть Россетти. Ты знал, что с Терри в детстве плохо обращались?

— О Господи, это старая песня, Кип. Если хочешь сказать, что он еще один из алтарных мальчиков…

— Нет, тут дело поинтереснее. Отец Терри жестоко бил его и, как правило, одновременно истязал его мать. Оказывается, мистер Салливан-старший безумно ревновал свою супругу к тому, кого она по-настоящему любила, к тому, с кем была близка несколько лет, прежде чем вышла замуж. Ну-ка, отгадай с трех раз, кто это был.

Последовала длинная пауза. Джон продолжил:

— И фотография ее имеется. Джин Бокке была вместе с будущим кардиналом на его школьном выпускном вечере. Снимок хранится в личном деле Россетти.

— Но ведь нет прямых доказательств, что именно в него она была влюблена.

— Мидвиллская соседка Салливанов говорит, что и в школе, и в колледже у Джин был один и тот же мальчик. А фотография сделана как раз в середине этого периода.

— Ты сказал, что у нее «был мальчик», — со скепсисом и даже с презрением вымолвил Брайан. — А точнее? Что это значит?

— Это значит то же самое, что и у всех нормальных ребятишек старшего школьного возраста.

— Думаешь, они были близки? Забудь об этом, Кип. Ведь Россетти — священник.

— Да, именно об этом я подумал в первую очередь, но потом разузнал еще кое-что. Священник не обязан быть девственником. Вот когда его рукоположат, он должен соблюдать целибат. А это не одно и то же. Видимо, многие пасторы изведали любовь к женщине, и именно из них получаются самые хорошие священнослужители. Ведь они лучше понимают своих прихожан и способны реально помочь с проблемами брака.

— Ты притягиваешь факты за уши, Джон.

— Неужели? Разве ты не способен представить себе Россетти в качестве юного жеребчика? Ну, извини, Брайан. Все сходится. Терри много раз избивали. Наверное, он защищал мать, которая страдала за свою любовь. Фрэн Россетти, как привидение, витал над супружеской постелью Салливанов. Терри рос, лелея в своем сердце ненависть к нему, а заодно и ко всей католической церкви. Он сочинял пасквили именно о том итальянском квартале, где воспитывалась его мать и где, как теперь выясняется, она сблизилась с Россетти. Когда отца Фрэна произвели в кардиналы, это окончательно взбесило Терри. Он искал компромат, но не нашел, и тогда придумал все сам.

— А мать это подтвердила?

— Она умерла.

— Тогда все это спекуляции. А у меня, между прочим, есть документ — магнитофонная запись.

— Так проверь ее!

Джон мог бы на этом остановиться. Но до сих пор он не занимался старшим братом Терри — Нейлом Салливаном, священником.

Между тем именно ему всегда отдавалось предпочтение в семье. Именно его любили больше, а били меньше, чем Терри, да еще вечно ставили младшему брату в пример. При этих обстоятельствах легко понять, что старший брат отождествился в сознании Терри со всей церковью. И не нужно быть гением, чтобы увидеть связь между безудержной любовью матери к старшему сыну, ее мечтой сделать его священником и карьерой самого Фрэна Россетти.

Обдумав все еще раз, Джон понял, что кое-чего достиг. Но профессионализм требовал большего: он хотел убедиться во всем наверняка.

И Джон начал разыскивать брата Терри.

День рождения Ханны выпал на вторник. Договорившись, чтобы ее пораньше подменили в цехе, Лили помылась и переоделась, потом отправилась к племяннице и помогла ей надеть новое платье. За подружками они должны были заехать в четыре и сразу отправиться в кино, а после этого — пообедать.

Увидев, что племянница одна, Лили удивилась. Роуз забросила старшую дочь домой после школы и тут же укатила с младшими.

— Я сама ее отправила, — заявила Ханна. — У Эммы и Руфи сегодня гимнастика, и я сказала маме, чтобы она отвезла их. Я и сама оденусь.

Лили, конечно, знала, что Ханна уже взрослая и самостоятельная, но Роуз все-таки следовало остаться в такой день дома. Лили снова подумала, не усугубляет ли она и без того сложные отношения матери и дочери. Но что сделано, то сделано.

Выйдя из душа, Ханна завернулась в огромное полотенце и связала его узлом на плоской груди. Чтобы оно не падало, ей приходилось плотно прижимать его к телу своими пухлыми ручками. Волосы девочки падали на спину мокрыми прядями. Но от радостного ожидания лицо ее сияло.

Уже одно это чего-то стоило, и Лили решила, что незачем мучиться угрызениями совести. Она усадила племянницу на табурет в ванной комнате и сушила феном ее волосы до тех пор, пока они не стали глянцевито-гладкими, слегка завивающимися на концах — именно так, как хотелось Ханне. Лили аккуратно подстригла девочке челку, потом помогла Ханне надеть зеленые колготы, брызнула ей за уши своей туалетной водой и помогла облачиться в новое платье. Она повернула племянницу к себе лицом, решив слегка подрумянить ей щеки, но это оказалось не нужно — бледная, словно алебастровая кожа, и так уже розовела от удовольствия. Все-таки Ханна была настоящей дочерью Роуз.

— Отлично смотришься. — Лили удовлетворенно вздохнула и повернула племянницу лицом к зеркалу. — Потрясающе красиво!

Ханна, казалось, расцвела у нее на глазах, выросла и стала стройнее. Хорошее начало для такого приятного мероприятия! Но больше всего удивили Лили очаровательные подружки Ханны. Поначалу они стеснялись, но вскоре освоились. Когда же прямо в машине начали разворачивать подарки, их словно прорвало. Сидя за баранкой микроавтобуса, принадлежащего фирме «Сады Блейка», Лили прислушивалась к восторженным похвалам. Ах, какое же у Ханны потрясающее платье, какие у нее потрясающие волосы и туфли! И все эти ахи и охи вплетались в беседу, каждую минуту становившуюся все более непринужденной.

Ханна была прелестна и держалась любезно и доброжелательно, развлекая гостей. Лили не раз пожалела о том, что Роуз, Арт и Майда не видят сейчас девочку. Но сама она испытывала гордость, которой хватило бы и на четверых.

Ханна была счастлива. Лили радовалась за нее. Впрочем, она с самого утра была оживлена. Ведь то, что Джону удалось узнать о Терри, сильно меняло дело. Газета еще не согласилась проверить подлинность пленки, но и не отказалась сделать это. Кэсси надеялась, что если пленку подвергнут экспертизе, то очень скоро наступит развязка скандала.

Лили ждала от газеты не денег, а только публичных извинений. Ей вовек не забыть того, что ее личную жизнь выставили на всеобщее обозрение. Боль возвращалась каждый раз, когда она вспоминала о Бостоне.