В голове у Рогволда мелькнула шальная мысль и, отведя ведьмака в сторону, он ему шепнул свое предложение: — Слушай, Винт, а у тебя с собой есть этот порошок? Если есть, то можно его сыпануть на стражей, когда они жезл из хранилища потащат, или в само хранилище через вытяжку сыпануть. И бери жезл голыми руками!
Идея пришлась ведьмаку по вкусу. Винт сжал руку Рогволда и с уважением глянул на руса. Но вначале было нужно отыскать способ открыть решетки и найти наконец звездочета. Этот вопрос прояснила пленница. Все еще кашляя, она любезно поведала о том, что решетки отпираются специальными рычагами, которые находятся за соседней дверью. О самом Гостомысле она ничего не знала, но там же должна быть и грамотка, в которой было написано, где какой узник сидит. Любезность девушки, назвавшейся заморским именем Кетрин, объяснялась ножом нганги у горла и связанными руками. Руки ей связал все тот же Карим-Те, рассудивший, что пока они ищут старика, Кетрин сможет наделать глупостей.
Винт тотчас приступил к взлому двери. Замок быстро поддался хитрой железке в руке ведьмака. Пленница не солгала — всю противоположную стену горницы занимали маленькие рычаги. В грамотке значилось, что Гостомысл находится в двадцать второй клети, в аккурат напротив ниши Кетрин. На рычагах не было никаких надписей, но Винт с первого раза открыл нужную нишу.
Гостомысл лежал прямо на разлагающихся телах. Руки старика были вывернуты в плечах после пыток на дыбе. Он был без сознания и напоминал труп. Все его тело представляло сплошную рану, и было удивительно, что сердце старца-звездочета еще бьется. Когда его бережно вынесли из темницы, нганга приступил к лечению.
Но все усилия Карим-Те оказались напрасны. Старик на миг пришел в сознание, и бледные губы прошептали: — Колдун с Юга. Ты долго шел.
После чего он вновь впал в забытье. Рогволд склонился над ним, и когда через несколько минут Гостомысл вновь пришел в себя, рус быстро проговорил условные слова, которые ему дал Филин. Старик понял Рогволда, губы его шевельнулись в последний раз: — Поздно, спроси у волхва Светозара.
Потрясенная четверка стояла над мертвым телом старика Смерть успокоила Гостомысла, черты лица стали строже. Казалось, годы отступили назад, разгладились морщины, но взгляд мертвых глаз стал еще тверже, еще несгибаемей. И лицо мудреца стало лицом воина. Воина, жившего, когда подобает жить, и умирающего, когда подобает умереть. Перед лицом такой смерти затихла, замерла Кетрин, до того пытающаяся избавиться от веревок, пользуясь тем, что все сгрудились рядом с Гостомыслом.
Нужно было достойно похоронить умершего. Вернее, умерших рядом — со звездочетом на каменный пол коридора положили пятерых мертвецов из его камеры. Рогволд закрыл Гостомыслу глаза и начал молиться Роду, прося его принять душу ушедшего в Ирий и оградить в пути от слуг Чернобога. Карим-Те, порывшись в своем мешке, извлек сверток, который положил на грудь старика.
Они отошли обратно к лестнице, и нганга уже поднял руку, готовясь начать свое волшебство, но возникла небольшая заминка по вине
Кетрин. Винт разрезал веревки на ее руках и скомандовал: — Уходи!
Но, как говорили в Ашуре, у хорошего человека всегда найдется пара слов.
— Я так понимаю, что вам нужно это. — Тут девица достала из-за пазухи похищенные Ингой свитки с картой подземелий. И, несмотря на всеобщее изумление, Кетрин бойко продолжила: — Иначе зачем вам гнаться за этой сучкой? Я сейчас.
Она подошла к одному из убитых и достала из-за голенища рваного сапога кусок бересты, на котором красовался план подземелья некромантов. Вернувшись с ним к ничего не понимающей четверке, Кетрин без стеснения начала сравнивать бересту с картой, полученной Винтом от графа Гуго.
Пока его спутники оторопело переглядывались, Винт наконец понял, кого они освободили из темницы. Вернее, не они, а Инга, но суть от этого не менялась. О Катрусе, как ее звали подельники и городская стража, в городе ходила не одна легенда.
Лихая атаманша славилась как грабежами на дорогах, так и дерзкими кражами. Впрочем, слово свое она, в отличие от многих, держала и долги платила. А чем платить, золотом или кинжалом — ей было без разницы. Когда у покойного Абдуллы, торговца коврами, возникли проблемы с начальником городской стражи, то начальник стражи и двух дней не прожил. Пришлось дерзкой атаманше бежать из города и заняться грабежами на большой дороге. Гильдия Ловкачей такого беспредела не прощает, но Каруся свой долг перед Абдуллой выполнила.
Винт знал историю жизни Кетрин. Двадцать пять лет жила на свете отчаянная атаманша, но история ее жизни могла составить толстенную летопись. Много дорог было в ее жизни, дорог, не выстланных бархатом, не усыпанных розами. Много дорог, и все вели русоволосую воительницу через смерть. Плохие времена, хорошие времена — все перемешалось в ее жизни.
Отцом Кетрин был ханьский купец Ван Хо, Третий Хо, как звали его в Ханьском квартале. Славился молодой купец на весь квартал воинским искусством и сыновней почтительностью. Как все его почтенное семейство, принадлежал Ван Хо к клану Фениксов, среди учителей которого славился его отец, Ли Хо.
Да и талантом купеческим Яшмовый Владыка не обделил Ван Хо. Куда ни поедет по торговым делам, везде добра полные рукава. Из одной такой поездки и привез с собой жену-славянку по имени Мирослава, несмотря на то, что давно был обручен с дочерью богатого купца из семьи Вань. Первый и последний раз нарушил Ван Хо волю отца.
Крутой нрав имел старый Ли Хо, славился упрямством да вспыльчивостью. В гневе выгнал из дома старый отец сына с беременной женой, но вскоре поостыл, сменил гнев на милость, принял обратно, не желая позора на свой род. Негоже почтенному человеку при живом сыне завещать добро родичам жены.
Родила Мирослава девочку, нарекла именем Кетрин в память о кормилице своей. Ничего не сказал ее муж, промолчал и старый Ли, глава рода. Хотел внука Ли Хо, но вскоре всем сердцем прикипел к внучке. Баловал, но и про науку не забывал. Вопреки всем законам начал учить с двух лет воинским искусствам да фехтованию, благо меч Цзянь и младенец в руках удержит. А когда выяснил старик, что внучка его в ратном деле обоерукая, совсем обрадовался, начал парному мечу учить.
Умер от чумы веселый купец Ван Хо, любящий муж и отец, когда Кетрин пяти лет не исполнилось, а через месяц кто-то из родственников отравил мать. После смерти сына, вопреки обычаю, отдал дедушка Ли внучке меч сына, стал старый мастер Ли Хо ей отцом и матерью на десять лет.
Быстро же они пролетели, эти десять лет, и когда умер старый Ли Хо, по завету его половину дома и добра отошло Кетрин. Но не дремали родичи, и племянник Чжан, ставший новым главой рода, взял Кетрин себе в наложницы, захватив ее долю наследства.
Вошла девица, да только не в дом мужа, а в притон с гулящими девицами, по-ханьски именуемыми певичками. Держал такой притон Чжан Хо, а кроме него еще и две опиомокурильни. Начал племянник со всей своей родней после смерти Ли Хо подсчитывать деньги да плетью и палкой приучать Кетрин к ремеслу певички.
Но не вышло. Ненастной ночью забулькал перерезанным горлом пьяный Чжан Хо. Взяла в руки Кетрин мечи Цзянь деда и отца, закинула за спину торбу с серебром и вышла за ворота на все четыре стороны. Хорошо ей была видна дорога от света подожженной усадьбы семьи Хо. Навсегда высохли слезы ее от того пламени. Кончились вскоре деньги, и остались у нее из добра искусство воинское, да мечи наследственные, да слово верное.
Ходила она по дорогам где каравану охранницей, где каравану погибелью. Собрала вокруг себя два десятка молодцов и начала жить лихим промыслом. Правда, до душегубства редко доходило, вызывала Кетрин старшего охранника на бой, не до смерти, а до крови первой. Когда проигрывал старшой единоборство, брала с каравана десятину себе и бойцам своим. И в память об отце никогда не трогала купцов ханьских.
Лазила со своими бойцами по старым подземельям, искала в городах заброшенных клады да лихим набегом брала добычу с караванов. И с добычи той не платила ни Богу, ни черту, ни графу Гуго.