— Нечего тебе твои старые трюки на мне испытывать. Никакая ты не старушка, Алиса, и не глупая деревенская гусыня — ты очень даже мудрая и знаешь о мирских делах куда больше, чем моя матушка, которая видела от мужа всегда только обожание и надежную защиту.
— Ну ладно, ладно… Но может, ты мне все-таки скажешь, что тебя на самом деле так беспокоит?
Крессида вздохнула.
— Не уверена, что сама это знаю. Отчасти дело, может быть, в том, что пришлось мне так внезапно повзрослеть и грядет брак этот страшный и все, что затем последует… К тому же, — добавила она, чтобы успокоить Алису и торопясь предупредить ее надоедливые рассуждения о жребии женщины, — вся эта атмосфера здесь, при дворе… Я боюсь, что отец может оказаться в большой беде… И я знаю, что Рокситер предан душой королю, и только одному королю. Ради него он пожертвует всеми нами, если это понадобится.
Она рассказала Алисе, что произошло между нею и женихом, сказала и о том, о чем предупредил ее граф напоследок.
— Я не совсем понимаю, отчего он так рассердился, — проговорила она задумчиво. — Конечно, леди Элизабет поступила бестактно, и я отчасти заслуживаю упреков за то, что разболтала, в каком наряде будет королева… Но все-таки граф как-то слишком уж встревожился — право же, он был вне себя от ярости и считал меня виноватой.
Она на минуту умолкла, вновь вспоминая случившееся.
— Как ты думаешь, принцесса могла поступить так нарочно? Может, она думает, что ее братья, в самом деле, мертвы; и если так, то, как старшая дочь своего отца, она считает себя законной наследницей. Королевой. Потому и оделась так, чтобы дать понять это всей знати, собравшейся по случаю торжественного ношения короны… — Губы Крессиды задрожали. — Если это так, то Рокситер должен считать ее поведение вызовом королю, непризнанием его права на престол, поощрением тех, кто не прочь переметнуться на другую сторону…
Ее вновь затрясло — ведь она знала о симпатиях отца к Ланкастерскому дому. Нет, нет, он не должен открыто примыкать ни к той, ни к другой клике в этом переплетенном интригами, охочем до скандалов дворце.
Алиса слушала молча, потом покачала головой.
— Похоже, скорей, что принцесса просто хотела внимание к себе привлечь, — сказала она, наконец, и тут же, не дав Крессиде времени задать следующий вопрос, нагнулась над своей любимицей, подоткнула одеяло и встала, чтобы вытащить из-под ее ложа свою низенькую кушетку. — А насчет жениха своего не волнуйся. Мужчины ведь почти все такие: пошумят-пошумят, а наутро все позабудут.
Однако, отвернувшись от Крессиды, она помрачнела, потому что заметила синяк на ее запястье. Этот человек, выходит, не так-то добродушен, как ей показалось вначале. И она тяжело вздохнула при мысли о том, что скоро ее питомице придется приспосабливаться к нелегкому нраву мужа.
Крессида со страхом думала о встрече с женихом после их ссоры, однако, как и предсказала Алиса, он, появившись на следующий день в апартаментах королевы, самым любезным образом приветствовал ее, словно между ними и не пробегала кошка.
— Как чувствует себя ее величество? — спросил он, понизив голос.
Крессида быстро оглянулась на двери королевской спальни.
— Она… она ужасно утомлена.
В самом деле, едва войдя утром к королеве, Крессида с грустью заметила темные круги под глазами Анны и ее явное нежелание встать и на ногах встретить наступающий день.
— Этого следовало ожидать после таких изнурительных празднеств. — Рокситер говорил спокойно, без тени гнева, но Крессида увидела, что он помрачнел. Состояние королевы глубоко его волновало.
Они стояли совсем близко друг к другу, остальные фрейлины дали им возможность поговорить наедине. Граф невольно бросил взгляд на синяк на ее запястье, которое она нервно прикрывала другой рукой.
— Это по моей вине?..
Кристина вспыхнула, испытывая ужасную неловкость.
— Пустяки, я уверена, что вы не хотели меня… обидеть. Наверное, это случилось, когда я так торопилась покинуть вас.
Он виновато опустил голову.
— Я действительно не хотел причинить вам боль. Простите, если я слишком настойчиво старался объяснить вам свою позицию. — (Она молча кивнула, глядя себе под ноги.) — Будьте осторожны, Крессида, беседуя с кем-либо при дворе. Не повторяйте ничьих слов сомнительного характера.
Она вскинула голову и быстро взглянула на него. В его голосе все еще слышалось раскаяние, но широко открытые темные глаза смотрели на нее в упор, и она чувствовала, что он всеми силами старается дать ей понять, сколь серьезно то, о чем он сейчас говорит.
Она еще раз ему кивнула.
У дверей королевской опочивальни возникло вдруг некоторое смятение, и Крессида услышала холодный, ясный голос леди Элизабет, прервавший почтительный шепот одной из старших фрейлин:
— Если, по вашим словам, ее величество, моя тетушка, нездорова, меня должны допустить к ней немедленно. Я уверена, его величество король одобрит мое желание ухаживать за ней. Мои услуги могут ей понадобиться.
Крессида метнула быстрый взгляд на Рокситера, желая увидеть, как он отнесется к такому повороту событий, но тот лишь сосредоточенно наблюдал, как леди Элизабет, властно отстранив двух фрейлин у двери, вошла в опочивальню королевы. Его глаза опять скрылись под тяжелыми веками, он поклонился дежурным фрейлинам и удалился. Крессида проводила его взглядом, несколько успокоенная. И вдруг подумала о том, что он, быть может, направляется сейчас в ту самую, отчего-то жутковатую, комнатушку, в которой накануне учинил ей допрос…
Шли дни, королева чувствовала себя все хуже. Погода испортилась, от реки поднимался холодный сырой воздух, и королева кашляла все мучительнее. Приступы кашля сделались, так длительны и так ее истощали, что Крессида часто впадала в панику, когда дежурила при ней одна, но посылать за доктором королева обыкновенно отказывалась.
Король, по-видимому, опять с головой погрузился в государственные дела, но когда все же приходил к королеве, она всячески старалась успокоить его и показать, что ей лучше. Король держался при ней весело, но Крессида заметила, что веселость его мгновенно исчезала, как только королева теряла его из виду; несмотря на свое предубеждение против короля, она не могла не признать, что он горячо любит жену и с каждым днем тревожится за нее все больше.
Доктора приходили, прописывали ей пилюли от кашля и различные снадобья, королева принимала их мужественно и, не жалуясь, но, судя по всему, ничто не приносило ей облегчения.
— Весной мне станет лучше, — убежденно твердила она, но глаза ее блестели слишком ярко, а на щеках горел чахоточный румянец.
Крессида то и дело думала про себя, доживет ли больная королева до весны.
Леди Элизабет каждый день появлялась в апартаментах своей тетки, и Анна ценила ее помощь. Ни та, ни другая не поминали об инциденте в крещенскую ночь, во всяком случае, при Крессиде, и леди Элизабет вновь вошла в избранный круг приближенных королевы.
Она по-прежнему выделяла Крессиду и вела с ней доверительные беседы. Крессида твердо решила не обращать внимания на предписания своего жениха и радовалась этим проявлениям дружбы со стороны члена королевской семьи. Принцесса рассказывала ей о своих сестрах, их надеждах на безоблачное будущее, говорила о том, что король намерен подыскать им молодых и богатых мужей. О своей матери, вдовствующей королеве, которую Крессида никогда не видела при дворе, она говорила редко, о младших же братьях не упомянула ни разу.
Однажды Мэри Болтон разболталась о том, что она своими ушами слышала, как отец говорил матери, будто подлый претендент на трон Генрих Тюдор, граф Ричмонд, нашедший пристанище при французском дворе, осмелился объявить о своем намерении жениться на принцессе Элизабет, когда вернется на родину и взойдет на английский престол, якобы по праву принадлежащий ему, законному наследнику Ланкастеров.
— Отец сказал маме, что, по его суждению, королю следовало бы поторопиться и поскорее выдать ее за кого-нибудь из своих приближенных, тем самым, прекратив бесконечные пересуды на эту тему при дворах Европы.
