– Мистер Фолуорт!

– Да, сэр? – с готовностью подскочил второй лейтенант.

– Заприте этих людей – обоих – в их каютах. Они считаются арестованными и на данный момент лишены званий.

– Арестованы? – Фолуорт с трудом поверил своим ушам.

– У вас есть, возражения, лейтенант? – раздраженно поинтересовался Дженнингс, выплеснув часть своей злости на Фолуорта.

– Нет, сэр. Нет, я...

– Вашу саблю, пожалуйста, мистер Баллантайн. – прервал его на полуслове и снова обратил свой гнев на Адриана. Заметив, как у Баллантайна сжались кулаки, и прочитав в его глазах глубокое презрение, он в бешенстве обернулся к стоявшему рядом моряку. – Солдат, если этот офицер сейчас же не сдаст свою саблю, приказываю вам достать револьвер и застрелить его на месте!

Моряк был явно смущен таким приказом и вздохнул с облегчением, когда руки Баллантайна медленно двинулись к пряжке ремня. Адриан снял с ремня ножны и, насмешливо козырнув, вручил их Дженнингсу. У капитана лицо покрылось красными пятнами, когда он принимал полированную сталь и ножны.

– А теперь чтобы я вас больше не видел! – прошипел Дженнингс. – Убирайтесь и прихватите с собой эту трусливую пиявку. И не попадайтесь мне на глаза.

– С удовольствием, – буркнул Адриан и, повернувшись спиной к двум офицерам, помог Мэтью встать на ноги.

Стук сапог по палубе эхом раскатывался в напряженной тишине, когда Адриан и Малыш Дики вели раненого доктора вниз, в его тесную каюту.

Там они уложили его на койку и осторожно сняли остатки сюртука и рубашки, чтобы осмотреть спину. Пересекающиеся рубцы, красные и воспаленные, вздулись почти по всей спине и плечам Мэтью; некоторые кровоточили, и Дики осторожно промокнул их тканью. Адриан достал с полки фляжку рома и налил изрядную порцию в жестяную кружку.

– Вот, выпей.

– Нет... мне не нужно.

– Будет нужно, когда я начну втирать скипидар, – сухо пояснил Адриан.

– Вероятно, ты прав. – Мэтью с трудом перевел дыхание и, кивнув, взял кружку. – Я никогда не был героем.

Губы Адриана дрогнули в улыбке, затем улыбка стала шире, и через несколько секунд мужчины уже смеялись над нелепостью такого заявления.

– Полагаю, теперь мы это исправим, – перестав смеяться, сказал Мэтт.

– Полагаю, так, старина.

– Тогда почему ты не беспокоишься? Ты же не думаешь, что тебе удастся избежать еще одного военного суда?

– Пей, – приказал Адриан. – И если тебя это хоть немного утешит, то я беспокоюсь.

Отис Фолуорт был в восторге. Неожиданный поворот утренних событий чрезвычайно его обрадовал. Он рассчитал, что в какой-то момент Баллантайн и Дженнингс постараются уничтожить друг друга. Перед Дженнингсом стояла сложная задача сделать так, чтобы Баллантайн сорвался во время своего испытательного срока, но с ней не так-то просто было справиться, поскольку Баллантайн обладал врожденным кодексом чести и морали, которым прикрывался словно судейской мантией. Фолуорт наблюдал и ждал. Он разыгрывал имевшиеся у него на руках карты не спеша и осторожно, желая быть уверенным, что независимо от того, кто одержит победу, он, Отис Клеймор Фолуорт, примкнет к победившей стороне.

До последнего часа казалось, что весы склонились в пользу Баллантайна, и Фолуорт даже вызвался помочь ему загнать в угол другого мерзавца! Дженнингс был ничтожеством, выскочкой, принадлежавшим к вымирающему поколению морских офицеров – тех, кто купил свою власть, а не заслужил ее. Нужно было только дождаться, когда такие, как Пребл, возьмут верх, Преблы, Баллантайны и вся эта банда марширующих патриотов, которые своим потом, кровью и знаниями обеспечили себе место на вершине власти. Фолуорт все бы отдал за то, чтобы принадлежать к элите, он мечтал, чтобы его имя стояло в одном ряду с именами Декейтера, Лоуренса, Портера и Стюарта – «мальчиков» Пребла.

Скромная миссия Баллантайна на борту «Орла» реально открывала Фолуорту такую возможность – поймать шпиона и стать настоящим героем. Вознаграждение будет достойным: капитан Фолуорт, коммодор Фолуорт, контр-адмирал Фолуорт. А возможно, и сам президент услышит о подвиге Фолуорта! И разве при этом семейные патриархи не усядутся на свои самодовольные зады? Годы язвительных оскорблений останутся позади, раз и навсегда будет положен конец грубым замечаниям: у Отиса самые плохие оценки в школе; Отис не заслужил, чтобы его послали в колледж за границу; Отиса нужно отправить на флот в надежде, что там из него сделают мужчину; из Отиса никогда не получится ничего, кроме третьесортного моряка...

Что ж, он докажет, что они ошибались. Благодаря кузену Чарльзу в Гибралтаре он хорошо знал о цели «испытательного срока» Баллантайна на борту «Орла». Несколько выпивок, несколько откровенных изъявлений патриотизма, и Чарльз выложил всю историю мистификации, касающуюся Сатклиффа. Естественно, все его «планы» держались в строгой тайне, а бедный мальчик был слишком туп, чтобы связать информацию, которой он делился с Отисом, с той, что попадала в руки врагов.

Первые шаги были им предприняты два года назад, как раз перед тем, как кузен Чарльз появился на сцене. Карточный долг подтолкнул Отиса «продать» своего приятеля офицера британской вербовочной службе, вместо того чтобы расплатиться с ним. Когда британский сержант услышал, что Фолуорт служит на американском военном корабле «Орел», еще несколько монет безболезненно скользнули в ладонь Отиса в обмен на сведения о маршруте судна. Обе страны шпионили друг за другом – бесхитростно и безобидно, но совсем не так успешно, как это могло бы быть.

Как раз в это время Фолуорта назначили на вакантное место третьего лейтенанта, и это был его первый шаг вверх по карьерной лестнице с тех пор, как он окончил училище, ничем не выделяясь из ряда младших гардемаринов. Дискредитация второго лейтенанта, Джеймса Уоллеса, стала следующим закономерным шагом; второе повышение вызвало у Отиса самодовольное торжество и открыло перед ним широкие просторы. К тому времени Чарлз прибыл в Гибралтар, военно-морскую базу, принадлежавшую англичанам и американцам, хотя в основном ею владели англичане. Чарльз был приписан к штату служащих командующего эскадрой и имел доступ ко всей переписке Пребла со своими лейтенантами. Чарльз, прежде скромный, тихий как мышь парень, слегка опьянев, начинал хвастаться своим ответственным положением и, как обнаружил Отис, особенно любил это делать в компании других робких молодых людей.

Найти покупателя для этого нового потока информации не составило труда. Умопомрачительные суммы золота, которые Фолуорт запрашивал и получал, возбуждали его, опасность и конспирация гипнотизировали, а от открытия, что такого важного человека, как Адриан Баллантайн, судили лишь для того, чтобы он обнаружил шпиона, просто захватило дух!

Еще одним источником гордости для Фолуорта было то, что в течение двух лет он умудрялся обманывать морское министерство, а также дурачить и водить за нос свою семью и даже своего командира, который, как голодная пантера, следил за всеми поступающими на «Орел» и увольняющимися с него. И Фолуорту представилась возможность сделать по-настоящему удачный ход – убедить Баллантайна, что Дженнингс как раз тот человек, которого он ищет. Простое предположение, мелкая, почти незаметная попытка шантажа – и ему удалось заставить Баллантайна обратить свое оружие против Дженнингса.

К сожалению, сегодня утром на палубе они не набросились друг на друга, не возникла необходимость официального расследования и длинного судебного процесса. А Фолуорт мог бы немедленно получить свое законное место на мостике «Орла», и не нужно было бы делиться с Баллантайном славой за разоблачение шпиона. Фолуорт мог бы одним махом получить все: вознаграждение, геройские почести, «Орел» – и Миранду.

При мысли о Миранде Фолуорт громко вздохнул. Сама идея сделать ее своей любовницей заставила его сердце забиться сильнее, а кровь – бешено пульсировать в конечностях, вызвала покалывание пальцев на руках и ногах и приятное ощущение в паху. Фолуорту уже дважды удалось остаться с ней наедине – правда, воровато и торопливо, но, Господи, что эта женщина умела вытворять руками и ртом! Какие фокусы она знала! От мысли, что можно без помех проводить с ней часы, дни, недели, у него в паху возникла такая боль, что он застонал.