Этим утром и Госпожа Удача, и Господь Бог были настроены благосклонно. Если не считать аккуратного клерка в красивой униформе, который был настолько погружен в свой журнал, что едва кивнул ей, вестибюль был совершенно пуст. Пенелопа облегченно вздохнула и разжала пальцы, молча поблагодарив судьбу, пока шла к центру красиво обставленного помещения.

«Американский дом», открывшийся всего год назад, как утверждалось в прессе, предоставлял самые лучшие условия для проживания в Колорадо, и вестибюль был роскошным подтверждением правоты этих слов. В нем стояла такая же прекрасная мебель, как и во многих первоклассных отелях на востоке страны, где Пенелопа когда-то бывала. Удобные кресла и диваны, обитые тканью разных цветов — от золотистого до темно-шоколадного, были расставлены по всему просторному помещению; пол покрывал красивый темный ковер. Ряды высоких узких окон, богато задрапированных чудесным коричневым бархатом, придавали вестибюлю изящную утонченность и совершенство.

Для Пенелопы, которая теперь радовалась, если в ее комнате была кровать без каких-нибудь гадких насекомых, изысканная элегантность этого отеля стала горьким напоминанием о счастливой жизни, которую она воспринимала как должное… и потеряла.

Остановившись на мгновение, чтобы насладиться окружавшей ее роскошью, она прошла к широкой лестнице и начала подниматься на второй этаж, где находилась комната Сета. Слегка прикасаясь к гладким перилам, она медленно поднималась по ступеням. Когда вестибюль скрылся из виду, радужные впечатления от прекрасной мебели внизу сменились тревогой и угрызениями совести.

Сама мысль о том, чтобы прийти в гостиницу к мужчине, который не был ее мужем, и исполнять обязанности его камердинера, должна была повергнуть ее в ужас. Согласно общепринятым нормам, которые ей были хорошо известны, настоящая леди упала бы в обморок в ту самую секунду, когда Сет сделал свое скандальное предложение. А если у упомянутой леди хватило сил собраться с духом после такого оскорбления, то она бы никогда не стала раздумывать, как поступить, а тем более соглашаться на такую позорную сделку. «Настоящая леди… никогда бы не позволила себе оказаться в такой ситуации», — заключила Пенелопа. Когда она шагнула на площадку второго этажа, ее вдруг поразила мысль об иронии судьбы: она, которая так гордилась собой, считала себя верхом совершенства и с легкостью осуждала других за малейшие промахи, теперь оказалась далеко не высоконравственной особой.

Ведь она не только обсуждала условия непристойного предложения Сета, но согласилась на них. И самое ужасное, что предстоящее возбуждало ее.

У Пенелопы тряслись поджилки, пока она шла по длинному коридору, ее губы беззвучно шевелились, когда она читала номера на дверях. Дверь комнаты Сета оказалась самой последней справа. Не желая беспокоить обитателей соседних номеров, она очень тихо постучала в дверь. Ответа не было.

Прижав ухо к темной дубовой двери, Пенелопа прислушалась. Тишина.

— Сет? — Она снова постучала, на этот раз более настойчиво.

Ответа вновь не последовало.

Недовольно фыркнув, она открыла сумочку и стала искать ключ. Отодвинув в сторону несколько смятых рецептов, неловко выронив на пол губную помаду и уколовшись о сломанную шляпную булавку, она наконец нашла ключ, который прилип к недоеденной конфете.

Пососав кровоточивший палец, она вставила вымазанный шоколадом ключ в замочную скважину и попыталась повернуть его.

Не получилось.

Пока Пенелопа возилась с замком, она услышала звук шагов в коридоре и плеск воды. Взглянув из-под низко надвинутой шляпы, она увидела портье, который поставил два ведра с водой и торопливо направлялся к ней.

Проклятие! Вне всяких сомнений, служащий заметил ее трудности с замком и спешил предложить помощь. Господи, а вдруг он постоянный посетитель варьете и узнает ее?

Она в отчаянии с силой повернула ключ вправо. С громким щелчком замок открылся. Пенелопа в мгновение ока проскользнула в темную комнату и захлопнула за собой дверь, отгородившись не только от любопытных глаз портье, но и от света в коридоре.

Облегченно вздохнув, она закрыла глаза и прислонилась к двери, прислушиваясь к бешеному стуку своего сердца. Когда пульс стал нормальным, она открыла глаза и начала осматриваться.

Солнечные лучи едва проникали в помещение по краям плотно задернутых штор, создавая неясные блики на темной мебели. С кровати, смутно видневшейся в глубине затемненной комнаты, доносилось тихое сопение.

— Сет? — прошептала Пенелопа. Ее глаза, привыкшие к темноте, различили контуры его тела.

В ответ снова раздалось сопение.

Словно исследователь, потерявшийся в темной пещере, Пенелопа двинулась в темноту, намереваясь открыть шторы. Пробираясь вперед, вытянув перед собой руки, она поскользнулась и упала на колени на груду чего-то мягкого.

Отделавшись легким испугом, Пенелопа принялась ощупывать, на что приземлилась. Словно слепой, читающий книгу Брайля, она пробежала пальцами по мягкой шелковистой материи. Судя по очертаниям и по выработке ткани, это были брюки Сета.

Отбросив их в сторону, она потянулась и ощупала ворох материи перед собой. Она могла побиться об заклад на свою счастливую ленточку, что это остальная одежда, в которой он был прошлым вечером. Сет явно не лукавил, когда говорил, что ему нужен камердинер.

Наконец Пенелопа благополучно добралась до окна и отдернула шторы. Яркий солнечный свет наполнил комнату, разогнав темноту и оживив ее богатое убранство.

Закрепив оливковые бархатные шторы золотыми кистями, она повернулась, чтобы разбудить Сета. То, что она увидела, поразило ее.

Нежась в теплых лучах утреннего солнца, Сет, совершенно голый, лежал, раскинувшись поперек кровати. Он был прекрасен в своей наготе, с длинными стройными ногами и крепкими мускулами.

Поборов стыдливость, которая напоминала ей, что неприлично подсматривать за обнаженным мужчиной, она подошла поближе к кровати. Он не шевельнулся при ее приближении, и она замерла, восхищенно глядя на его стройное тело.

Он казался таким красивым и соблазнительным, таким неотразимым, что ей потребовались все силы, чтобы не дотронуться до его могучей спины. Сет лежал на животе, подложив руку под голову, загорелая щека покоилась на ладони, и весь его вид напомнил Пенелопе картину, изображавшую Аполлона, спящего на цветочном лугу.

Словно у прекрасного бога солнца, черты лица Сета были сочетанием строгих линий и изящно очерченных углов, придавая его внешности одновременно возвышенную утонченность аристократа и грубую приземленность. Его ресницы, невероятно темные в сравнении с волосами, лежали полукругом на смуглых щеках. Не в первый раз Пенелопа поймала себя на том, что завидует их длине.

Она довольно долго стояла так, стараясь запечатлеть в памяти каждую черточку спящего Сета. Сколько раз за последние два с половиной года она представляла Сета лежащим рядом с собой, именно таким, каким он был сейчас.

Во сне Сет застонал и повернул голову, длинная прядь волос упала ему на лоб.

Нежно улыбнувшись, она наклонилась и осторожно убрала ее назад, тихо погладив разметавшиеся на подушке пшеничные волосы. Как она любила его великолепную гриву, любила гладить эти мягкие блестящие волосы; ей нравилось, когда они волнами ниспадали на его широкие голые плечи.

В неожиданном порыве, забыв о сдержанности и осторожности, она тихонько провела рукой по шелковистым волосам, пальцы прикоснулись к его шее, нежно лаская его от затылка до плеч.

В ответ он тихо застонал и выгнулся под ее рукой, на губах заиграла сладострастная улыбка.

Эта улыбка обожгла Пенелопу с такой силой, что у нее едва не подкосились ноги. Даже во сне Сет Тайлер излучал невероятную, завораживающую чувственность, и она была готова отбросить остатки своей гордости и умолять его о любви.

Тягучий жар разлился в низу ее живота, когда она представила себя обнаженной в его объятиях. Она вдруг страстно захотела почувствовать на себе его тело, его влажную от пота кожу, когда он проникал в ее мягкую женскую плоть. Ей захотелось ощутить прикосновение его губ, поглотить его стоны блаженства, когда он все глубже вонзался в ее трепещущее тело. Она жаждала вновь услышать его любовные признания, как в прошлом, когда их тела сливались в восторженном экстазе.