— Хорошо, — кивнул головой граф Гуго, — а мой постоялец узнает о случившемся от меня. Да и городские слухи подтвердят правдивость моих слов. С недавних пор мой постоялец стал… немного самоуверенным.

— Я могу сделать это вместе с вами, — вновь склонился в поклоне Константинус, — это сможет придать определенную достоверность непроверенным новостям. Кроме того, думаю, что все необходимое я смогу подготовить лишь к рассвету. Только мне потребуются не дохлые, а живые грызуны. Конечно, у меня живет парочка, но их будет мало. Этой ночью трое нищих доставят мне новую партию. Мне жаль, они отличные крысоловы, но боюсь, что утром мы сможем предъявить почтенному Каэтани не только трупы крыс.

Утром следующего дня легат его святейшества Адриана Бартоломео Каэтани стоял на утренней молитве, когда в отведенную ему горницу тихо постучали. Встав с колен и, отряхнув от пыли края серой ризы, легат подошел к двери.

На пороге стоял граф Гуго и неизвестный легату уродливый толстяк. Сделав небрежный жест в его сторону, Его Светлость отрывисто представил посланцу Рима своего спутника: — Это Константинус, лучший лекарь в городе. Он никогда не посмел бы и близко подойти к моему дворцу, если бы не одно обстоятельство. Впрочем, он все расскажет сам.

Лекарь сложил лодочкой руки на необъятном пузе и на коленях подполз к Бартоломео Каэтани. Посланец Папы небрежно благословил лекаря и вкрадчиво поинтересовался: — Что случилось, чадо? Поведай об этом слуге Господа.

Мысленно граф ухмыльнулся. Посланец Папы кутал худенькое тело в складках ризы, но торчавшая из ворота тонкая и длинная шея превращала легата в цыпленка. Да и тонкие волосы вокруг тонзуры на маленькой голове весьма напоминали цыплячий пух. Цыпленок в ризе, да и только.

Это сходство еще больше было заметно именно теперь, когда рядом с Каэтани на коленях стояла пивная бочка, на которую весьма походил Константинус. Более непохожих людей нужно было еще поискать.

От благословения хилой руки лекарь принялся хмыкать носом и причитать по-бабьи, благо Бог щедро наградил лекаря — было чем шмыгать. При этом Константинус заливался слезами и изо всех сил пытался поцеловать руку священника, всем своим видом выражая нерукотворную радость овечки от встречи с пастырем. Старательно изображал недоумка старый лекарь. И не просто недоумка, а крещенного покойным епископом Мартином, умершим в Ашуре лет тридцать назад. Вскоре после его смерти ведьмаки надавили на городской Совет, и миссию взашей вытурили из города.

Отлично играл свою роль старый лекарь, так играл, что папский посланец уверовал в явление заблудшей овечки. Не знай граф хитрого лекаря уже почти полвека, сам бы поверил. Но пауза слишком затянулась, Его Светлость решил поторопить вошедшего во вкус Константинуса.

— Слушай, лекарь, ты дело говори его преподобию, а не слезы лей от радости. Изложи нам все по порядку, не суетясь и во всех деталях.

В руках графа Гуго, как по волшебству, появился кошель с золотом. Рыдания лекаря молниеносно затихли, и Константинус, поднявшись с колен, выпалил в пространство: — А что рассказывать. Чума в городе, вот и все подробности. Крысы третий день дохнут, а сегодня на базаре, что у квартала Медников, трех доходяг нашли. Чума, как есть чума. Послал кару нам Господь за грехи наши великие…

Бартоломео Каэтани взмахнул рукой — и причитания лекаря вторично как отрезало. Было похоже, что посланец Рима доволен словами старого лекаря. Миг спустя лицо легата приняло скорбный вид, только в глубине глаз играла злая радость. Для планов священника все выстраивалось как нельзя лучше. Однако со скорбным ликом легат продолжил расспрашивать лекаря: — Скажи мне, чадо, кто еще, кроме тебя, знает о чуме? Возможно, в городе о ней уже говорят?

От ласкового голоса Каэтани в воздухе запахло ядом и смертью. Граф и лекарь отлично поняли, что имел в виду посланец Папы. Оба поняли, что предлагает легат графу Гуго убить лекаря, знающего о чуме. Пусть вымрет город язычников от кары Божией, пусть выжившие навеки запомнят гнев Божий. Смерть ждет ашурцев за изгнание слуг Божиих. И он, Бартоломео Каэтани, станет мечом Господа, обратившим язычников в прах!

Графа передернуло, до такого безумного злодейства даже он не мог додуматься. Слыхано ли это — скрыть в городе весть о чуме! Ведь вымрет весь город! Граф всю жизнь карабкался к власти по лестнице из трупов, искренне считая, что жестокость должна быть необходимой. Понапрасну убивать граф не любил. Именно поэтому Его Светлость сдержался и не позвал стражу и палачей для Бартоломео Каэтани.

Для себя граф Гуго решил окончательно: Каэтани скоро умрет от наиболее мучительного яда! Этот заморыш собрался выморить целый город! Мой город!

Возникшая мысль запытать легата до смерти, была приятной, но, к сожалению, жизнь редко складывается столь удачно. Впрочем, если Христово воинство повернет домой, а не станет ожидать конца чумы, то Каэтани ждет отдых в новой камере пыток. И ничего приятного для легата в этом отдыхе не будет.

Его Светлость готовился не только к коронации, но и удержанию короны на своей буйной голове. В частности, вчера мастера закончили постройку новой камеры пыток с дополнительными приспособлениями. Кроме того, граф Гуго выписал новых палачей из Багдада, справедливо рассудив, что восточные пытки превосходят всякое воображение, а страх подданных стоит небольших расходов.

Камера была готова к работе, но из имеющихся в темнице узников никто не подходил на роль «первопроходца». А вот Каэтани! Граф с грустью вздохнул: будем надеяться, будем надеяться…

Константинус отлично понял и графа, и легата Папы. Его огромное тело задрожало от ярости. Впрочем, ослепленный собственным будущим, Каэтани счел эту дрожь вызванной страхом и милостиво кивнул, одобряя лекаря. Но несмотря на эту милость, было ясно, что лекарь для него уже труп.

Константинус немедленно продолжил свою повесть все тем же голосом скопца-идиота: — Конечно, все говорят! Я сегодня, когда на базар вышел, у тех тел еще пяток зевак видел. Весьма достойные люди, приказчики, по купеческой части. Поведали мне, что лекари уже ушли, меня не дождавшись. Заявили приказчикам, что от чумы померли доходяги, и пошли по домам.

Для себя Константинус решил открыть графу Гуго тайну нового яда. Смерть от него была долгой и весьма мучительной. Каэтани необходимо уничтожить, как бешеную собаку. Будущая власть окончательно задурила ему голову, легат перестал присматриваться к окружающим его людям, свято уверовав в свою непогрешимость. Но не зря говорили ашурские ловкачи: «Не долго музыка играла, недолго фраер танцевал!»

Когда граф и лекарь вышли из покоев Каэтани, оба не проронили ни слова. Каждый думал о своем. Узнал бы их мысли легат — сразу бы собрал вещички и дал бы деру из города. Но не знал Каэтани мыслей своих собеседников. Не понял, что беседовал со своей смертью.

Вдвоем ужинали граф и лекарь. Долгой была беседа о правильном приготовлении жаркого. Дважды вызывали к себе повара, и толстяк рассказывал новые рецепты блюд из мяса. Особый упор лекарь сделал на два острых, забивающих любой вкус соуса. Со своей стороны граф Гуго указал повару, что новые соусы нужно начать в совершенстве готовить через месяц, от силы полтора месяца. Наконец отпустив повара, Его Светлость и Константинус вернулись к беседе о способах приготовления различных угощений, при этом лекарь объяснил графу Гуго, что сочетание двух его соусов, по отдельности совершенно безопасных, приводит к вполне неожидаемому исходу.

Прервал их беседу доверенный слуга, сообщивший, что легат Папы отправил крылатых гонцов к армии, плывущей в Ашур. Не одного, а целых трех голубей направил Бартоломео Каэтани к Христову воинству

Теперь оставалось только ждать. Неизвестно, как поведет себя предводитель баронских отрядов. Про себя граф решил, что лучше быть живым графом, чем мертвым претендентом на ашурский престол. Даже при отступлении Божьего воинства граф кое-что выгадывал Каэтани умрет в камере пыток, и все планы захвата власти в Ашу-ре останутся тайной. Кроме того, в ближайшие несколько дней лучший из ловкачей Ашура принесет посох Абдуррахмана. В обмен на посох Мерлин предоставит драгоценное снадобье долгой жизни. И если кто-либо и сможет открыть тайну его рецепта, так это будет старый лекарь Константинус.