Я пошатнулся, колени подломились, я метнул в вероломных предателей заклятие. Но они выставили вперед свою добычу, камни-иоун поглотили магию, как губка — воду.

Ни слова не говоря, не разразившись даже ликующими криками — вот за какого незначительного противника они держали меня, — архивейльты уселись в свой экипаж и были таковы. В этой области космоса, в непосредственной близости от «Ничего не», меня ожидала неминуемая гибель, поэтому они ничего не опасались.

Пока Моррейон говорил, красные камни побледнели, голос его дрожал от волнения, которого он до сих пор ничем не выказывал.

— Я остался в одиночестве, — хрипло продолжал он. — Умереть я не мог, поскольку находился под действием заклинания неустанной подпитки, но не мог и сдвинуться ни на шаг, ни на дюйм от забитой черной пылью полости, иначе от меня остался бы лишь отпечаток на поверхности сияющего поля.

Я стоял, не шелохнувшись, — сколько времени, сказать не могу. Годы? Десятилетия? Не помню. Все это время я пребывал в каком-то тупом оцепенении. Мозг лихорадочно работал, изыскивая способы спасения, а отчаяние придавало храбрости. Я принялся искать камни-иоун и добыл те, которые вы сейчас видите рядом со мной. Они стали моими друзьями и принесли утешение.

Тогда я взялся за новое дело, на которое, не будь я доведен до отчаяния, никогда не замахнулся бы. Я накопал черной пыли, смочил собственной кровью, чтобы получилась кашица, из этой кашицы я слепил круглую пластину четырех футов в поперечнике. Наконец с этим было покончено. Я забрался на пластину, пристегнулся зазубренными крючками и взмыл с поверхности половинчатой звезды. Я очутился на свободе и плыл на своем диске над бездной! Я был свободен, но одинок. Вы не поймете, что я пережил, до тех пор, пока не очутитесь, как я, в космосе, без малейшего представления, куда двигаться. Вдалеке я заметил одинокую звезду, бродягу и скиталицу, к этой-то звезде я и направился.

Сколько времени длилось мое путешествие, я тоже не знаю. Когда я решил, что преодолел половину пути, то развернул диск и замедлил движение. Это путешествие я помню слабо. Я разговаривал с моими камнями, поверял им свои мысли. Кажется, эти разговоры успокаивали меня, потому что первую сотню лет меня душила ярость, которая затмевала все разумные мысли; ради того, чтобы нанести хотя бы булавочный укол лишь одному из моих обидчиков, я готов был сотню раз погибнуть мучительной смертью! Я рисовал в уме сладкие картины мести, упивался воображаемыми пытками, которым намеревался подвергнуть своих недругов. Порой меня охватывали приступы невыразимой тоски: пока все остальные предавались радостям жизни, закатывали пиры, наслаждались дружбой и ласками возлюбленных, я в одиночестве торчал посреди космоса. Ну ничего, будет и на моей улице праздник, обещал я себе. Мои враги еще будут страдать, как страдал я, и даже хуже! Но мало-помалу гнев улегся, и по мере того, как камни узнавали меня, они приобретали свои чудесные цвета. У каждого из них есть собственное имя, каждый из них неповторим, я отличаю их по их движениям. Архивейльты считают эти камни мозговыми яйцами огненного народца, который обитает внутри мертвых звезд, так это или нет, я не могу сказать.

Наконец я высадился на мою планету. Гнев мой уже угас. Я был спокоен и безмятежен, каким вы знаете меня теперь. Былая жажда выглядела теперь глупо. Я обратил свои помыслы к новому существованию, с течением эпох я построил свои здания и пирамиды и зажил новой жизнью. Шахары возбуждали мой интерес. Я читал их книги, постигал их науку…

Пожалуй, тогда я начал жить во сне. Моя былая жизнь отошла куда-то далеко, стала казаться вздорным пустяком, которому я придавал все меньше и меньше значения. Я удивлен, с какой легкостью вспомнил земной язык. Возможно, камни сохранили для меня это знание и извлекли его на свет, когда пришла нужда. Ах, мои чудесные камешки, что бы я без них делал?

Теперь я снова среди людей. Я знаю, как сложилась моя жизнь. Осталось еще несколько пробелов, но со временем я восполню их все.

Моррейон умолк и задумался, несколько синих и алых камней быстро потускнели. Он содрогнулся, как будто коснулся гальванической эссенции, его коротко подстриженные белые волосы как-то ощетинились. Он медленно шагнул вперед, заставив кое-кого из волшебников обеспокоенно поежиться.

Моррейон заговорил другим голосом, не тем задумчивым и погруженным в воспоминания, каким рассказывал свою историю, а с резкой скрипучей ноткой.

— Теперь я откроюсь вам. — Он остановил взгляд своих блестящих черных глаз по очереди на каждом лице. — Я намекал, что моя ярость утихла с течением эпох, это так. Рыдания, которые раздирали мне горло, скрежет зубовный, гнев, от которого моя душа скручивалась в узел и разрывалась от боли, — все это осталось в прошлом, ибо теперь мне нечем подпитывать мои эмоции. После горьких раздумий пришла беспросветная печаль, а за ней покой, который нарушило ваше появление.

Теперь на меня снизошло новое настроение! Как мое прошлое стало явью, так и я вернулся к былым привычкам. Однако есть разница. Теперь я человек холодный и осмотрительный, возможно, мне уже никогда не испытать тех исступленных порывов страсти, сжигавших некогда меня. С другой стороны, определенные периоды моей жизни до сих пор покрыты туманом.

Еще один красный камень утратил свой яркий цвет, Моррейон напрягся, в голосе его зазвучали новые нотки.

— Причиненное мне зло требует отмщения! Архивейльты с Джангка должны сполна заплатить за свои гнусные деяния! Вермулиан Сноходец, сотри символы, которые ты начертал на своем колесе управления! Теперь наш путь лежит на планету Джангк!

Вермулиан вопросительно оглянулся на коллег. Ильдефонс откашлялся.

— Предлагаю, чтобы наш гостеприимный хозяин Вермулиан сначала сделал остановку на Земле, чтобы высадить тех, у кого есть безотлагательные дела дома. Все остальные вместе с Вермулианом и Моррейоном отправятся на Джангк. Так будет удобнее.

— Ни одно дело не может сравниться по безотлагательности с моим, которое и так уже ждало слишком долго, — со зловещим спокойствием в голосе заявил Моррейон. — Прибавь огня в скоростекадильнице! — обратился он к Вермулиану. — Держи курс прямо на Джангк.

— С моей стороны было бы непростительной ошибкой не напомнить о том, что архивейльты — могущественные волшебники, — нерешительно вставил Мгла-над-Устлой-Водой. — Они, как и ты, владеют камнями-иоун.

Моррейон яростно взмахнул руками, за его ладонями протянулся искрящийся след.

— Магию порождает личная сила! Одной моей ярости хватит, чтобы уничтожить архивейльтов! Предстоящая стычка только раззадоривает меня! О, они пожалеют о своих злодеяниях!

— Снисходительность всегда считалась высочайшей из добродетелей, — ввернул Ильдефонс. — Архивейльты давным-давно позабыли о самом твоем существовании, твое мщение покажется им несправедливой и ненужной напастью.

Моррейон стремительно обернулся и впился в него взглядом своих сверкающих черных глаз.

— Я не разделяю подобного мнения. Вермулиан, делай что сказано!

— Мы отправляемся на Джангк, — провозгласил Сноходец.

На мраморной скамье меж двух увешанных серебристыми плодами лип сидел Ильдефонс. Рядом с ним стоял Риальто, грациозно водрузив одну ногу на скамью, — выбранная поза позволяла ему в самом выгодном свете продемонстрировать свой плащ из розового атласа на белоснежной подкладке. Летучий дворец проплывал сквозь скопление тысяч звезд, снизу, сверху и по обеим сторонам сияли огромные солнца, хрустальные шпили дворца сверкали и искрились в их свете. Риальто уже выразил свою озабоченность поворотом событий. Теперь он заговорил снова, с большим нажимом.

— Легко говорить, что этому человеку недостает возможностей, как он утверждает, грубая сила вполне способна преодолеть разнообразные ухищрения.

— Силы Моррейона подхлестывает истерия, рассеянная и ненаправленная, — без обиняков заявил Ильдефонс.

— В этом-то и кроется опасность! А вдруг по чистой случайности его гнев изольется на нас?