Долгое время он следовал наставлениям родителей, считая, что все вокруг должны прогибаться под него. Исполнять желания по щелчку, не вступая в перепалку. Он старательно поддерживал образ надменного, холодного, самовлюбленного молодого человека, который идет по жизни уверенно, с гордо поднятой головой. В обществе о нем ходило множество слухов. Как всегда бывает в таких ситуациях, половина ненавидела младшего сына семьи Андерсон; половина обожала, готова была на руках носить.

А он... В определенный момент он поймал себя на мысли, что не может жить так, как прежде. Его ненависть и отторжение к рыжей девчонке крепли с каждым днём. Точнее, Оскару казалось, что это ненависть. На самом деле, он места себе не находил, думая об Эдельвейс.

'Моё проклятье'. Так называл Оскар девушку в своих мыслях. Огненный вихрь, очаровательное создание, глаза которого постоянно наполнены слезами. Эти слезы хочется осушить, прикоснуться нежно, обнять и прошептать на ухо, что всё будет хорошо. Но Оскар продолжал бороться с собой. Вместо ободряющих слов говорил гадости, тем самым подтверждая свой статус в обществе. Собирал вокруг себя толпы народа, зевак, заглядывающих ему в рот, а они радостно поддакивали своему предводителю. Готовы были в любой момент накинуться на ту, кто оказался неугоден их любимцу.

В отличие от романтичных особ, знающих лишь отдельные страницы их истории, Оскар помнил всё, начиная от момента первой встречи, заканчивая пожаром в конюшне. Не обретя покоя после смерти, он постоянно мучился от своих воспоминаний. Они постоянно всплывали в памяти, вставали перед глазами, висели над ним, как Дамоклов меч. Не было ничего прекрасного в их истории любви. Была грязь, унижение, ничтожность, мелочность души и желание блистать в свете за счет унижения более слабых, не способных дать отпор людей. Окажись Оскар перед Эдельвейс сейчас, первым делом он не стал бы обнимать её. Нет, совсем нет. Встречу с любимой после долгой разлуки Оскар представлял иначе. Самым важным, жизненно необходимым стало для него прощение. Он готов был долго-долго это прощение вымаливать, только бы окончательно смыть с души Эдельвейс яд, пропитавший его слова и поступки на первом этапе знакомства...

'Думаешь, мы с твоим отцом заключили брак по большой любви? Ничего подобного. Андерсоны не знают такого слова, как чувства. Забудь о переживаниях. Они никогда не станут верными помощниками, лишь собьют с правильного пути...'.

'Ты любишь меня, Эдельвейс... Не отрицай. Я всё равно не поверю тебе! Милая моя, не отталкивай меня. Я хочу всегда быть рядом с тобой. Я люблю тебя, Эдельвейс! Люблю. Это чувство самое сильное из всех, что я когда-либо испытывал'.

Оскар отмахнулся от внезапно нахлынувших воспоминаний. В последнее время они стали слишком часто его посещать. В данном вопросе он был полностью солидарен с Оливией. От этого можно сойти с ума...

Гэйдж, по-прежнему, смотрела на Оливера. Всё её внимание целиком и полностью сосредоточилось на тезке.

- Оливер, - шепнула она, сильнее сжимая чужую ладонь в руках. - Олли...

Девушка не плакала, но голос её звучал настолько щемяще и нежно, что Оскар почувствовал нечто странное в груди. Словно сердце защемило. Он бы решил, что это и есть сердце, будь среди живых, а сейчас оставалось лишь поражаться тому, насколько велика сила воздействия у этой девчонки. Точнее, это даже не сила. Это всего-навсего желание помочь, стремление хоть как-то облегчить чужую боль.

Ресницы дрогнули. Оливер посмотрел на тезку и чуть изогнул уголки губ в подобии улыбки.

- Оливия, - сорвалось с его губ.

- А кого ты ожидал увидеть? - усмехнулась она, устраиваясь удобнее.

Но ладонь его, по-прежнему, не выпускала из своих рук. В какой-то момент почувствовала, что парень пытается переплести свои пальцы с её пальцами, и, не задумываясь, последовала его примеру.

- Не повторяйте наших ошибок, - донесся до девушки голос призрака.

Оскар, поняв, что здесь он - лишний, запрыгнул на стол, стремительно сорвал перчатку с руки и подбросил в воздух. Отвлеченная маневром, Оливия не заметила, как её недавний собеседник исчез. Все её внимание обратилось в сторону аксессуара.

Белая перчатка, принадлежащая Оскару, осталась лежать на полу.

Оливер присел и дернул плечами, стараясь стряхнуть с себя весь мусор, что прицепился к одежде. Оливия, поняв его маневр, осторожно отряхнула несколько мельчайших пылинок, а из волос вытащила сухой листик, непонятным образом оказавшийся внутри дома.

- Помнишь, как мы здесь оказались? - спросила Гэйдж.

- Смутно припоминаю. Кажется, я снова называл тебя Эдельвейс... Правильно?

- Да, - кивнула Оливия. - Так всё и было. Я попыталась вывести тебя из состояния транса, но в итоге - сама потеряла сознание, а очнулась уже здесь. Пока ты спал, я успела премило пообщаться с Оскаром.

- А Эдельвейс? Она была здесь?

- Не уверена на сто процентов, но, кажется, да.

- И они не видели друг друга?

Оливия отрицательно покачала головой. Она хотела сказать ещё что-то, но не успела, потому что Андерсон воспользовался растерянностью собеседницы. Обнял и прижал к себе. А Оливия совершенно случайно, больше по инерции, нежели по желанию, ответила тем же. У них были разные объятия. У него не то, чтобы собственнические... Скорее, надежные, крепкие, по-настоящему мужские. У нее - трогательные, заботливые, мягкие.

Эти объятия не вызывали у девушки отторжения. Она не шарахалась в сторону, как только Оливер прикоснулся к ней. Раньше Гэйдж, не задумываясь, освободилась бы от этих объятий, но сейчас... Она чувствовала, как меняется в ней что-то, стираются грани прошлого и настоящего. Судьба Оливии Гэйдж тесно переплетается с судьбой Эдельвейс, а вместе с прошлым воплощением в её жизнь входит тот человек, которого она любила в прошлой жизни, которого встретила в настоящем. Но пока не знала, как можно охарактеризовать свои чувства к нему.

Её чувства уже нельзя было назвать ненавистью. Но и в любовь они ещё не переродились. Оливия чувствовала, что рядом с Оливером ей легко. Состояние, подобное тому, что она испытывала в беззаботном детстве.

- Не хочу терять тебя, - прошептал Андерсон на ухо девушке. - На секунду я задумался о том, каково это, не видеть человека, который тебе дорог. Знать, что он находится рядом, но не иметь возможности сказать ему о своих чувствах, не прикасаться к нему... По-моему, это страшно.

- Ты снова становишься Оскаром? - спросила Оливия.

- Нет, - Оливер мягко прикоснулся к её щеке пальцами, отводя прядку волос. - Это мои собственные наблюдения. Мои мысли.

- И когда я успела стать для тебя дорогим человеком? - засмеялась девушка. - Совсем недавно ты говорил обратное.

Оливер приложил палец к её губам.

- Не порть такой момент своими ехидными замечаниями. Договорились?

Девушка послушно кивнула и тут же отвела взгляд.

Андерсон наклонился немного, прижался лбом к её лбу и произнес тихо:

- Лив, это не глупая шутка и не очередное помутнение рассудка. Я считаю тебя дорогим и близким человеком. И дело не в том, что я, поддавшись натиску воспоминаний, решил записать тебя в потенциальные невесты, и не в том, что мне вдруг захотелось поиграть. Дело в том, что... Мне не удается передать словами то, что я испытываю, но, если говорить откровенно, то я чувствую... Я испытываю... Нет, не так. Я знаю. Да, именно знаю, что мы с тобой знакомы давно. Очень давно, и эта связь тянется не год, не два и даже не сто лет. Мне кажется, что ты всегда была рядом со мной, во всех жизнях, что мне доводилось прожить на свете. И сейчас я уверен в том, что, если мы ещё раз появимся на свет, в новом теле, с новыми именами, новой внешностью, я всё равно узнаю тебя. И снова потянусь к тебе. Расставшись однажды, мы вновь и вновь будем находить друг друга. Узнаем. Не можем не узнать...

- Не знаю, насколько правдивы твои слова, но звучит занимательно.

- Почему занимательно?

- За столько жизней и перерождений мы успеем основательно надоесть друг другу.