Мэтью со вздохом накрыл лицо Пирса обрывком паруса. Дождь прекратился, и сквозь облака старалось прорваться солнце, но воздух был настолько наполнен влагой и москитами, что казалось, один ад просто заменили на другой.

– Эй, вы!

Мэтт взглянул вверх и растерянно моргнул. Корсары поставили вокруг пленных барьер из обломков и остатков шпангоутов, соорудив загон, который предназначался для коз и овец и в котором остался их запах.

– Вы, с полосатой спиной! Взгляните-ка сюда! Мэтт посмотрел в ту сторону, откуда раздался крик, и узнал лохматого корсара, который накануне вел Адриана к вантам. Рутгер решил, что его мозг сыграл с ним злую шутку, когда увидел стоящую позади Донна высокую фигуру, но затем обрел дар речи и неуверенно поднялся на ноги.

– Адриан!

– Мне сказали, янки, что вы молили о помощи. – Донн сплюнул. – Что ж, получайте.

Мэтью обменялся приветствием с Баллантайном и тут же обратился к Донну с требованием войти в их положение.

– Этим людям необходимо укрытие. И еда. Во имя Господа, разве вы не видите, что они умирают? И умрет еще больше людей, если о них не позаботиться немедленно. Тарелка супа, немного мази от ожогов...

– Хватит скулить, янки! – зарычал Донн. – Или я пущу ваши потроха на приманку для рыб.

Он толкнул Адриана вперед и, снова сплюнув на палубу, закрыл проем в загоне и ушел. У Мэтта опустились плечи, как будто все мускулы вдруг лишились сил.

– Неужели это все люди, которые у нас остались? – прошептал Баллантайн, в ужасе осматривая загон.

– Двадцать три, – мрачно ответил Мэтт. – Шесть человек умерли в течение ночи, Пирс скончался несколько минут назад. А возможно, это произошло час назад... или два часа... Я уже ничего не знаю.

Адриан всмотрелся в своего друга. Мэтт, очевидно, был на пределе выносливости – они оба были на пределе, но ни один из них не мог позволить себе роскошь упасть без чувств.

– Можно сесть там. – Мэтт повел Адриана к перевернутому ящику. – У тебя что-нибудь пострадало, кроме головы?

– Ничего серьезного, кроме моей гордости. Можно как-нибудь избавить меня от этих веревок?

Мэтт провел по толстой веревке пальцами, в которых не было сил даже для того, чтобы сдвинуть с места тугой узел.

– Мне понадобилось бы около часа, чтобы перегрызть их, – с досадой пробурчал он.

– У меня в кармане бриджей... Вчера, еще до того, как начался весь этот кошмар, я положил туда свою бритву. Насколько я могу судить...

– Она еще там! – воскликнул Мэтт и достал тонкое складное лезвие. Быстро оглянувшись по сторонам, чтобы проверить, не наблюдает ли за ними кто-то из охранников, он начал перерезать веревки. Занимаясь этим делом, он с любопытством рассматривал белую повязку на голове Адриана. – У тебя есть личный врач, о котором я не знаю?

– Девушка, – объяснил Адриан. – Она подштопала меня.

– Кортни? Она жива?

– К сожалению, да. А-а... – Веревка лопнула, и Адриан осторожно потер растертую, воспаленную кожу на запястьях. – Она не прожила бы долго, если бы я смог сдавить руками ее горло.

– Она здесь совсем ни при чем.

– Я не уверен в этом. Сколько человек охраняют этот загон?

– Четыре или пять. А что?

– Естественно, вооруженные?

– Как небольшая армия.

– А «Орел»? О нем что-нибудь известно?

– Ничего. Ты что, надеешься, что оттуда поступят какие-нибудь известия?

– Я не верю, что они склонят головы и будут вилять хвостами, как побитые собаки!

– Ты же не думаешь всерьез...

– Мэтт, нас везут в Триполи. Они планируют отбуксировать туда «Орел» и передать его в руки Караманли вместе с несколькими дюжинами заложников – или рабов, в J зависимости от того, в каком настроении будет его высочество. В любом случае ты понимаешь, что останется от планов коммодора Пребла быстро закончить эту войну?

– От них мало что останется, – тихо ответил Мэтт. – К сожалению, я не вижу, что ты можешь сделать, чтобы этому помешать.

– В данный момент я тоже не вижу, но мы должны что-то придумать. – Его взгляд блуждал по разбитому корпусу «Орла». Корабль стоял на якоре менее чем в пяти ярдах от «Ястреба», и Баллантайн ясно видел, что и на нижней, и на верхней палубах кипела работа. – Если бы только нам удалось найти способ связаться с ними...

Эндрю Раунтри, сержант с «Орла», смотрел через узкий промежуток воды, разделявший два корабля, с трудом подавляя желание задрать голову к разбитым переборкам и закричать. Двадцатилетний моряк был зол и чувствовал себя униженным из-за того, что его взяли в плен несколько грубых пиратов. Прошло много времени с тех пор, как он решил, что не может быть ничего лучше, чем посвятить свою жизнь службе на благо своей страны, и никогда забота о собственной безопасности не управляла его поступками. Единственное, что охлаждало его пыл сейчас, – это сознание того, что он и его товарищи остались без руководства. Их строго охраняли, били за каждое проявление неподчинения, кормили объедками и ограничивали в питье, и потому они не могли восстановить силы, которые потеряли за последние двадцать четыре часа. То, что раненых взяли в заложники, чтобы добиться повиновения американцев, было еще одним средством устрашения – возможно, самым главным, – как и строгая изоляция старших офицеров «Орла». Лейтенант Баллантайн был на борту «Ястреба», Дженнингс тоже, насколько могли судить моряки «Орла»; второго лейтенанта Фолуорта на рассвете забрали и перевели на другую сторону «Орла», и с матросами остались лишь два младших гардемарина, сам Раунтри и Ангус Макдональд, который всего на один ранг был выше рядового.

Без командиров люди растерялись, но Раунтри отказывался мириться с таким положением дел, пока оставалось в живых сто сорок шесть членов команды одного из лучших военных кораблей, плавающих по морям. У него и в мыслях не было сдаваться, и он старался придумать, как использовать своих людей. Если бы только он мог найти способ связаться с теми, кто был на «Ястребе»! Он видел, как лейтенанта Баллантайна отвязали от вантов, но тот был скорее похож на мертвого, чем на живого, однако то, что он все же двигался и дышал, вселяло некоторую надежду.

Почувствовав у себя на локте твердую руку, Эндрю оглянулся и, увидев рядом с собой шотландца Ангуса Макдональда, откинулся на переборку, и свет, который проникал сквозь пробоину в наружной обшивке корпуса судна, упал ему на лицо. Остальное помещение кладовой было погружено в темноту из-за стремления сэкономить единственный масляный фонарь, который давал больше дыма, чем света. Воздух в кладовой, битком набитой телами, был тяжелым, а наполненный до краев бочонок с нечистотами, не опорожнявшийся с момента заключения моряков под стражу, только усиливал зловоние.

– Вам нужно хоть немного поспать, дружище, – мягко пожурил шотландец Раунтри. – Вы всю ночь не спали, колотя молотком, словно за вами гнался сам дьявол. Не будет ничего хорошего, если вы свалитесь в лихорадке.

– Я не могу спать, Ангус. Бог свидетель, я устал, но каждый раз, как я закрываю глаза...

– Да, дружище, да, я понимаю, что вы испытываете. Я сто раз видел, как люди вроде вас умирали у меня на глазах.

Эндрю вздохнул. Ангус заработал ожог предплечья во время обстрела Змеиного острова, ушибы ребер и глубокую рану на щеке в сражении на берегу, легкую рану на плече во время попытки мятежа на «Орле» и вспухшие розовые рубцы на спине от порки. Во время морской битвы с «Ястребом» к этому добавился набор синяков и царапин, и – как финальный удар – роскошные густые усы, его гордость и слава, на верхней губе обгорели, когда он гасил огонь на палубе.

– Ангус, почему вы не лежите? – сочувственно спросил Раунтри.

– Потребовалось бы гораздо больше таких укусов, чтобы уложить Макдональда. Смотрите, мерзавец принес нам еду. Она не слишком приятно пахнет, но вам лучше съесть ее, чтобы не потерять силы.

– Силы для чего, Ангус? – устало вздохнул Раунтри. – Силы, чтобы восстановить наш корабль и дать возможность этим негодяям доставить его в Триполи как трофей? Паша разрисует его в желто-зеленые цвета и развесит на мачтах бумажные фонарики. Если бы только... – Он повернулся и снова посмотрел на пробоину в корпусе. – Если бы только найти какой-нибудь способ установить контакт с «Ястребом», с лейтенантом Баллантайном, например. Если бы мы могли просто поговорить с ним, дать знать о себе.