— Я клянусь хранить и беречь твой меч, твое сердце и твою душу.

В глазах Анатоля мелькнуло беспокойство.

— Ты не станешь снова пользоваться мечом?

— Нет, милорд. Все, что я хочу знать о будущем, я вижу в твоих глазах. Я спрячу меч до того дня, когда смогу вручить его сыну.

Наклонившись, она скрепила клятву поцелуем, Запечатлев его на виске Анатоля. Анатоль поднялся, Медлин отложила меч в сторону и уже собиралась броситься в его объятия. Но он еще на мгновение задержал ее.

Он знал, что должен открыть Медлин еще одну тайну. Еще несколько дней назад ему казалось, что будет лучше, если она узнает об этом сама, следуя естественному ходу вещей. Но эта женщина стала неотъемлемой частью его самого, и он не мог от нее ничего скрывать.

— Медлин, — проговорил он, — ты… ты уже носишь под сердцем моих сыновей.

— Сыновей? — внезапно задрожавшим голосом повторила она. — Ты… ты хочешь сказать…

— Да, мальчиков-близнецов.

Она ошеломленно смотрела на него, рука ее непроизвольно потянулась к животу.

— Я полагаю, они зачаты в тот день, под стоячим камнем.

— Но… как ты… Неважно. — Медлин рассмеялась. — Глупый вопрос.

Она обеими руками погладила живот, удивление на ее лице сменилось светлой радостью. Анатоль разделял эту радость, но должен был предостеречь ее:

— Медлин, ты должна понять: жизни, которая зародилась в тебе, нет еще и месяца. Я не мог бы так сильно ощущать присутствие сыновей, если бы они не были истинными Сентледжами в полном смысле слова. Что ты будешь делать, если окажется, что они обладают теми же необычными способностями, что и я?

Медлин улыбалась, в голове ее уже роились мечты и планы на будущее, которое представлялось ей исполненным одной только любви и радости. Она ответила без колебаний:

— Любить их, как люблю тебя. Учить их, чтобы они стали самыми образованными людьми на свете. Учить их быть Сентледжами, как мистер Фитцледж учил тебя. Объяснять им, что, если человек может заставить летать по воздуху мяч в саду, не следует делать то же с вилками за обедом.

Ее слова прогнали последние сомнения, остававшиеся в душе Анатоля. С удивлением он услышал собственный громкий смех. Прежде он никогда не смеялся столь охотно и радостно.

Но прежде он и не знал, что значит быть счастливым.

Веселье быстро уступило место более глубокому и сильному чувству. И Медлин без труда угадала это чувство. Глаза их встретились, Анатоль подхватил ее на руки и понес в спальню.

Уложив Медлин на супружеское ложе, он бережно и нежно раздел ее. Сгорая от любви и страсти, Анатоль Сентледж осыпал поцелуями свою хрупкую, нежную жену, вновь и вновь уводя ее к вершинам блаженства, где сливается воедино не только плоть — два сердца и две души.

И где— то в ночи родилась новая легенда.