Стремясь любой ценой добиться от него ответа, Пенелопа заставила себя легкомысленно произнести:

— Я и Сет Тайлер? Право, Майлс! С чего ты взял такую глупость?

Он бросил на нее долгий, понимающий взгляд, в котором сквозило гораздо больше ума, чем обычно. Этот взгляд совершенно вывел ее из равновесия.

— Знаешь, Лорели, тебе никогда не стать великой актрисой.

— Да? — переспросила она, старательно скрывая свою озабоченность. Она никак не ожидала такого поворота в разговоре.

Майлс с нарочитой медлительностью привязал конец веревки к седлу своей лошади и так долго молчал, что Пенелопа начала уже терять терпение.

Наконец он ответил:

— Ты никогда не станешь великой актрисой, потому что не можешь контролировать выражение своего лица. Все, что ты думаешь или чувствуешь, отражается на лице. Возьмем, к примеру, прошлую ночь. Ты пожирала гладами этого Тайлера, как сучка во время течки. Я уж думал, что ты сорвешь с него штаны и сама запрыгнешь на него для быстрой езды.

Пенелопа едва не задохнулась, пораженная такой грубостью Майлса, и, заикаясь, произнесла:

— Да к-как ты смеешь говорить такие пошлости?

Майлс издал хриплый грубоватый смешок.

— Да ладно тебе, Лорели. Ты думаешь, я не вижу, какая пылкая маленькая сучка скрывается под холодной маской недотроги, которую ты из себя строишь? Да я готов побиться об заклад на мои золотые часы, что едва ты натыкаешься своим надменным носом на что-то пригодное, — тут он многозначительно похлопал рукой по своим мужским достоинствам, — то ты не больше леди, чем эта Чертова Кошка Хельга.

Щеки Пенелопы вспыхнули, словно он ударил ее. Все знали Чертову Кошку Хельгу, самую дешевую шлюху в Денвере. В последние дни она стала вертеться возле салона Шекспира, выкрикивая всякие непристойности и хватая за штаны проходящих мимо мужчин.

Майлс снова расхохотался, на этот раз более тихим и злорадным смешком, так похожим на смех его матери.

— Держу пари на свой новый портсигар, что этот выродок Тайлер кое-что знает о твоих скрытых талантах.

Пенелопе очень захотелось заткнуть этот поганый рот, но она не могла рисковать встречей с Томми, поэтому подавила свой гнев и холодно сказала:

— Ну, тогда ты проиграл. Мистер Тайлер — друг моего старшего брата. Я всю жизнь его знаю.

Майлс громко хмыкнул.

— Хорош друг. Вряд ли твой брат назовет его другом, когда узнает, что он состряпал ребенка его сестре. — Довольная улыбка расплылась по его лицу, когда он услышал ее возмущенный возглас. Скрестив руки на груди, он задумчиво продолжил: — Интересно, что сделает моя мамочка, узнав, что отец твоего выродка — Сет Тайлер?

У Пенелопы сердце ушло в пятки от ужаса. В его словах она почувствовала угрозу. Господи! Что сделает Адель, если узнает, что Сет является отцом Томми? А вдруг она прибегнет к решительным мерам из-за страха, что Пенелопа все расскажет Сету и обвинит ее в шантаже и похищении ребенка? Ужас совсем парализовал девушку. Томми был для нее всем. Если с ним что-нибудь случится…

Нет! Ничего с ним не случится! Она этого не допустит. Она достанет денег, чтобы заплатить Одноглазому Калебу за спасение ребенка, даже если ей придется украсть их. А пока она должна вызвать сомнение у Майлса, чтобы он не высказал свои подозрения матери.

А вдруг не удастся убедить его?

Она подавила панический страх, решив про себя, что Майлс просто блефует, говоря об отцовстве Сета, а Адель слишком умна, чтобы уделять много внимания его болтовне. Даже если он и расскажет ей о своих подозрениях, вряд ли Адель прибегнет к каким-то поспешным действиям. Особенно когда при этом больше тысячи долларов в неделю могут ускользнуть из ее жадных рук.

Немного успокоившись, Пенелопа заставила себя засмеяться.

— Сет Тайлер — отец Томми? Вот уж не думала, что у тебя такое богатое воображение, Майлс. Может, тебе попробовать писать мелодрамы?

Красивое лицо Майлса исказилось от злости.

— Не надо принимать меня за идиота. Я много раз видел твоего щенка, он — точная копия Тайлера.

Пенелопа слегка наклонила голову набок, словно размышляя над тем, что сказал Прескотт.

— Ты действительно так считаешь?

Майлс хмыкнул:

— Я уверен в этом. Она радостно улыбнулась:

— Замечательно! Как прекрасно осознавать, что еще кто-то, кроме меня, считает моего сына необыкновенно красивым ребенком.

— Это просто констатация факта, а не комплимент, — проворчал он.

— А как еще можно воспринять такое утверждение? Всем известно, что мистер Тайлер весьма привлекательный мужчина… как и отец Томми, Байрон Гарретт.

Байрон Гарретт был чертовски красивым английским оперным певцом, с которым ей довелось выступать в нескольких операх. В последний раз это было в Бостоне, в то время, когда был зачат Томми. Когда Адель стала допытываться, кто является отцом ребенка, имя Байрона сразу всплыло в памяти, и Пенелопа назвала его, потому что говорить о Сете было очень больно. Кроме того, она знала, что Байрон вернулся в Англию на следующий день после завершения гастролей в Бостоне, так что у Адель не было возможности проверить правдивость ее слов.

— Б-байрон Гарретт — отец твоего ребенка? — заикаясь, переспросил Майлс, явно пораженный такой новостью.

— А разве твоя мать тебе не говорила? — Пенелопа нахмурилась и недоверчиво покачала головой. — Она знала это еще до рождения Томми.

Его удивление переросло в недовольство.

— Мать мне ничего не говорит, особенно про тебя. Все, что я знаю, — это то, что она помогла тебе родить ребенка и что будет скрывать его, пока ты не расплатишься с ней за все ее хлопоты.

— Заплачу за ее хлопоты? — Пенелопа презрительно хмыкнула. — И сколько же, по ее мнению, я ей задолжала?

На его лице появилось смущение, как и всегда, когда ему приходилось сталкиваться с подлостью своей мамочки.

— Ну, полагаю… немало, учитывая, как нежно она заботилась о тебе.

— Что ж, я уже достаточно заплатила ей, — ответила Пенелопа. — По моим подсчетам, твоя милейшая мамочка обобрала меня на сорок тысяч долларов за прошедшие полтора года.

Щеки Майлса побагровели под небритой щетиной.

— Да как ты смеешь утверждать, что моя мать мошенница! Если бы она не ухаживала за тобой, пока ты лежала в горячке, ты бы умерла через три дня после рождения своего драгоценного ребенка. Одно это вполне стоит сорока тысяч долларов.

У Пенелопы так и вертелось на языке ответить ему, что она бы не подхватила эту лихорадку, если бы Адель привела настоящего доктора вместо пьяной неряхи, выдававшей себя за акушерку. Но не успела она сказать и слова, как Майлс продолжил:

— И не забудь, что ты снимала комнату за пять месяцев до родов, добавь еще четыре месяца, которые тебе потребовались для выздоровления. Потом расходы на содержание твоего ребенка, на тебя, плата за лошадей и за мое сопровождение во время этих поездок к Сколфилдам. Сложи все это, и в целом получится довольно кругленькая сумма.

— Да уж, по крайней мере по изощренным подсчетам твоей мамочки, — с горечью уточнила Пенелопа.

Майлс снова смутился.

Разочарованно вздохнув, Пенелопа перестала спорить, видя бессмысленность этой дискуссии. Невозможно было заставить Майлса понять, что вымогательство его матери является преступлением. Напрасная трата времени… драгоценного времени, которое лучше провести с сыном, отмечая день его рождения.

Удостоверившись, что ее вышедшая из моды, но очень удобная широкополая соломенная шляпа надежно завязана под подбородком, она сказала:

— Раз уж я плачу за эту поездку, и, как мне кажется, довольно много, то я хочу побыстрее отправиться в путь.

— Садись. — Майлс махнул рукой в сторону лошади таким широким жестом, что его было бы видно даже с последнего ряда любого театра в Америке. Напуганный таким резким жестом, конь дернулся и отскочил в сторону.

Громко грозясь кастрировать уже прошедшего через это коня, Майлс схватил за уздечку и силой заставил животное стоять смирно, пока Пенелопа садилась верхом. Потом он сам вскочил на лошадь позади нее. Плотно прижавшись к ее спине, он достал из кармана пальто кусок темной ткани, завязал ей глаза и пустил лошадь галопом.