— Я ведь предвидел такую развязку, помните, доктор? — продолжал Фазаро. — В течение нескольких дней он пользовался довольно значительной моральной поддержкой, удерживавшей его от самоубийства. Но когда я говорю о поддержке… Это всего лишь ниточка, понимаете? Ниточка…
Он посигналил, прежде чем обогнать драндулет, битком набитый девушками в сардинских платьях. Водитель был крепкий деревенский парень — вполне заурядный, с дерзким взглядом, он тоже был одет в местный черно-белый костюм.
— Вчера вечером что-то, должно быть, случилось, доктор, и ниточка оборвалась.
Доктор немного съежился на сиденье и поднял воротник пальто, словно спасаясь от утренней свежести.
Свернув с шоссе, машина выехала на узенькую дорожку, идущую средь песчаных равнин, покрытых поблескивающими лучами. На фоне тусклого горизонта пепельного цвета неторопливо шествовали бараны. Очень далеко, где-то в глубине серого тумана, угадывались горные хребты.
— Заметьте, доктор, что такой конец в каком-то смысле наилучший выход… Я хочу сказать, что судьи вряд ли проявили бы мягкость по отношению к Сандро…
И так как Валерио не отвечал, инспектор слегка повернулся к нему.
— Вы, верно, не согласны со мной? Вы питали дружеские чувства к нему…
— Да.
Еще один гудок, чтобы предостеречь крестьянку в толстой коричневой юбке, которая вела двух осликов, груженных виноградной лозой.
— Вы, конечно, предпочли бы, чтобы он остался жив? И бежал в Тунис?..
— Конечно, — тихо сказал Валерио.
Фазаро умолк и, казалось, все свое внимание сосредоточил на глубоких колдобинах, которые он старательно объезжал. Дорога становилась все хуже и хуже. Из-за пригорка навстречу вынырнула небольшая серебристая рощица оливковых деревьев с голубоватыми просветами под листвой. «Может, он знает правду?» — со жгучей горечью подумал Валерио. «Он знал все и не хотел ничего предпринимать до возвращения Анджелы!» Но то была безумная идея, и Валерио нетерпеливо отбросил ее. Ему хотелось выйти из машины, оставить Фазаро и шагать по полям, долго шагать одному. Но тут ему вспомнилось чтение телеграммы, поздравления Фазаро и его странное поведение. «Может, они и правда делали ставку на Анджелу, на возвращение Анджелы!» Если это так… Ему почудилось, будто он только что выбрался из душных джунглей, где за ним следили хитрые и безжалостные враги, и вышел оттуда измученным, обессиленным.
— Подумайте хорошенько, доктор, — продолжил Фазаро. — У Сандро не было другого выхода. Магда была для него всем. Что бы он делал в Тунисе? Вы можете себе его представить в Иностранном легионе [29]? Конечно, нет! Он вел бы существование больного, затравленного зверя до полного изнеможения. А под конец его все равно ждала веревка…
Доктор выпрямился. Может, он собирался что-то ответить? Но он только повернул голову в сторону простиравшихся справа полей, окруженных низенькими стенами иссохших камней, к холмам, которые длинными извивами, прерываемыми иногда полосой скал и черных зарослей, устремлялись к небесам.
Еще один поворот, и на краю обширной апельсиновой плантации показался домик. У двери в ожидании стояли трое карабинеров. Застывший в небе белесый свет прокладывал между деревьями большие полосы фиолетовой тени. Несколько крестьян с лицами землистого цвета тоже дожидались, сидя в ряд на откосе и обхватив руками сжатые колени. Валерио показалось, будто они с особой настойчивостью смотрят на него. Эти тоже, наверное, знали все. Но он прошел мимо них, не поздоровавшись. Голова у него была пустой и гулкой, как у человека, который давно не спал. Карабинеры расступились. Домик был завален ветками. Тело лежало на брезенте, между стеблями тростника. Верхняя часть туловища была накрыта холстиной защитного цвета. Засохшая на брюках грязь отваливалась кусками. Одна ладонь была спрятана под пиджак. Другая, будто отделенная от руки, посеревшая и сжатая в кулак, походила на странное лицо ребенка, уложенного на земле, среди сухих листьев. «Это ты, Сандро! Это ты!» Слова стучали в сознании доктора, словно тяжелые свинцовые пули. Крестьяне наблюдали за ним, теснясь по обе стороны двери. Но когда к нему подошел инспектор, Валерио не смог вынести его присутствия. Он вышел и медленно зашагал к дороге. Его знобило. В этот момент появилась еще одна машина, большой официальный автомобиль, остановившийся прямо за «фиатом» Фазаро. Из него вышли пять или шесть человек, среди них — тучный полицейский с головой боксера и Казелла со своим неизменным фотоаппаратом. Он направился прямо к доктору.
— Рад снова встретиться с вами. Повезло, что утром я попал на первый автобус! Бог всегда на стороне журналистов, дело известное.
Казалось, он уже много выпил. На его скулах пылали два красных пятна, словно его только что отхлестали по щекам. На нем был старый военный плащ, а шея замотана каким-то шарфом с зелено-коричневым рисунком.
— Между нами говоря, он правильно сделал, — доверительным тоном сказал Казелла, со сверкающим взором подходя вплотную к Валерио. — Только трусы соглашаются жить без… как бы это выразиться?.. Я тоже потерял жену! Понимаете? И не только жену. Всех своих ребятишек. Так-то вот. И остался без… Вы слушаете меня? С вами я могу говорить откровенно. Но у меня есть спиртное. А вы, доктор, вы бы тоже покончили с собой, правда? На моем месте вы убили бы себя. Так ведь? Ну признайтесь! В точности как Сандро! И вы не пьете ничего, кроме воды. Так что вам не выбраться… Но я… минуточку! Ах, до чего же безобразна смерть! Вы согласны?
Не переставая говорить, гримасничать и сопеть, он уже приготовил свой фотоаппарат.
— Послушайте, доктор, вчера в Кальяри вы были в обществе очень красивой женщины. Я нескромен? Ладно. Молчу. И все-таки поздравляю. От души поздравляю. А у меня была Сильвана. Приятна, но не более того. Что за вечер! Вы уже уходите?.. До скорого…
Инспектора вошли в домик. Валерио видел, как они, наклонившись, шевелятся во мраке. Их темная масса скрывала тело Сандро. Желтый шарф Фазаро сиял, словно светящаяся ткань. Валерио отошел от Казеллы, фотографировавшего группу крестьян и карабинеров у двери. Средь листвы пронзительно кричали птицы, нарушая сонную тишину.
Около девяти часов, когда все было кончено, Фазаро отвез доктора в город. Бледные лучи солнца не могли пробиться сквозь толщу клочковатого тумана. Валерио вдруг подумал, что «Портичи», должно быть, уже снялся с якоря. Машину подбрасывало на дороге, разбитой гужевым транспортом, размытой дождями. На откосах пробивалась трава, а местами — пучки желтых, ощетинившихся колючками цветов. На круглом холме возвышалась ферма Гордзоне — белая, с крышей, крытой коричневой черепицей, с устремленным ввысь, словно зеленая ракета, длинным стволом распушившейся в небесах пальмы. Когда-то у Сандро и Магды все начиналось именно здесь…
Валерио вдруг обнаружил, что дороге нет конца и что ему не терпится добраться до места. Словно угадав, что доктору хочется побыть наедине с самим собой, Фазаро вел машину, не произнося ни слова.
Когда они выехали на перекресток, показалось море с крохотным пароходом, который уходил все дальше и дальше от длинных сверкающих мысов.
Вскоре среди темной массы садов появились первые дома Салины. На дороге, ведущей в Риети, блеснули стекла проезжавшей мимо машины, словно посылая некий таинственный оптический сигнал.
Автомобиль свернул, наконец, на пустынную улицу, вдоль которой располагались виллы. Эту улицу Валерио хорошо знал. Она несколько удлиняла путь к его дому. Но как знать, быть может, Фазаро нарочно выбрал ее? А впрочем, какое это имело значение? Они приближались к дому Клары, высокому, массивному дому с широкими окнами с зелеными ставнями. Листва свешивалась за ограду. В сердце Валерио зарождалось что-то похожее на ощущение покоя, какая-то неясная, глубинная вера в свою судьбу.
Он повернулся к Фазаро:
— Прошу вас…
И он показал рукой на дверь Клары.
