— Денег у меня достаточно на нас обоих, и мне доставляет радость заботиться о тебе. Однако, учитывая, как много эти рудники значат для тебя, я позабочусь, чтобы ты получила свое наследство. Все эти деньги будут твоими, чтобы ты могла тратить их по своему разумению.

— Я люблю тебя, Джейк Парриш! — воскликнула Хелли, покрывая его лицо поцелуями. — Спасибо! Эти рудники были о семье три поколения, и у меня сердце разрывалось от того, что они попадут в недостойные руки человека, которому на них наплевать.

Джейк взял ее лицо в ладони и внимательно рассматривал его.

— Извини, что я не могу дать тебе дочь, которая унаследовала бы их.

— Как знать, может, тебе это и удастся.

Джейк смотрел на нее с несчастным видом. Как ему хотелось, чтобы это оказалось правдой! Не проходило дня, когда бы он ни винил себя за то, что не может дать ей ребенка. Временами, когда он видел, как Хелли нянчилась с Ариель, он думал, честно ли он поступил, женившись на ней. Его глубоко ранило сознание того, чем она для него пожертвовала.

С тяжелым вздохом Джейк отвернулся.

— Ты ведь знаешь, что я не…

— …Вполне возможно, что это не так, — прервала его Хелли.

Глаза ее зажглись от приятного предчувствия. Она достала из-под подушки пессарий и объяснила его назначение.

Джейк взял у нее противозачаточное средство и какое-то время рассматривал. В его душе боролись разные чувства. Грубо выругавшись, он отбросил пессарий прочь.

— Будь она проклята! Все эти годы я ненавидел себя за свою неспособность, чувствуя, будто я кастрирован…

Джейк вскочил с кровати и начал нервно ходить по комнате. Мускулы его ходили под кожей, как у беспокойной пантеры, готовой к прыжку.

— Как же она ненавидела меня, — прорычал он. — И каким же я был дураком! Ведь когда-то я верил, что она любит меня и хочет от меня ребенка.

Джейк саданул по мраморной плитке камина, больно разбив себе кулак. Глотнув воздуха, он зарылся лицом в ладонях.

— Но она любила тебя, — прошептала Хелли, подходя к нему. Обняв его за талию и притянув к себе, она добавила: — Разве ты не понимаешь, как трудно тебя не любить?

— Я вряд ли поверю, что все произошло от того; что я недостаточно откликался на ее любовь, — хмыкнул Джейк. — Ты не понимаешь, как подрывало мою веру в себя думать, что мое семя ни на что не годится? Что я почти что и не мужчина вовсе?

— Бедняжка. Конечно же, это было ужасно, — успокаивала Хелли своего любимого, стараясь смягчить его гнев. — Но я не думаю, что она хотела предотвратить зачатие из злобы.

Поначалу нет.

— Правда? — снова фыркнул Джейк. — Так какова же твоя теория, скажи мне на милость.

— Она боялась.

— Чего, ради Бога?

— Умереть при родах.

Хелли почувствовала, что мускулы Джейка чуть расслабились. Она стала успокаивающе гладить его по спине.

— Как-то во время своего очередного припадка безумия Сирена вновь почувствовала себя ребенком. Она свернулась в постели, плакала, прижимала руки к ушам и просила, чтобы я заставила ее мать прекратить вопли. Когда она вновь обрела разум, то объяснила, что ее мать умерла, пытаясь родить мертвого ребенка. И сказала также, что всегда боялась родов, так как думала, что тоже умрет от них.

Джейк отошел от Хелли к окну. Он молча смотрел на удлиняющиеся тени ночи. Наконец он проговорил:

— Если бы она только поведала мне свои страхи. Я бы понял. Я знал, как умерла ее мать, но когда я завел речь о том, что хочу ребенка, она, казалось, была этим довольна.

— Мне кажется, она действительно хотела от тебя ребенка, но боялась. — Хелли снова подошла к мужу. Она взяла его руки и прошептала: — Возможно, со временем она и решилась бы зачать «ли, по крайней мере, созналась бы в своих страхах.

Джейк пожал ее руки и, пристально глядя в глаза, спросил:

— А у тебя нет таких страхов?

— У меня только один страх, что ты как-нибудь меня разлюбишь.

— Никогда! — запальчиво воскликнул Джейк.

— Вот и отлично, — прошептала Хелли. — А я больше всего хочу дать тебе детей. Минимум дюжину, что поможет вдохнуть жизнь в этот огромный дом.

— И я буду рад каждому из них, — рассмеялся Джейк, целуя ее в нос.

Хелли оседлала его, обвила его шею руками и прошептала:

— Я люблю тебя, Джейк.

Джейк уставился в ее глаза, загипнотизированный чувством, которое таилось в их глубине.

— А ты, несомненно, женщина моего сердца.

Он жарко поцеловал ее.

…Его ласки с каждым мгновением становились все настойчивее, движения более интимными и волнующими.

— Что… ты уже снова хочешь меня? — страстно сама желая этого, прошептала Хелли.

— Я думаю, нам следует поторопиться, если мы решили завести дюжину детей.

— Ясная, словно луна, яркая, словно солнце, — бормотал он, лениво пробегая глазами по обнаженному телу женщины. — Шея твоя, словно башня из кости слоновой. Глаза твои, словно пруды Хешбонские. Груди твои, словно юные близнецы косули, вскормленные среди лилий.

Губы его изогнулись чувственной улыбкой. Опершись на венецианский туалетный столик, он перевел взгляд, созерцая округлый женский живот. Вдохновленный его совершенством, он поднял свой бокал и продолжал цитировать:

— Пупок твой подобен кубку, который вина не хочет. Отхлебнув крепкого кларета, он опустил взгляд еще ниже, остановившись на сладострастном изгибе бедер и атласной их гладкости. Они тоже были безупречны.

— Соединение бедер твоих подобно драгоценности, ограненной руками искусного мастера.

Посредине спальной на полу лежала Арабелла Данлоп. Ее бледная, словно лунный свет кожа, мерцала как восковая поверхность только что распустившейся каллы. Она была прекрасна в смерти.

Мужчина нервно постукивал пальцем по ножке бокала и, наклонив голову набок, критически обозревал свою последнюю жертву.

С беззаботно раскинутыми стройными ногами к головой, покоящейся на черном шелке распущенных волос, она напоминала ему вырезанную из слоновой кости статуэтку, которую он однажды видел в китайской лавке. Та статуэтка увековечила образ чудесной женщины в интимно-соблазнительной позе.

Одного воспоминания об этой вещице было достаточно, чтобы пульс его участился, а дыхание стало неровным. Милая бесстыдная Арабелла! Она была живым воплощением этой похотливо раскинувшейся леди из слоновой кости… такой распутной, такой изысканной в своей порочности. Соблазнительница с телом ангела и душой блудницы.

«Не прельщайся красотой ее в сердце своем, — предостерег он себя, почувствовав жар в чреслах своих. — Ибо свершишь грех страшный против плоти своя».

Издав мучительный стон, он оттолкнулся от туалетного столика и зашагал к распростертой на полу женщине. Все еще держа в руке бокал, он встал рядом с ней на колени. Какая жалость, что ему пришлось убить ее. Слегка дрожащей рукой и как бы даже печально он коснулся ее раскрытых губ.

«Должна ли я прийти к тебе с плетью или с любовью?» — говорила она, поджимая свои розовые губки.

Он опустил голову. Ответ всегда оставался неизменным. «Плеть на спину того, кто лишен понимания. Ты должен бить меня плетью и спасти душу мою от геенны огненной».

Печаль душила его, словно засунутый в горло кулак, и забытый бокал выскользнул из ослабевших пальцев. Дорогое вино, цвета граната, расплескалось по дорогому ковру и соединилось с высыхающими каплями крови.

Как ему будет не хватать ее ласк, не хватать ее одетых в красный шелк рук, приводящих его к конечному облегчению! В отличие от других женщин, с которыми он был, Арабелла понимала его особые потребности. Она понимала, что v вялость его плоти проистекает не от слабости желания, а от стыда и вины, которые он чувствует из-за своего плотского вожделения. И, что еще важнее, она понимала его нужду в наказании за слабость плоти.

«Но мне надо было убить ее», — напомнил он себе. Ее смерть была последней жертвой в его крестовом походе, чтобы исправить ужасное зло, которое ему причинили. Скоро, очень скоро пробьет час его мщения. Воспоминания о своей неминуемой победе было достаточно, чтобы устранить жало сожалений. С почтительностью рыцаря, приносящего клятву верности своему сюзерену, он поднял одетую в алый шелк руку Арабеллы к губам и поцеловал ее ладонь, не обращая внимания на то, что ткань была липкой от его семени. Так он оставался довольно долго, зная, что он проскользнул в дом незамеченным, а слуги были приучены не вторгаться в святилище своей госпожи непрошеными.