«Нет, очевидно, плохо я тебя учил», — сердито подумал Ладыгин.

Он, казалось, совсем забыл, что они находятся не в тренировочном зале, что сейчас они — противники, оспаривающие звание чемпиона «Искры». Обида за своего любимого питомца охватила Ладыгина. Он даже отчитал бы его, да жаль — на ринге говорить запрещено. Легко, словно танцуя, он кружился вокруг Валерия, обманными движениями левой руки раскрывая его защиту, и наносив быстрые прямые удары правой, вкладывая в них всю тяжесть своего тела.

Лерка продолжал обороняться. Он был свеж, но, казалось, у него не возникает даже мысли о том, что можно самому перейти в атаку.

Гонг. Конец первого раунда.

Школьники на трибуне словно только и ждали этого сигнала: сразу зашумели, захлопали. А трое мальчишек во главе с Колей Уточкиным весело прокричали хором:

— Виктору Иннокентьевичу, ур-р-р-а!

И тут Ладыгин не удержался: впервые за все свои сто пятьдесят боев нарушил правила ринга.

— Спишь! — сердито бросил он Валерию (хотя капа мешала говорить) и направился в угол.

— Разговоры! — строго перебил судья, хотел сделать еще какое-то замечание, но воздержался.

Боксер не имеет права угрожать другому, запугивать его или ругать. Но тут происходило необычное — боец явно хотел помочь противнику. И поэтому удивленный судья ограничился коротким предупреждением.

Валерий прошел в свой угол, сел на табурет. Секундант стал быстро и резко махать полотенцем перед его разгоряченным лицом, потом смочил губкой его грудь и оттянул резинку на трусах, чтобы легче было дышать.

Валерию было не по себе: первый раунд проигран. И как! Глупо, бездарно.

«Позор! Наверно, Виктору Иннокентьевичу стыдно за меня».

И, словно угадав его мысли, секундант хмуро сказал:

— Ох, и попадет тебе завтра от тренера!

«Еще как!» — подумал Валерий.

Он сполоснул рот. Секундант снова подал ему капу, и с ударом гонга Валерий встал.

«Нет, это не дело!» — решил он и быстро шагнул навстречу противнику.

«Вот так! Вот так! — думал он, войдя в ближний бой и «пулеметной серией» нанося удары Ладыгину. — Вы же сами учили меня: боксер без инициативы — не боксер!».

«Не боксер, не боксер», — мысленно повторял он, делая быстрый шаг влево и тотчас обрушивая на противника два сильных удара.

Лерка ожил. Сейчас Ладыгин снова узнавал в нем своего лучшего ученика. Легко и быстро передвигался юноша по рингу, осыпая противника градом ударов. Стремительным, почти неуловимым в своей быстроте, «крюком» правой в голову Лерка чуть не свалил его на брезент.

«Ага! Таким же ударом он нокаутировал Дмитриева», — сквозь звон в ушах мелькнуло у Ладыгина.

Он все же удержался на ногах, и шатаясь, принял защитную стойку.

Бой становился ожесточеннее. Когда прозвучал гонг, секундант, размахивая полотенцем, радостно сказал Лерке:

— Раунд твой!

Лерка и сам это знал. Он был возбужден и готов к последней схватке — три минуты третьего раунда должны окончательно решить, кто сильнее: учитель или ученик.

А Ладыгин сидел на табурете, раскинув руки на канаты, и широко открытым ртом жадно глотал воздух. Быстрее, быстрее восстановить силы! Сердце стучало часто, гулко и прерывисто.

«Лерка оправился. Молодец! Но как легко мальчишка выиграл второй раунд! Обидно! Где же прежняя стремительность, резкость моих ударов? А главное — стопятидесятый, последний! Лерке, конечно, и невдомек. Надо победить! Обязательно. Неужели не смогу? Никаких «не смогу»! Должен, должен выиграть!».

Со звоном гонга Лерка рванулся вперед, быстро пересек по диагонали площадку и, не давая Ладыгину выйти из угла, сразу начал атаку. Уже через несколько секунд ему удалось провести резкий, чистый «крюк» в грудь.

«Перенял! Мой любимый удар перенял!» — тяжело дыша, подумал тренер, всем телом ощущая силу Леркиного кулака.

Ладыгин попробовал перехватить инициативу, но безуспешно. Лерка оказался свежее его и уже стал хозяином ринга. Он прижимал противника к канатам, и сквозь его удары никак не удавалось прорваться.

Школьники давно уже замерли, насупились. Но они все еще упорно не хотели верить в поражение своего учителя.

— Да ну же, ну же, Виктор Иннокентьевич! — умоляюще вскрикивал Коля Уточкин.

— Крюк справа! Ударьте его крюком справа, — быстро, азартно шептал другой паренек, не понимая, что в гуле и громе трибун учитель, конечно, не расслышит его подсказки.

«Проигрываю! — тревожно подумал Ладыгин. — Проигрываю свой последний, стопятидесятый!».

Собрав все силы, он сделал два быстрых шага вперед и нанес удар. Но кулак скользнул в пустоту. Лерка «нырнул» и тотчас ответил стремительной серией ударов по туловищу. И только гонг остановил его.

В зале стояла тишина.

Но вот на столиках пяти боковых судей разом вспыхнули красные лампочки: все судьи признали победителем «красного» боксера. Рефери поднял вверх правую руку Валерия.

В раздевалке, сняв перчатки, Ладыгин старался сосредоточиться и разобраться в переполнявших его сложных мыслях и чувствах. Казалось, чья-то властная, сильная рука схватила сердце и сжала в маленький тугой комок. Но мозг работал удивительно быстро и отчетливо.

Проигрывать никогда не сладко. А уж если ты навсегда уходишь с ринга… Да, конечно, сегодня следовало бы выиграть!

И все-таки… Все-таки нынче Ладыгин чувствовал себя необычно. Он не ощущал непременной, все захлестывающей, до боли острой горечи поражения. Горечи и обиды. Той нестерпимо злой обиды, которая иногда даже выжимает слезы из глаз видавших виды боксеров.

Победа ученика — это всегда и победа тренера. Прав секундант, сказавший ему после боя:

— Отлично дрался твой-то! Поздравляю!

А побежденных не поздравляют.

Ладыгину вспомнился знаменитый рассказ Джека Лондона. Старый боксер покидает ринг… Страшный рассказ. Голодный, нищий боксер мечтает о куске мяса. Об одном только маленьком сочном куске мяса. Бифштекс помог бы ему восстановить силы. Жизнь этого состарившегося боксера кончена. Впереди — тьма, гибель.

Ладыгин усмехнулся. Он вот тоже ушел с ринга. Но у Джека Лондона — не про него. Нет. Его жизнь продолжается. Да, продолжается.

Кстати, не забыть завтра же на уроке физики накрепко внушить паренькам из седьмого «б», что орать и свистеть на матче — неприлично. А давать советы боксеру во время боя — вообще запрещено.

Разматывая бинты, Ладыгин вспоминал третий раунд и с удивительной пронзительной четкостью узнавал в молодом, полном сил и отваги Валерии Чутких — себя. Та же стремительность, тот же сокрушительный «крюк» правой, тот же напористый, атакующий стиль. Однако с учеником придется еще повозиться. А за первый раунд надо дать ему основательную взбучку.

Да, пройдет еще год-два, и парень станет вполне сложившимся, зрелым бойцом.

И, конечно, тренером и секундантом Валерия останется он, Ладыгин.

…В дверь раздевалки постучали.

— Можно?

Ладыгин и секундант удивительно переглянулись. Женский голос?

— Можно? — нетерпеливо переспросили за дверью.

— Пожалуйста! — крикнул секундант.

В раздевалку вошла мать Валерия:

— О, как я вам благодарна! — воскликнула она, бросаясь к Ладыгину и пытаясь своей маленькой рукой сжать широкую ладонь боксера. — Чудесный бой, не правда ли? А какой сокрушительный «крюк» провел Лерик во втором раунде! Блестяще!

— Неплохой удар, — сдержанно согласился Ладыгин, вспоминая гул в ушах после этого крюка.

— Нет, подумать только! Мальчик стал настоящим мужчиной. А ведь недавно Лерик — такой хилый — боялся всего на свете… Да, да! Весь в отца был… Спасибо вам, спасибо!

ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ

днажды мы сидели вечером в уютной гостиной Дома спорта.