— Я знаю, что причинил тебе боль, и очень сильную.

— Да нет же. — Она кивнула на свою руку, лежавшую у него на ладони. — Посмотри, мое запястье даже не покраснело.

Взглянув на ее маленькую ручку, так уютно устроившуюся на его большой, сильной ладони, он возразил:

— Я говорил о твоем сердце, о твоей душе… о Нью-Йорке. Я…

— Сет, — перебила она дрогнувшим голосом.

— Нет. — Он резко покачал головой, неожиданно решив высказать все, что сотню раз собирался сказать ей раньше. — Пожалуйста… выслушай меня.

Сет не отрываясь смотрел ей в глаза, молча умоляя позволить ему продолжить. Он хотел извиниться за все, что наговорил ей и натворил в Нью-Йорке, ему так нужно было получить ее прощение. И не важно, сколько времени на это потребуется, не важно, какой ценой, но он жаждал восстановить разрушенное.

Пенелопа молчала, и он тихо повторил:

— Пожалуйста, милая.

Неожиданно самым важным для него стало желание вернуть расположение Пенелопы. Но не ради дружбы с Джейком и, уж конечно, не из-за какой-то галантности. А для своего собственного спокойствия и достоинства.

Спустя мгновение Пенелопа согласно кивнула.

Он шумно перевел дыхание, с удивлением обнаружив, что, ожидая ответа Пенелопы, даже не дышал. С благодарной улыбкой он продолжил:

— Я наговорил много грубостей той ночью в Нью-Йорке, я был вне себя от ярости, но это, конечно, не оправдывает меня. Я был просто идиотом и никогда не прощу себя за то, что так жестоко обошелся с тобой. Мне нужно…

Он умолк, когда почувствовал, как рука Пенелопы выскользнула из его ладони. На мгновение его охватило гнетущее чувство поражения: показалось, что ей не нужны ни он сам, ни его извинения. Но когда он вновь ощутил ее мягкую, прохладную ладонь, когда их пальцы сплелись вместе, прилив новых сил дал ему возможность продолжать.

Глядя на шляпку, болтавшуюся между ними, и думая, что не видел ничего более прекрасного, Сет доверительно произнес:

— Я наделал много глупостей в своей жизни, но я жалею только о том, что причинил тебе столько боли. Я дал себе обещание, что если у меня появится случай исправить все, что я натворил по отношению к тебе, то я это обязательно сделаю. И поэтому я прошу тебя… — Он покачал головой и крепче сжал ее руку. — Нет. Я умоляю тебя простить меня, дать мне шанс все исправить. — Когда она открыла рот, Сет, испугавшись, что может услышать отказ, поторопился пояснить: — Я не прошу, чтобы мы снова стали любовниками, я даже не жду, что ты будешь относиться ко мне, как раньше. Все, чего я прошу, — это быть твоим другом.

Пенелопе вдруг стало душно, она с трудом верила тому, что слышала. Сколько раз она тоже молилась, чтобы получить возможность исправить ошибки, которые они совершили в Нью-Йорке… ради своего блага и ради Томми.

Она задумчиво смотрела на их соединившиеся руки, с удивлением заметив, что он поглаживает ее большой палец своим, совсем как тогда, в счастливые для них дни. Ее наполняло сожаление о потерянной любви, которая у них была и которой больше не будет. Она отвела взгляд от их сплетенных рук — слишком щемящим было зрелище — и уставилась на раскачивающуюся шляпку.

Сейчас он предлагал ей только дружбу, а это далеко не то, что пылкая страсть, которая соединяла их. Она вздохнула. Дружба. Этого должно быть достаточно. Возможно, их дружба будет расти, и со временем она сможет доверять ему настолько, что расскажет про Томми.

— Скажи «да», принцесса, — услышала она его нетерпеливый шепот.

Когда девушка подняла голову, чтобы ответить, слова замерли у нее на устах. Никогда, даже во время самых интимных моментов, она не видела у него выражения такой открытой ранимости. Он всегда был таким уверенным и казался непобедимым, и сейчас, увидев его полные неуверенности и надежды глаза, ей захотелось обнять его и прогнать прочь все страхи, как она делала с Томми, когда тот боялся. Нежность переполнила ее, и она громко воскликнула:

— Да. Я хочу, чтобы мы стали друзьями!

Сету страшно хотелось прижать Пенелопу к себе и кричать от радости, целуя ее нежные губы. Но если они согласились быть только друзьями и раз он сам хотел, чтобы их отношения никогда больше не перешагнули границ дружбы, то ему придется сдерживать свои порывы.

Он прошептал:

— Я благодарен тебе.

— Я очень рада.

Он принялся развязывать ленточку на ее пальце. И пока он это делал, каждый думал о своем, и оба подавляли безнадежное желание стать больше чем друзьями. Через несколько минут Сет освободил ее палец.

Нежно улыбаясь, он надел ей шляпу и завязал ленточки под левым ухом. Когда он расправлял бант, из коридора, нарушая тишину, донесся бой часов.

— Боже! Уже половина восьмого! Я не успею подготовиться к представлению. — Пенелопа быстро заперла дверь и потянула Сета к крыльцу. — Нам надо идти, скорее!

— Мы никуда не пойдем, пока ты не накинешь шаль, — заявил он, кивнув на ее оголенные плечи и руки. — Я не хочу, чтобы ты простудилась.

Она рассердилась, но он напомнил:

— Ты обещала выполнять мои требования, пока мы в Денвере, и я прошу тебя надеть шаль. — Он нежно сжал ее руку, державшую букетик цветов. — Я, кажется, когда-то подарил тебе зеленую кашемировую шаль, она подойдет к этому платью.

— Ты все еще хочешь заставить меня выполнять наш договор? — недовольно поинтересовалась она. — Я думала, раз уж мы друзья, то, может, забудем о нашей сделке?

Сет хмыкнул и покачал головой.

— Ну нет. Об этом не может быть и речи. Все наши соглашения остаются в силе, включая и то, что ты будешь моим камердинером и будешь отвечать каждый день на мой вопрос.

— Но…

— Никаких «но», никаких исключений. Правило номер один в дружбе: друзья всегда держат свое слово, и я ожидаю этого от тебя. — Нежно подтолкнув ее к двери, он добавил: — Накинь быстрее свою шаль. Мы опаздываем в варьете, ты помнишь?

Нахмурившись, она торопливо последовала его совету. Когда через минуту она вернулась с шалью на плечах, Сет галантно приподнял шляпу и предложил ей руку. Приняв ее, Пенелопа потянула его за собой.

К ее досаде, Сет едва не упал на лестнице и теперь плелся позади.

— Ради Бога, Сет! Нам понадобится целая ночь, если ты не торопишься. — Бросив на него раздраженный взгляд, она съехидничала: — Я думала, что с твоими длинными ногами… о Боже! — Пенелопа резко остановилась перед калиткой, досада у нее сменилась тревогой. — Ты же хромаешь! Почему ты не сказал, что у тебя болит нога?

— Потому что нога у меня не болит, — загадочно ответил он.

— Тогда почему ты хромаешь?

— Ты уже забыла о разговоре, который подслушала днем? — иронически улыбнулся он.

Пенелопа не забыла и сильно покраснела от возмущения:

— Я… я не подслушивала!

— Это ты сейчас так говоришь, — отозвался он, пропуская ее в калитку. — Ну ладно. Ради спасения нашей дружбы пойдем на компромисс. Скажем, что ты услышала разговор. — Он протянул руку. — Согласна?

— Ох, ладно, — отозвалась она, неохотно пожав его руку. — Я согласна. Но только потому, что сейчас у меня нет времени спорить. — Опустив руку, она проворчала: — Может, мы все-таки пойдем в варьете?

— Твое желание для меня закон. — С этими словами он повел ее вниз по улице так быстро, насколько позволяли ему натертые места.

Некоторое время они шли молча; она делала вид, что ее интересуют витрины магазинов на Блейк-стрит, он же терялся в догадках, что привлечет ее внимание, чтобы получить возможность продолжить их разговор.

Они прошли около квартала, прежде чем Сет увидел, как ее глаза округлились, а шаги замедлились. Когда она повернула голову, чтобы получше рассмотреть витрину, ее губы раскрылись и изогнулись в уголках. Улыбка была такой нежной и притягательной, что он с трудом отвел от нее взгляд, дабы посмотреть, на что же Пенелопа польстилась.

Это оказалась витрина мясной лавки, где висели окровавленный кусок говядины и два дохлых цыпленка. Он сморщил нос от отвращения и снова взглянул на Пенелопу. Она продолжала мило улыбаться.