– Триста ударов – это... это... – Капеллан не мог подобрать слов, чтобы передать свое возмущение.

– Это то, что приказал капитан, – резко закончил Баллантайн. – Преступники, вероятно, не выдержат и пятидесяти ударов, так что приберегите свои молитвы до тех пор, когда они смогут принести кому-нибудь пользу.

Преподобный Ноббс вздрогнул от такого жестокого заявления Баллантайна. Адриану и самому было противно, и он пробормотал извинения, но они не достигли цели – капеллан уже быстро шагал по коридору.

– Проклятие! – тихо добавил Адриан, обращаясь то ли к себе, то ли к Фолуорту.

– Лицемерным глупцам нет места на военном корабле, – усмехнулся второй лейтенант. – Вполне очевидно, что он не приспособлен для подобной жизни. Что заставило его сделать такой выбор?

– Почему мы все выбрали эту жизнь? – спросил Баллантайн, отрицательно покачав головой в ответ на предложенную Фолуортом понюшку табака.

– Я знаю, почему это сделали некоторые из нас. Например, семейная традиция. Все мужчины в моей семье служили в армии в том или ином звании. Некоторые, правда, не успели дослужиться до адмирала – британского военного флота, разумеется. Только мой отец не оправдал ожиданий. Он эмигрировал в колонии, боролся там за независимость и, к его несчастью, дожил только до младшего капитана. Пуля прямо в голову, из американского ружья, ни больше ни меньше.

– Примите мои соболезнования. А теперь, если вы меня извините...

– Я и не думал, что Старик так отблагодарит вас за то, что вы предотвратили настоящую катастрофу.

Адриан вздохнул, ему не требовалось сочувствие, особенно в данный момент.

– Да я и не ожидал от него похвалы.

– Тем не менее, – Фолуорт, испытывая терпение Адриана, взял изрядную щепотку табака, вдохнул ее и задержал дыхание, – он мог хотя бы похлопать вас по плечу. Не многие люди без оглядки бросились бы в это пекло – я не шучу! И уж конечно, не наш бесстрашный командир. А потом сделать крутой поворот и взять одного из пиратов себе в слуги – что ж, могу сказать вам, Дженнингс чуть ли не рвал на себе волосы, когда услышал об этом.

– Я польщен, что он потрудился заметить то, что я делаю, – резко заметил Баллантайн. – А теперь, извини-;, те, меня ждут дела внизу.

– О, он все замечает, мистер Баллантайн. Знаете, он следит за вами, как голодный хищник. Ему хочется только одного – прийти в Гибралтар и преподнести морскому министерству вашу голову, разделанную на куски и зажаренную.

– Вы не рассказываете мне ничего такого, чего бы я уже не знал.

– Вы знаете, что он следит за вами? – Тонкие губы растянулись в деланной улыбке, которая совсем не коснулась светло-карих глаз. – Днем и ночью. Думаю, если вы вспугнете несколько теней, то обнаружите одного-двух гардемаринов, мечтающих заработать дополнительные полоски на обшлага.

Адриан смотрел на младшего лейтенанта, человека, которого он никогда не любил и которому никогда не доверял, и размышлял о том, что стоит за неожиданным проявлением дружеских чувств, но, будучи не в настроении глубоко вникать в эти тонкости, он напрямик спросил его об этом.

– Ну, потому, что я на вашей стороне, верите вы в это или нет. – Улыбка Фолуорта стала еще шире. – И потому, что в некотором смысле я восхищаюсь задачей, которую вы намерены решить, и мне не хотелось бы видеть, что вы или группа ваших сторонников потерпит неудачу, когда до успеха останется совсем немного.

– Вы говорите загадками, Фолуорт. Поясните.

– Речь идет, сэр, о вашей небольшой охоте на ведьм, о вашей игре «шпион, поймай шпиона». Было бы стыдно согласиться на компромисс в самом конце игры, не так ли, капитан?

Баллантайн никак не отреагировал, и только глаза у него потемнели, когда Фолуорт особо подчеркнул более высокое звание.

Щелчком закрыв табакерку, Фолуорт продолжал широко улыбаться, пока не заметил блеск в глазах Адриана.

– Пойдемте ко мне в каюту, лейтенант, – невозмутимо произнес Адриан. – Мы можем поговорить, пока я буду переодеваться.

– С удовольствием.

Благополучно добравшись до каюты и скрывшись от любопытных глаз и ушей, Баллантайн набросился на младшего офицера:

– Теперь будьте добры объяснить свои слова, мистер Фолуорт. И лучше, чтобы объяснение было честным.

– Могу я начать с военного суда над вами?

– А при чем тут он? – удивился Адриан.

Подойдя к письменному столу, Фолуорт поводил пальцем по позолоченной окантовке коробки для сигар, а потом открыл крышку, достал тонкую черную сигару, поднес ее к носу, и его ноздри затрепетали от крепкого аромата.

– Я с определенным интересом посещал судебные заседания, как и все мы, вы понимаете? – Он пристально посмотрел на Баллантайна. – Справедливо или нет, но драка с вашим командующим офицером расценена как акт мятежа, а на военном флоте мятеж наказывается повешением.

– Риску подвергались невинные жизни, а Сатклифф был слишком пьян, чтобы хоть что-то соображать.

– Полдюжины офицеров и члены команды, находившиеся в то время на палубе, полностью подтвердили ваши показания.

– Тогда я не понимаю, в чем дело?

– Дело в том, что прежде никогда не видели, чтобы Джеймс Сатклифф пил на борту – даже глоток грога. На берегу – да, и много. Но вы должны были знать об этом, потому что часто пили вместе с ним во время его самых тяжелых запоев.

– И какой смысл во всем этом?

– Смысл есть. – Фолуорт поджал тонкие губы. – Первое, как я сказал, военный суд. Независимо от того, насколько смелой, обоснованной или справедливой была ваша защита, морской суд хотел, чтобы вас, в самом крайнем случае, понизили в звании и отправили в какую-нибудь пыльную дыру, где вы бы до старости считали тухлые яйца. И честно говоря, было похоже, что все идет к этому, пока не появился коммодор Эдвард Пребл. И тут мы переходим ко второму пункту: долгое совещание за закрытыми дверями, а затем вы появляетесь со свободными запястьями и годичным испытательным сроком, во время которого должны «исправиться». Сатклифф без возражений уходит в отставку и... – он поднес свечу к кончику сигары и сквозь облако бело-голубого дыма наблюдал за выражением лица Баллантайна, – и наш огнедышащий лейтенант неожиданно становится кротким и послушным, как побитая собака. Урок усвоен? Возможно. Но думаю, что нет. И это приводит нас к третьему пункту.

Адриан ждал, ему становилось не по себе от этих высказываний.

– Только вопиющие недоработки в обеспечении безопасности на море помешали коммодору Преблу положить конец войне еще в прошлом году.

Адриан смотрел на Фолуорта – пристально смотрел.

– Зашифрованные донесения, – небрежно продолжал Фолуорт, – секретные приказы, стратегические планы – все это попадало не в те руки. Трудно поверить, что среди нас есть предатель. Я хочу сказать, что подобного поведения можно ожидать от этих бандитов – в конце концов, в них это заложено природой, – но от блистательного, честного американского офицера? Едва ли.

– Как вы узнали об этом? – холодно спросил Адриан.

– По взгляду испытавшего предательство на себе. Вы, капитан, достаточно долго служите, чтобы наконец понять, что ничто в этом мире невозможно скрыть. – Фолуорт замолчал и загадочно ухмыльнулся. – Особенно если чей-то кузен оказывается адъютантом одного из старших капитанов при Пребле.

– Как глубоко просочилась эта информация? – поинтересовался Адриан, запомнив источник сведений.

– Вы хотите знать, достигла ли она ушей Старика? Если и да, то он ничего мне не сказал – что, кстати, очень странно, так как он считает бесценной мою помощь при забивании гвоздей в ваш гроб.

Баллантайн заставил себя сделать глубокий вдох, прежде чем предпринять дальнейшие попытки выпутаться из сети, которая – он чувствовал – все плотнее окутывала его. Что же произошло? Как смогли так тщательно разработанные планы быть сорваны этим бездарем в крахмальном воротничке – Отисом Фолуортом?

– Могу я из вашего молчания, капитан, заключить, что в итоге я попал в десятку?