Но он изо всех сил боролся с собой.

— Возможно, — заговорил Брейден, от всей души надеясь, что она не заметила, как хрипло звучит его голос, — нам стоило бы вернуться к способам создания романтической атмосферы?

— Поцелуи, пожалуйста, — с легким нетерпением попросила Кэролайн, постукивая карандашиком по чистой странице своего дневника.

Черт побери! Нет, это уж слишком! Даже ее сердитый вид и то, как шевельнулись ее губки: «Поцелуи, пожалуйста!» — возбуждали его так, что от страсти темнело в глазах.

А с чего, собственно говоря, он так всполошился? Какой вред будет от одного-единственного ничтожного поцелуйчи-ка? Подумаешь, делов-то!

— Это невозможно описать словами, — вздохнул он, теперь уже открыто глядя на ее губы. Эти губы явно не знали, что такое помада. Чем выгодно отличались от многих губок, к которым он прикасался на протяжении последних лет. — Может, вы согласитесь, чтобы я продемонстрировал это на деле?

Она аккуратно отложила в сторону карандаш. И когда Брейден перевел взгляд с ее рта на ее глаза, он обнаружил, что Кэролайн смотрит на него очень серьезно.

— Мистер Грэнвилл, — строго проговорила она, — возможно, вы меня неправильно поняли. Я пришла сюда вовсе не для того, чтобы пополнить собой ваш гарем. Меня совершенно не привлекает перспектива завязать с вами любовную интрижку. Поскольку я, как вам известно, давно обручена.

Его охватила какая-то странная вспышка радостного возбуждения. Брейден не понимал, чему он радуется. Никогда в жизни ему не доводилось испытывать столь бурную и в то же время беспричинную радость.

— В равной степени как и я, леди Кэролайн, — произнес он, широко разведя руками. — И тем не менее я не считаю для себя зазорным учить вас таким вещам. Так почему же вы считаете зазорным учиться? В конце концов, это не я, а вы пришли ко мне за советом, разве не так?

— И все же, — возразила она, но уже не с таким апломбом, как прежде, — я не вижу причины, по которой вы не могли бы просто объяснить мне на словах…

— Я уже сказал вам, — он оттолкнул кресло и встал, — есть вещи, не поддающиеся словесному описанию. — Он обошел стол как можно быстрее, чтобы не передумать и застать Кэролайн врасплох. — Но я должен вам показать. Это единственный способ, — добавил Брейден, наклоняясь к ней и осторожно вынимая из ослабевших пальцев дневник и карандаш, — вас научить.

— Но… — слабо пискнула Кэролайн.

— Вы ведь хотите произвести на маркиза благоприятное впечатление, не так ли? — Он взял ее за руку и властно поднял с кресла.

— Да, — ответила Кэролайн все тем же дрожащим голоском. — Но…

Брейден вдруг подумал, что очки наверняка свалятся на пол и разобьются. Он осторожно снял их, приговаривая что-то ласковое глубоким выразительным басом. Так терпеливый конюх увещевает норовистую кобылку.

— Все будет хорошо, — шептал он. — Вот увидите. Кто знает, может, вам и самой понравится?

— Что-то я так не думаю, — пролепетала Кэролайн. Ее огромные карие глаза были полны откровенного животного страха.

— Зато я думаю, — возразил Брейден. Он поднял руку и осторожно отвел шелковистый локон с ее лба. Пока ее внимание было отвлечено этим незамысловатым маневром, он наклонился и, чувствуя, как все внутри кипит от возбуждения, приник к ее губам.

Кэролайн не могла поверить, что это происходит с ней наяву. Ничто не предвещало такого скандального оборота событий. Еще минуту назад она считала, что полностью контролирует ситуацию, а теперь извольте полюбоваться: Брейден Грэнвилл целует ее в губы!

Как такое могло произойти? Как она могла прозевать тот момент, когда события вышли из-под контроля? Все это время она была начеку, опасаясь с его стороны какой-либо гнусной выходки. Ведь она находилась в логове Брейдена Грэнвилла, самого известного распутника во всей Англии! И должна была предвидеть, что он непременно попытается предпринять что-то в этом роде!

Но он же сам весьма откровенно дал ей понять еще в первый день, когда она появилась в его конторе, что не желает иметь ничего общего с такой безнадежно целомудренной особой, как она! И у Кэролайн были все основания полагать, что она попросту ему противна, что она оскорбила его своим скандальным предложением и что он вообще не хочет связываться с такой наивной дурочкой, на которую ему тошно смотреть.

И вот чем это обернулось! Она застыла, не смея шелохнуться, тогда как его шершавые ладони — Кэролайн подумала, что они кажутся такими шершавыми из-за мозолей — осторожно удерживали ее лицо. И вместо того чтобы радоваться, она чуть не умерла со страху.

Потому что он целовал ее совсем не так, как ей приходилось целоваться прежде. Нет, он вовсе не пытался сунуть ей в рот свой язык — об этом не было и речи! Он просто едва касался своими губами ее губ и целовал ее совсем легко, с невыразимой нежностью и лаской. Его губы в отличие от его рук оказались совсем не такими грубыми, и это было для нее полной неожиданностью. Достаточно было одного взгляда на этого верзилу, чтобы представить, какой твердой должна быть эта гора литых мышц, но его губы были потрясающе мягкими и нежными.

Ее руки, безвольно повисшие по бокам, налились такой тяжестью, что их просто невозможно было поднять. Ее колени как по волшебству сделались мягкими, как масло. У нее даже возникла мысль, что только поддержка Брейдена Грэнвилла не дает ей безвольно сползти на пол.

И ее рот, сурово сжатый в строгую прямую линию, мало-помалу уступил ласковому напору легких, как лепестки розы, поцелуев. Кэролайн как будто со стороны следила за тем, как ее губы слегка смягчились, повлажнели, а потом и раздвинулись, словно повинуясь какому-то тайному заклинанию.

А потом, еще до того, как она сообразила, что происходит, его язык ловко (вот она, работа истинного мастера!) скользнул между ее мягких, влажных, податливых губ. Это было всего лишь мимолетное движение, намек на более интимные ласки, и в следующий миг он уже убрал язык. Но Кэролайн, с трудом понимая, что делает, повинуясь одному лишь инстинкту, сама раздвинула губы…

…и тут же снова почувствовала, как его горячий язык коснулся ее языка.

Как необычно! Потому что на поверку это оказалось вовсе не так уж отвратительно. Скорее, совсем наоборот. Она даже не удержалась и сама попробовала проделать языком такой же фокус. Сперва робко и смущаясь, а потом все более уверенно и страстно, пока, к своему удивлению, не почувствовала, что они как бы и вправду обмениваются душами. Во всяком случае, у самой Кэролайн возникло именно такое чувство. Будто какая-то часть ее души вместе с языком ускользает к нему в рот, чтобы тут же вернуться сторицей. И это ощущение, право же, было весьма приятным. С некоторой натяжкой его можно было бы даже назвать чудесным.

Но ей так и не удалось произвести углубленный анализ своей возмутительной реакции на действия Брейдена Грэнвилла, потому что он неожиданно прекратил эти действия. Раз — и нет! Он прервал поцелуй, отпустил ее лицо и отодвинулся. Кэролайн, чьи веки давно были томно приспущены, широко распахнула глаза, почувствовав внезапный холод в тех местах, где ее согревали губы и ладони Брейдена Грэнвилла. А поскольку ее колени все еще оставались мягкими, как масло, бедная девушка чуть не упала от неожиданности. Брейден едва успел протянуть руку, чтобы подхватить ее, и Кэролайн вцепилась в нее с таким отчаянием, словно это было ее последней надежной опорой во всей вселенной, внезапно рухнувшей всего секунду назад. Ее томный, рассеянный взгляд долго не отрывался от его лица.

— Ну вот. — Было ли это плодом ее воображения, или его низкий голос и правда чуть-чуть утратил свою былую уверенность? — Теперь вы убедились на собственном опыте, что это не настолько отвратительно, как вы думали?

Это ей почудилось. А как же иначе? Брейден Грэнвилл — опытный мужчина, искушенный в любовных делах. И один-единственный поцелуй не может разбудить в нем ту бурю чувств, что едва не лишила Кэролайн рассудка и способности говорить. Ее губы онемели и отказывались повиноваться, а горячий язык налился свинцом. Она без сил плюхнулась в кресло, из которого недавно поднял ее Брейден Грэнвилл, и почувствовала, что ей необходимо время, чтобы собраться с мыслями.