— Ваш адрес? — В голосе слышалось явное неодобрение.
— Эбботс-Ньютон, Плаумэн-лейн, дом 4.
Тишина в трубке. В любую секунду — билась в моей голове тревожная мысль — в темноте ночи могут заплясать синие огоньки и у дома с визгом тормозов остановится полицейская машина.
Наконец трубка ожила.
— Два наших офицера уже были в пути, — злобно прорычал голос. — Я их вернул. На будущее запомните: с системами подобного рода необходимо соблюдать осторожность. У нас есть дела поважнее, чем разъезжать туда-сюда по ложным вызовам.
— Я понимаю. Простите. — Откуда только взялся этот смиренный тон? — Обещаю, я буду осмотрительной.
— Надеюсь. Всего хорошего, мэм.
Я повесила трубку. Меня подташнивало от облегчения, как раньше тошнило от страха. Записка валялась на ковре среди осколков стекла, и криво наклеенные буквы напоминали о том, что я в такой опасности, которую и вообразить не могла. Часы показывали без десяти минут двенадцать.
Я не могла остаться в доме. Только не этой ночью. Только не в полном одиночестве.
42
Веселые трели дверного звонка Лиз прозвучали совершенно неуместно. В полночь я стояла возле ее двери в шлепанцах и ночной рубашке и слушала, как бодрое гостеприимное чириканье замирало за рифленым стеклом. Когда оно почти растворилось в тишине, царившей за дверью, я запаниковала, снова нажала на звонок и не отпускала кнопку до тех пор, пока не увидела свет на втором этаже.
Окно над моей головой распахнулось, Лиз высунула голову. Ее волосы были собраны в пучок, на лице — растерянность и недоумение.
— Анна? Боже мой, в чем дело? Услышав сигнализацию, я позвонила в полицию…
— Лиз, прошу, впустите меня. Произошло нечто ужасное… кто-то кинул камень в окно…
Лицо Лиз исчезло из оконного проема. Сквозь рифленое стекло я увидела, как в прихожей зажегся свет, и сразу услышала легкие торопливые шаги на лестнице. Со щелчком открылась входная дверь.
— Что произошло? — воскликнула Лиз и, не дожидаясь ответа, поспешно добавила: — Заходите. Заходите же!
Я вошла, тут же захлопнув за собой дверь, как будто отсекая путь преследующему меня по пятам дикому зверю. Тесный уют прихожей выглядел таким же неуместным, как переливы дверного звонка. Яркий свет люстры отражался от стоявших на полочках украшений, заливал перепуганное лицо Лиз.
— Только что кто-то бросил камень в мое окно, — пролепетала я. — Кто-то… Лиз, меня хотят убить!
— Кто?! О чем вы говорите? — Пока я подыскивала слова для ответа, Лиз заговорила снова: — Проходите на кухню, моя милая. Сейчас поставлю чайник.
Я поплелась за ней. Вид у меня был еще тот: мечтая как можно скорее убраться из дома, я впопыхах побросала кое-что необходимое в сумку, которая сейчас висела у меня на плече, и накинула банный халат поверх ночной рубашки. Лиз занималась чайником, а я, рухнув на стул, нашарила в сумке записку.
— Вот. Это было прицеплено резинкой к камню, которым разбили окно. — Я протянула Лиз сложенный вчетверо листок.
Она развернула листок, и глаза ее округлились от ужаса, рот приоткрылся — именно такой была и моя реакция каких-нибудь десять минут назад.
— Боже мой, — выдохнула она. — Боже мой, Анна!
— Как по-вашему, должна я была сообщить в полицию? — Я заглянула ей в лицо — и паника вернулась: безопасной гавани не было, а была лишь добрая, испуганная немолодая женщина, к которой я однажды почувствовала симпатию и которую совершенно безответственно втянула в свои дела. — Вы считаете, мне надо поставить их в известность, или…
— Боже мой, Анна. Даже не думайте об этом. Даже и не думайте, — забормотала она, дрожащими пальцами машинально разглаживая листок на столе. — Вы же видели это, вы читали. Нельзя обращаться в полицию — это безумие.
Я перевела взгляд на записку: жестокие слова, дисгармония размеров, шрифтов, прописных и строчных букв. При ярком свете угроза наводила еще больший ужас.
— Вы правы, — чуть слышно произнесла я. — Конечно, правы. Но надо сообщить Карлу. Он должен знать.
— У вас есть номер телефона его родителей?
— Я позвоню ему на сотовый. У меня с собой мобильник.
Лиз кивнула и вернулась к плите, а я принялась нажимать на клавиши, которые почему-то казались меньше и расположенными не на своих обычных местах. Найти в адресной книге его номер было не проще, чем попасть ключом в дверной замок после восьми кружек пива, но в конце концов мне это удалось. Прижав телефон к уху, я слушала далекие гудки, в которых мне чудились слова молитвы, произносимой в такт с биением моего сердца. Прошу тебя, Карл, ответь. Прошу, пусть мобильник будет рядом с тобой, в твоей детской спальне… прошу… прошу…
— Алло?
Судя по голосу, я его разбудила, но радость и облегчение от того, что я его слышу, на секунду лишили меня речи.
— Алло? — повторил он нетерпеливо, а потом, видимо, посмотрел на дисплей. — Анни? Это ты?
— Да, да! Послушай, Карл… Тут такое произошло! Я сейчас у Лиз. Я не могу одна оставаться в доме ночью…
— В чем дело? Что случилось? — В голосе уже не было и намека на сон.
Я искоса глянула на Лиз; она дипломатично перешла в гостиную, и я была ей благодарна, поскольку все в этом разговоре касалось только нас двоих.
— Кто-то кинул камень в окно гостиной, — прошептала я в мобильник. — Сработала сигнализация. К камню была прикреплена записка… Лиз тоже ее видела. Когда я ее прочла, то позвонила в полицию и сказала, что включила систему сигнализации по ошибке. У меня не было выбора. Мне грозят смертью, если я обращусь в полицию, и…
— Кто грозит тебе? — сорвался на крик Карл. — Что там написано?
Я прочитала ему записку. Карл молчал.
— Если не веришь мне, спроси Лиз! — взвилась я. — Этого даже тебе не оспорить. Записка так же реальна, как и я сама, вот она лежит передо мной, и в ней черным по белому…
— Анни! — В его возгласе смешались страх за меня и желание утешить. — Господи, конечно же, я тебе верю… Не знаю, что и сказать, я так виноват. Я ведь был уверен, что ты преувеличиваешь, нагнетаешь… Боже мой, прости меня. Я такой болван. Ты предупреждала, а мне казалось невероятным…
Вот что мне хотелось услышать от него в течение всех этих недель, но сейчас мне и в голову не пришло самодовольно ответить: «А что я тебе говорила?» Его слова подарили мне лишь кратковременное облегчение.
— Я правильно сделала, как по-твоему, Карл? Ну, что не сообщила полиции?
— Конечно. Анни! Бога ради, не говори им ни слова. Кто бы ни был этот маньяк, похоже, он не шутит… Если б я только поверил тебе раньше…
Помолчав, он продолжил уже с присущим ему практицизмом:
— Ты будешь в безопасности у Лиз? Останешься у нее на всю ночь?
— Все будет хорошо. С Лиз мне не страшно, не волнуйся.
— Ладно… Утром я сразу же еду домой. Объясню все маме. Доберусь к обеду, если выеду пораньше.
Снова долгая пауза, но мы поняли друг друга без слов: его одолевало чувство вины, я все ему простила, мы снова были вместе.
— Тогда до завтра, — сказала я.
— До встречи. Будь осторожна, Анни. И не вызывай полицию.
Лиз вошла в кухню как раз в тот момент, когда я выключила телефон.
— Будем пить чай, — объявила она, снимая чайник с плиты. — Что сказал Карл, прошу прощения за любопытство?
— Обещал приехать поскорее. А насчет полиции — сказал то же, что и вы: ни в коем случае не сообщать, это было бы безумием. — Борясь с новой волной паники, я поспешила спросить: — Лиз? Вы не будете возражать, если я останусь у вас на ночь? Я ни за что не вернусь сейчас домой.
— Ну разумеется, моя милая. Переночуете в комнате для гостей. Правда, я давно не проветривала постель, но белье чистое, все постелено. — Она подала мне чашку чая, от которой шел пар, и села за стол напротив меня. — А вы закрыли все двери?
— Да-да, все закрыла. Окно в гостиной разбито сверху, туда никому не влезть, если только его не разобьют полностью. — Я вздрогнула от мысли, что мой тайный враг все еще может быть где-то рядом. — Простите, Лиз, вы позволите закурить? Нервы совсем никуда…