— Но мы ведь не знаем наверняка, — успокаивающе замечаю я. Опыт работы с истеричными подростками научил меня, что нужно говорить властно — и тогда в конце концов они с тобой согласятся. Главное — не бояться. Дети, как животные, способны учуять страх на расстоянии в сто шагов.

— Не говори со мной учительским тоном, — огрызается Мэдс.

А я и забыла, что ей тридцать, а не тринадцать.

— Нет, у него точно есть другая, и мы выясним, кто она. — Мэдс поднимается и достает из шкафа бутылку бренди.

Что значит «мы»?..

— Я так рада, что ты здесь, Кэти. — Наполнив две кружки, она слабо улыбается. — Не знаю, как бы справилась без тебя.

Может, намекнуть ей, что я собираюсь вернуться в Лондон?..

— Я кое-что должна тебе сказать… — начинаю я.

— О Господи. — Мэдс вновь принимается рыдать, слезы капают в бренди. — Ты уезжаешь домой? Бросаешь меня? Я не вынесу! Сначала Ричард, теперь ты… Я совсем одна. Если Ричард уйдет к другой, у меня не будет ребенка!

— Ребенка?

— Мы с Ричардом решили, что попробуем завести ребенка, когда он станет приходским священником. А теперь, когда муж дождался назначения, я ему надоела! У нас несколько месяцев не было секса! Как я заведу ребенка, если муж не хочет ко мне притронуться? Если он спит с какой-то шлюхой по имени Изабелла? Вот почему я обязана увезти его отсюда, вот почему мы должны поехать на Карибы.

Я в ужасе. Мы с Мэдс знакомы больше десяти лет, и я никогда еще не видела ее такой расстроенной. Когда подруга упоминает о ребенке, в глазах у нее появляется фанатичный блеск. Именно так смотрели мои бесчисленные приятельницы незадолго до того, как забеременеть, после чего навсегда исчезали из моей жизни, погрузившись в мир памперсов и молочницы.

— Роль детей переоценивают, — намекаю я, вспомнив Уэйна Лобба и компанию. — Поверь мне, я учитель.

— Ты не понимаешь. Когда женщина хочет ребенка, ничего здесь не поделаешь. Не могу объяснить, Кэти. Это мощный инстинкт.

— Вижу.

— И потом, — продолжает она, — если ты нашла свою вторую половинку, то весьма естественно хотеть ребенка. Ты тоже захочешь, когда найдешь своего мужчину. Единственного и неповторимого.

Полагаю, меня можно простить за недостаток энтузиазма. Я скорее стану топ-моделью, нежели найду «единственного и неповторимого».

— Ты любишь Ричарда? — спрашиваю я. Даже если думаешь, что он тебе изменяет?

— Конечно, люблю. — Мэдди смотрит на меня как на сумасшедшую. — Когда любишь человека, то стараешься его удержать. До сих пор я была далеко не идеальна…

Кажется, недавно она хотела отрезать Ричарду яйца тупыми ножницами. Чосер прав: любовь воистину слепа.

— Нужно найти Ричарда и узнать, чем он занимается, — решает Мэдс. — И ты мне поможешь.

— Конечно, помогу, — покорно отвечаю я.

Зачем я это сказала?

Мэдс обнимает меня так крепко, что ребра трещат.

— Я тебя люблю! Ты лучшая подруга на свете! Я не достойна такого счастья!

Я обнимаю ее в ответ. Лондон подождет. По крайней мере, пока я не узнаю, что затеял Ричард. И клянусь Богом, если он действительно изменяет Мэдад, то горько пожалеет.

Честное слово, он предпочтет, чтобы ему отрезали яйца.

Самое неприятное в провинции то, что все кругом одинаковое. Все проулки шириной в одну машину, живые изгороди такой высоты и густоты, будто за ними скрывается замок Спящей красавицы, а что касается указателей, то, по-моему, о них здесь и не слыхивали.

Короче говоря, я заблудилась и понятия не имею, где нахожусь.

Я смотрю на часы. Двадцать пять минут двенадцатого. Я должна встретиться с Тристаном Митчеллом через пять минут, но не могу найти дорогу. По ощущениям, я безнадежно потерялась в дебрях юго-восточного Корнуолла. Через пятьдесят лет кто-нибудь обнаружит за рулем церковного микроавтобуса мой скелет в старомодных бриджах и десятки эротических игрушек в грузовом отсеке.

— Блин, — бормочу я, переворачивая самодельную карту вверх ногами, на тот случай, если она вдруг станет понятнее. Ничего подобного. — Где я?

Сегодняшнее утро трудно назвать добрым — в частности, потому, что у меня раскалывается голова от бренди и полночных разговоров о Ричарде и его вероятной любовнице. Мы говорили и говорили, пока не убедили себя, что Изабелла скорее всего — обитательница дома престарелых, которая дала Ричарду денег просто так. Потом Мэдс решила, что это невозможно, и мы снова принялись ломать голову, изобретая столь замысловатые сценарии, что по сравнению с Ричардом Казанова мог бы показаться невинной овечкой. Я не решалась прервать разговор и уйти спать — ведь в недалеком прошлом Мэдс часами выслушивала мои жалобы на Джеймса. Обсудить с ней поведение Ричарда — самое малое, что я могла сделать.

Господи, какой перерасход чувств, думаю я, переключая скорости. Я-то уже позабыла о Джеймсе. Хотела бы я вернуться на несколько месяцев назад, в прошлое, и дать самой себе хорошего пинка под зад. Тогда многое пошло бы по-другому.

Снова смотрю на часы и понимаю, что опаздываю. Может, вернуться на развилку и двинуться в другом направлении? Проблема в том, что я не помню, по какой дороге приехала.

Я стискиваю пульсирующие виски. Скверный день.

Когда тетушка Джуэл, пошатываясь, вернулась из паба, Ричард уже был дома и яростно ругался с Мэдс в прихожей.

— Не обращайте на меня внимания, — икнув, попросила Джуэл и проковыляла мимо.

Ричард в изумлении замер на полуслове, а тетушка принялась карабкаться по лестнице, точь-в-точь как по трапу «Плясуньи».

— Кто это? — белыми от ярости губами выговорил он.

— Джуэл, тетушка Кэти! — крикнула Мэдс. — Ты лучше объясни, мать твою, кто такая Изабелла!

Ричард поморщился:

— Ты знаешь, я не терплю сквернословия.

— А я не потерплю, что ты трахаешься с другой! — заорала Мэдс, и ссора продолжалась до самого рассвета. Джуэл, слава Богу, отрубилась, едва успев коснуться подушки, но я ворочалась и крутилась до зари. Перепалка внизу и похрапывание Джуэл так и не дали мне заснуть.

Утром Джуэл снова вышла в море с Гаем — кажется, у них завязались какие-то странные отношения, — а я решила отправиться на поиски работы. Пусть Гэбриел обломится. Ричард выскочил за порог чуть свет, хлопнув дверью с такой яростью, что дом чуть не развалился, а Мэдди за завтраком налегла на виски.

Ситуация удручающая.

Я потерялась в дебрях Корнуолла, но по крайней мере вырвалась из Трегоуэна. Когда в следующий раз захочется спокойной жизни, выберу местечко потише — например, обочину скоростного шоссе.

Я выжимаю сцепление, и микроавтобус едет задним ходом. Пытаюсь нажать на тормоз, нога не достает и беспомощно болтается в воздухе, потому что подушка, которую я подсунула под спину, выпала. Несколько лет назад я потеряла управление, сидя за рулем школьного микроавтобуса, и сбила четыре мусорных контейнера. Говорят, некоторые навыки утратить невозможно.

Так или иначе, микроавтобус пятится, упирается в изгородь и застревает. Колеса продолжают крутиться, а я в отчаянии бьюсь лбом о руль. Должно быть, на мои крестины родители позабыли пригласить злую фею, потому что мне просто патологически не везет. Потом я вспоминаю, что мои родители — язычники и не удосужились меня окрестить. Так или иначе, моя аура повреждена. Микроавтобус тем более. Ричард будет в ярости.

Кто-то стучит в стекло. Я вскакиваю от испуга, когда в окно заглядывает темноволосая голова.

— С вами все в порядке?

— Кажется, да, — отвечаю я. — Но я заблудилась. Где трегоуэнские конюшни?

Молодой человек улыбается. У него кудрявые темные волосы, передний зуб сломан, на переносице веснушки, на щеках — черная щетина. Некрасивый, но улыбка славная.

— Вы не так уж сильно заблудились, — говорит он. — Позади вас — ограждение загона.

Он просовывает руку в окно:

— Я Тристан Митчелл. А вы, должно быть, Кэти Картер.

— Боюсь, что так, — мрачно отвечаю я. Вряд ли мне удалось впечатлить потенциального босса.