– Да ты… Ты… Что ты мелешь?! Это не тело, не труп, это мой брат! К тому же без его подписи… Ладно, это тебя не касается. Но учти, – голос Аристарха сделался ледяным, – если в этом твоем хваленом закрытом стационаре не смогут вытянуть Кирилла, никакой свадьбы не будет, поняла? Да, не отрицаю, я хотел занять место брата, стать полновластным хозяином «Монблана», но не такой ценой! Я и так плачу непомерно много, делая тебя своей женой, а твоего братца – деловым партнером, что, учитывая абсолютный криминал в его бизнесе, может нанести непоправимый вред репутации моей фирмы. До сих пор участие финансовой группы «Монблан» в каком-либо проекте являлось гарантом законности и прозрачности сделки.

– Ну, ты и свинья! – психанула Манюня. – Я, видите ли, его не устраиваю, насильно, бедняжка, на корове женится, плебейку в жены берет, аристократ…! Да, бизнес Виктора криминальный, но именно благодаря ему удалось провернуть наше маленькое дельце и убрать брата с твоей дороги. И нечего мне угрожать, не женится он, видите ли! Женишься, как миленький! Ты теперь по уши в дерьме, если что – не отмоешься!

– Повторяю для особо тупых, – процедил Аристарх. – Если Кирилл умрет, я прекращаю наше сотрудничество. И не надо мне угрожать, связей у меня, поверь, достаточно, чтобы противостоять вашим с братцем козням. Я просто продам «Монблан» и свалю куда-нибудь к морю. Средиземному. Так что не надувай щеки, а лучше порекомендуй вашему хваленому доктору сделать все возможное и невозможное, чтобы вытащить моего брата. И желательно вернуть ему более-менее приемлемый облик.

– Вот этого не обещаю! – Ох ты, сколько же злорадства в голосе! – Твой Кирюша, если выживет, навсегда останется уродом, уж я постаралась.

– Ах, ты…

– Заткнись, Каплан идет.

Товарищи по партии подонков притихли, дожидаясь неведомого Каплана, а Кирилл…

Говорят, у человека перед смертью с невозможной скоростью в голове прокручивается вся его жизнь. Прошлая.

У Кирилла со свистом только что тоже пролетела вся жизнь. Вот только не прошлая, а будущая, успешная и счастливая.

А еще – оборвалась, с хрустом и кровью, прошлая жизнь, в которой у него была семья, был брат. Который, собственно, и являлся семьей Кирилла, больше у них никого не было. Отец умер несколько лет назад, а мама…

В детстве мальчики постоянно спрашивали о ней у отца. И получали исчерпывающий ответ: «Матери у вас нет и не было никогда». А еще в доме не было ничего меморабильного – ни фотографий, ни писем, ни открыток. Словно семья Витке появилась вдруг, внезапно в одной точке пространства, выпав из ниоткуда.

Арик и Кирюша по-разному отреагировали на отсутствие в их жизни матери. Старший замкнулся и прекратил всяческие расспросы, раз и навсегда вычеркнув родившую его женщину из своей жизни. А ко всем особам противоположного пола стал относиться расчетливо и потребительски.

Недополучив тепла и ласки в детстве, он и сам не умел дарить тепло. А еще, как только что выяснилось, вообще не умел любить. И семья для Аристарха не значила ровным счетом ничего, товарно-денежные отношения – вот лучший вид отношений.

Что касается условия, только что выдвинутого им своей подельнице, – это агонизировала, умирая, совесть.

Кирилл же с ситуацией в семье так и не смирился. В детстве он тайком от отца, брата и домработницы не единожды обшаривал все шкафы, кладовки, антресоли и прочие закоулки их просторной квартиры, надеясь найти хоть какие-то следы из прошлого.

У всех его друзей дома хранились либо толстенные альбомы с аккуратно вклеенными фотографиями, либо набитые старыми карточками коробки и пакеты. С черно-белых фотографий смотрели лица давно ушедших и ныне живущих, а друзья там были такие смешные толстые карапузы с удивленными глазенками.

А еще – с мамами, папами, дедушками, бабушками, дядями и тетями. А у Кирилла имелись только папа и старший брат. И домработница, Ольга Михайловна. Но она появилась в семье Витке уже после их приезда в Москву и ничего о прошлом работодателя, разумеется, не знала.

Наверное, что-то могла рассказать няня мальчиков, баба Нина, единственный человек из детства, даривший им ласку, любовь и нежность. Баба Нина пекла вкуснющие пироги, булочки и кулебяки, дула на разбитую коленку, смазывая ее зеленкой, рассказывала перед сном сказки, а еще к ней всегда можно было прибежать и, уткнувшись в мягкое теплое плечо, от души поплакать. Не рискуя услышать брезгливо-отчужденного: «Чего разнюнился, как девчонка? Мужчины никогда не плачут, запомни это раз и навсегда».

Но баба Нина исчезла из жизни мальчиков, когда Аристарху было семь лет, а Кириллу – пять. Что произошло, почему вместо няни появилась Ольга Михайловна, он не помнил. А вот свое первое безутешное горе из-за этого запомнил навсегда. Образцово-показательная домработница быстро выветрила из квартиры запах выпечки, жареной курочки и прочих холестериновых безобразий, заменив его безвкусной, но зато очень полезной и здоровой пищей. Жизнь в доме Витке теперь строилось строго по распорядку, никаких перекусов между приемами пищи и обязательный кефир перед сном.

Потом была лучшая в Москве гимназия, экономический факультет МГУ, стажировка в Лондоне, наследование успешного бизнеса.

После смерти отца Кирилл предпринял собственное расследование, пытаясь узнать хоть что-то о своем происхождении. Потому что до сих пор ему изредка снился один и тот же сон: широко распахнутое окно, за которым виден поросший зеленой кудрявой шерсткой склон горы. В окно неудержимым потоком вливается ликующе-радостный солнечный свет, обрамляя радужным ореолом силуэт стоящей у окна женщины. Он, совсем крохотный, едва научившийся стоять, всем своим существом тянется к этой теплой радуге, ведь это же самая родная, самая лучшая в мире его МАМА!

И в детстве, и сейчас Кирилл просыпался с ощущением невыразимого счастья. А потом, сообразив, что это был всего лишь сон…

Мальчиком – горько плакал, спрятавшись под одеялом, чтобы никто не слышал. Став взрослым – выходил с сигаретой на террасу или на кухню, в зависимости от погоды.

И искал, искал хоть какие-то сведения о своей семье. Ведь отец постоянно напоминал сыновьям, что они – наследники старинного дворянского рода и должны вести себя соответствующе.

В архивах нашлось немало сведений о роде Витке. Во времена Екатерины II обедневший барон Вильгельм фон Витке приехал в Россию, по слухам, императрица благоволила своим землякам. Храбростью и преданностью Вильгельм сумел обратить на себя внимание венценосной особы, и был жалован дворянским титулом. А удачная женитьба на девице Апраксиной еще больше упрочила положение господина Витке. После смерти матери Вильгельм перетащил из Германии брата и двух сестер, и все было замечательно. Но…

К моменту Октябрьского переворота из всей многочисленной семьи остался только Николай Витке, служивший под началом барона Врангеля и успевший вывезти семью из полыхавшей огнем красного террора России. Он поддерживал переписку со своим другом, Викентием Корневицким, поверившим большевикам и оставшимся поднимать из руин горячо любимую Отчизну. Блестящий офицер, умный, честный и преданный, Корневицкий немало сделал для становления молодой Советской Армии.

Чтобы быть расстрелянным «благодарными» товарищами вместе с сотнями других таких же наивных и преданных… Преданных во всех смыслах.

И только благодаря бережному отношению потомков Корневицкого к его бумагам и архивам Кириллу удалось узнать, что его прадед Николай вместе с женой Марией и сыном Петром жили в Лозанне. Почему он предпочел Швейцарию родине предков – Германии? Наверное, потому, что не хотел больше воевать, а в Германии все выше поднимал уродливую голову фашизм.

Потом по Европе огненным смерчем пронеслась Вторая мировая война, и следы Николая Витке затерялись.

А в конце восьмидесятых, с приходом горбачевской перестройки, в Москве объявился Константин Петрович Витке с двумя сыновьями и их няней. Он не испугался беспредельно-кастетного становления рыночных отношений в России и довольно успешно занял свою нишу в бизнесе. Деньги у Константина были, и, судя по всему, немалые. А еще – умение разумно распоряжаться ими.