Я понял, на что был согласен Браент, лишь бы остаться в фильме, во время съёмок одной из самых ранних двухчастевок Арбакла, в которой я участвовал. Кажется, она называлась «Его брачная ночь» (His Wedding Night).
В начале фильма была показана комната над большим универмагом, в которой девушка дошивала своё свадебное платье, используя меня в качестве манекена. Бандиты, помощники главного злодея, врываются, чтобы похитить её, но она только что вышла в другую комнату за булавками. Они принимают меня за невесту, потому что на мне свадебное платье, вытаскивают через окно и скатывают по наклонной крыше.
Внизу на улице ждал Джимми Браент с повозкой. Он собирался ловить «девушку» в свои объятья и стоял, расставив ноги: одна на земле, другая — на подножке повозки. Предполагалось, что я упаду на него вниз головой, а он постарается поймать меня, но упустит. Мы редко репетировали костоломные сцены вроде этой, потому что было слишком легко ушибиться или покалечиться.
Раненый, даже если не отстранялся от съёмок, мог провалить работу во второй раз. По тем же причинам мы старались избегать дублей.
Но режиссёру, то есть Роско, не понравилось, как мы сделали сцену. Когда мы были готовы повторить эпизод, Джимми Браент подошёл ко мне и прошептал:
— Я не знаю, как сыграть, и не знаю, как упасть. Ударьменя по-настоящему, чтобы хорошо смотрелось.
— Ударю тебя как следует, — сказал я, — но держись крепче.
Упав на него, я изо всех сил ударил его обеими ногами. Джимми грянулся оземь и покатился кувырком. Он укатился почти на 20 футов, далеко за пределы поля зрения камеры. Тем временем я упал на два сиденья повозки. Один из бандитов, Джо Бордо, желая убедиться, что «невеста» не сбежит, спрыгнул с покатой крыши и свалился на меня сверху.
Типично, что никому не пришло в голову спросить Джимми, всё ли с ним в порядке. Но если бы кто-то спросил, он бы не стал жаловаться. Позже, когда у меня была своя компания, Джимми работал со мной во многих фильмах, и в итоге я смог включить его в постоянный штат как оператора со ставкой 125 долларов в неделю. Джимми был загадкой. Он оказался настолько умным, что в совершенстве освоил сложную кинокамеру, но так и не научился правильно падать, и принимал взбучки, как старый потрёпанный борец на закате своей карьеры.
«Коп», казавшийся мне самым отчаянным и храбрым среди них, был маленький Бобби Данн, профессиональный ныряльщик-чемпион ростом всего 5 футов 4 дюйма. Бобби присоединился к «копам» в тот сезон, когда спрос на аттракционы с ныряльщиками ослабел, и Сеннет принял его к себе за ловкость и бесстрашие. Он поместил Бобби рядом со Слимом Саммервиллем, его длиннейшим «копом», потому что они смотрелись вместе очень смешно.
Но самый смелый трюк, который Бобби когда-либо делал, был не в фильме Сеннетта, а в одной из «Солнечных комедий» Генри (Патэ) Лермана, которые тот снимал для «Фокса».
Услышав, что Бобби профессиональный ныряльщик, Лерман предложил ему пять долларов за прыжок с крыши отеля «Брайсон» в корыто для извести, заполненное водой. Отель «Брайсон», в деловой части Лос-Анджелеса, был восьмиэтажным, 80 футов в высоту, и с его крыши корыто для извести 9 футов в длину, 5 в ширину и 5 в глубину казалось размером с костяшку домино. Бобби принял предложение, и Лер-ман попросил его прыгнуть в пятницу после полудня.
— Я снимаюсь в фильме Сеннетта в эту неделю, — ответил Бобби задумчиво. — Съёмки будут в пятницу, но сомневаюсь, что «копы» понадобятся после полудня. Так что я смогу тайком выбраться.
Бобби прыгал вниз головой. Нырять с 80 футов в воду глубиной 5 футов означало, что он должен был удариться грудью и тут же рвануться наверх, выгнувшись дугой. Он вышел из воды без единой царапины, забрал свои 5 долларов, оделся и побежал на студию Сеннетта, где его уже могли искать.
Эти двое, Бобби Данн и Слим Саммервилль — самый маленький и самый высокий из «Кистоун копс», — были неразлучны. Они делили одну гримёрную на двоих и никогда не уставали разыгрывать друг друга. Гримёрная выходила на открытую съёмочную площадку, а с другой стороны был крытый пассаж.
Однажды они сидели в своей гримерке, и Саммервиль заметил:
— Ты усёк, в каком шикарном летнем костюме и соломенной шляпе сегодня пришёл Бен Терпин?
Бобби Данн кивнул и сказал:
— Не успеешь опомниться, как он придёт на работу во фраке.
— Давай его проучим, — предложил Слим с усмешкой. — Я только что видел, как он вошёл под эту арку. Будет здесь через пару минут. Почему бы нам не набрать ведро воды, а потом ты вылезешь вон там на крышу и обольёшь его, как только он пройдёт мимо.
— Ладно, но как я узнаю, что он идёт?
— Я сяду здесь в дверях, Бобби, и ты будешь меня видеть. Когда я достану носовой платок, окати его как следует, хорошо?
— О’кей! — сказал Бобби и мигом влез на крышу с ведром воды.
Получив сигнал от Слима, он вылил воду. Но Мак Сеннетт, а не Бен Терпин получил порцию воды. Позже Слим клялся перед Бобби, что обознался. Сеннет был в два раза больше косоглазого мистера Терпина, но Бобби не спорил со своим лучшим другом.
Пару вечеров спустя Слим и Бобби наслаждались напитками в «Загородном клубе Вернона», любимом питейном заведении у «Кистоун копс» и других местных персонажей, которым нравилось засиживаться допоздна. В Лос-Анджелесе всё закрывалось рано, но «Вернон», находившийся далеко за пределами города, не закрывался вовсе. В тот вечер Бобби подкупил бармена, чтобы тот влил двойные порции виски в коктейли Слима Саммервилля. Перегруженные напитки вскоре сделали Слима таким вялым, что он заснул за столом.
Бобби достал карандаш и бумагу, написал записку и попросил официанта отдать её девушке за соседним столом. С ней сидел мужчина с плечами гориллы. Девушка прочитала записку и передала ему. В ней говорилось: «Почему бы вам не избавиться от этого большого обормота? Не оборачивайтесь, но я сижу за столом прямо за вами и притворяюсь спящим. Я встречу вас у выхода через 10 минут».
— Кто этот смышлёный парень? — спросил мужчина.
Девушка оглянулась, увидела спящего Слима и пожала плечами.
— Мне никогда в жизни не встречался этот смешной стручок.
Её друг поднялся, подошёл к спящему Слиму и схватил его за глотку. Следующее, что Слим почувствовал, — он был за дверью и летел по воздуху. Ударившись о жёсткий-жёсткий асфальт, он посмотрел наверх и увидел улыбающееся лицо Бобби Данна, который всматривался в него.
— Что, чёрт возьми, случилось? — спросил он.
— Не обращай внимания, — ответил Бобби Данн, — всего лишь одно из калифорнийских землетрясений.
(Позже в своём полнометражном фильме «Три эпохи» (The Three Ages) я вызвал много смеха, используя этот эпизод с запиской. Уоллес Бири, главный злодей, писал её, пока я спал за столом.)
Когда Бобби Данн умер, его длинный тощий друг был безутешен. Слим плакал, как ребёнок, и потратил больше денег, чем мог себе позволить, на похоронные венки. По дороге в церковь на траурную церемонию Слим достал свою почту и во время службы нервно вскрывал письма и бегло просматривал их. Он встал в очередь вместе с другими, чтобы попрощаться с покойным, прежде чем закроют гроб. Проходя мимо, он потряс перед лицом усопшего чеком за цветы, только что полученным от флориста.
— Видишь? — всхлипывал он, убитый горем. — Даже после смерти ты дорого мне обходишься, маленький сукин сын.
Тут его ноги подкосились, и он упал бы, если бы мужчина, стоявший рядом, не поддержал его. Слёзы ручьём потекли по длинному лицу Слима Саммервиля, и его почти что занесли в одну из ожидающих похоронных машин.
Сколько себя помню, бейсбол был моей любимой забавой. Я начал играть, как только вырос достаточно, чтобы держать перчатку. Песчаный участок, на котором играют в бейсбол, — первое, что я искал, когда «Три Китона» приезжали выступать в новый город. У нас в Маскигоне всегда была команда, а позже я организовал бейсбольные команды на моей собственной студии и на «Метро-Голдвин-Майер». Я участвовал в Ежегодных играх ведущих комиков, которые несколько лет забавляли Голливуд, и каждый сентябрь изо всех сил старался закончить осенний фильм так, чтобы успеть в Нью-Йорк на «Мировые серии».
