Он неохотно обернулся и увидел на лестнице высокую и худую фигуру. В последнее время чувства Анатоля утратили остроту, и он почти не ощущал людей. Наверно, постоянная душевная боль постепенно убивала его силу.

Интересно, долго ли Мариус Сентледж стоял так, наблюдая за ним? Будь его воля, Анатоль ни за что не стал бы встречаться с Мариусом. Он боялся всевидящих глаз кузена и не хотел, чтобы кто-нибудь заглядывал ему в душу, до краев наполненную холодным отчаянием. Увы, в силу необходимости он не мог не обратиться к врачу. Врач был нужен Уиллу.

Когда Мариус спустился по ступенькам, Анатоль спросил:

— Ты посмотрел мальчика? Как он?

Серьезное лицо Мариуса было мрачней обычного.

— Хирургия оказалась целительной. Нам повезло. Никаких признаков заражения, никакой лихорадки, но… — Он нахмурился.

— Что? — спросил Анатоль.

— Он все равно чахнет. Мистер Тригхорн говорит, что Уилл почти не ест.

— Ну так заставьте его есть! Неужели ты не можешь сварить какое-нибудь снадобье, чтобы у него появился аппетит?

— В моем распоряжении лекарства для тела, а не для души, Анатоль. Уилл даже не садится в кровати, не говоря уж о том, чтобы попробовать ходить на костылях, которые ты для него приспособил. Он считает, что ему незачем бороться, незачем жить.

Это ощущение было хорошо знакомо Анатолю.

— И ты ничего больше не можешь сделать для мальчика?

— Ничего, — мягко проговорил Мариус. — Но ты можешь.

— Я? Я не какой-то чертов врач!

— Но ты его хозяин.

Анатоль недоверчиво воззрился на Мариуса. Чего кузен ждет от него? Что он прикажет Уиллу жить? Довольно нелепый приказ, если он исходит от человека, который не так уж ценит собственную жизнь? От человека, который настолько утратил власть над собой, что умудрился до полусмерти напугать и оттолкнуть собственную жену.

— Я не хозяин даже себе самому, — пробормотал он.

Мариус промолчал. Во взгляде его печальных глаз Анатоль прочел глубокое разочарование. Проклятие! Как будто он ждет, что Анатоль и вправду совершит чудо. Уж Мариус то мог бы знать! И все же…

Сентледжи всегда заботились о том, что им принадлежало. Анатоль не мог избавиться от этой мысли, как и от другой, гораздо более болезненной. Что сказала бы Медлин, если бы узнала, что он стоял сложа руки и просто позволил Уиллу умереть?

Анатоль стиснул зубы. Ведь он был почти уверен в том, что чувства в нем умерли. И вдруг обнаружилось, что он способен чувствовать, способен испытывать не только боль, но и гнев, и стыд.

Бормоча под нос ругательства, он бросился мимо Мариуса вверх по лестнице в маленькую комнату, куда Уилла поместили после того, как Мариус отрезал ему ногу.

Чертов мальчишка! Анатоль был готов собственноручно запихивать еду ему в глотку. Будь здесь Медлин, она нашла бы что сказать, знала бы, как вывести Уилла из оцепенения, образумила бы и утешила его. Его разумная, спокойная и добрая жена всегда знала, как поступить в подобных случаях.

Если бы Медлин была здесь…

Но ее нет.

При мысли об этом гнев Анатоля стал утихать, уступая место привычной боли. И остатки его испарились без следа при виде юноши, свернувшегося под одеялами. Безразличный ко всему, он даже не повернул головы, чтобы посмотреть на вошедшего.

Тригхорн обхаживал Уилла, уговаривая проглотить хоть ложку супа, но, когда Анатоль приблизился к кровати, дряхлый старик почтительно отступил.

Уилл равнодушно смотрел в потолок. Анатоль заглянул в его глаза, и вдруг с ужасом осознал, что точно такие же глаза он каждый день видит в зеркале. Пересохшие колодцы отчаяния. Он стоял над юношей, чувствуя себя совершенно беспомощным. Ему доводилось слышать, что кто-то из Сентледжей, наверное, Дейдра, умел снимать душевную боль наложением рук, даруя страдальцу сладостное забытье.

Теперь этот дар был бы как нельзя кстати. Увы, в его распоряжении были лишь силы, которые здесь не нужны и неуместны.

Легко тронув щеку юноши, Анатоль приказал:

— Уилл, посмотри на меня. Я хочу, чтобы ты посмотрел мне прямо в глаза.

Мариус, поднявшийся за ним по лестнице, в тревоге застыл у дверей, а Тригхорн воскликнул:

— Господи помилуй, нет, милорд! Не надо больше этих проклятых видений!

Только Уилл остался недвижим, без страха глядя на Анатоля.

— Надеюсь, хозяин, на этот раз вы видите мою смерть.

Пропустив его слова мимо ушей, Анатоль сосредоточился, устремив взгляд в большие голубые глаза.

— Это хуже; чем смерть, — мрачно произнес он. Напускное безразличие Уилла сменилось тревогой.

— Х-хуже? Вы ведь не… не… не вторая нога?

— Нет. Я вижу в твоих глазах, что ты скоро женишься.

Уилл изумленно уставился на него, горько и недоверчиво усмехнулся:

— Кому нужен такой муж? Урод. Никчемный калека.

Анатоль выпрямился и стал как будто выше ростом.

— Ты подвергаешь сомнению мою силу, мальчишка? — спросил он, нахмурившись. Уилл зарылся поглубже в постель.

— Н-нет, хозяин, но…

— Я не вижу лица девушки, на которой ты женишься, знаю только, что она будет тебе хорошей женой. У вас будет двенадцать детей.

— Боже милосердный! — воскликнул Тригг. Глаза Уилла расширились, казалось, только они и были живыми на его бескровном, исхудавшем лице.

— Так что очень тебе советую начать есть, — сухо произнес Анатоль. — Тебе понадобится много сил. Очень много.

Уилл кивнул, на его ошеломленном лице проступило подобие румянца.

Анатоль вышел из комнаты и ретировался в свой кабинет. Он уселся за стол, откинулся на спинку кресла и уже собирался предаться своим обычным черным мыслям, но тут в комнату бесцеремонно ворвался Мариус.

— Господи, Анатоль! Тебе надо бы посмотреть на мальчишку! Уилл поглощает пищу так, словно собирается прямо сегодня пойти и произвести на свет двенадцать детей! — Мариус удовлетворенно улыбнулся. — Впервые твое видение не было предвестником трагического события. Ты понимаешь, что это значит?

— Это значит, что я дьявольски искусный лжец.

Губы Мариуса дрогнули, улыбка поблекла:

— О чем ты говоришь?

— Говорю, что все выдумал, — огрызнулся Анатоль. Наивность кузена одновременно восхищала и раздражала его. — Или ты думаешь, что я внезапно превратился в светлого ангела?

Он ожидал, что неуместная улыбка наконец исчезнет с лица Мариуса, но тот по-прежнему смотрел на него с величайшим восхищением.

— Это неважно. К тому времени, как Уилл поймет, что предсказанию не суждено сбыться, он уже достаточно поправится. И кто знает, может быть, так оно все и случится. Если вы и дьявол, милорд, то весьма умный и преисполненный сострадания к ближнему.

Анатоль не ощущал в себе никакого особого ума, только безмерную опустошенность.

— Как ты додумался так блестяще солгать?

— Со времени женитьбы на Медлин я научился сочинять сказки.

С той минуты, как Мариус появился в замке, имя Медлин прозвучало впервые. Мариус ощутил глубокую печаль, глядя внезапно увлажнившимися глазами на свидетельства упадка и запустения, снова проникавших в замок Ледж. Он впитывал в себя мрачную атмосферу кабинета, отмечая в уме задернутые занавеси, камин, откуда давно не выгребали пепел. Он не хотел вмешиваться в жизнь Анатоля, но ничего не мог с собой поделать. Он решительно прошел дальше в кабинет.

— Анатоль, я давно хотел сказать тебе, как мне жаль…

— Не надо, — перебил Анатоль, боясь сочувствия Мариуса, а еще больше — понимания, которое он отчетливо видел в худом лице кузена. Понимания человека, слишком хорошо знающего, что значат долгие годы одиночества, тьмы и пустоты, когда жизнь теряет смысл. Анатоль не хотел этого знать.

Мариус глубоко вздохнул, но, прежде чем он успел сказать что-то еще, Анатоль напрягся, ощутив присутствие постороннего. Кто-то чужой появился в замке.

Джереми провожал кого-то в кабинет. Быстрые движения лакея — и медленная, усталая, шаркающая походка.

— Фитцледж! — пробормотал Анатоль, вскакивая на ноги. Он старался не надеяться, но надежда снова хлынула в его сердце, словно мощный поток, сметая все преграды на своем пути.