— Нашел работенку! (Это Венька).

— У девчонок подглядел! (Это Макс).

— Дыру в асфальте не протопчи! (Гриша).

— Дыши носом, парень! (Митя Галкин).

— Перебегать улицу перед близко идущим транспортом опасно! (Это Лека. Он всегда какую-нибудь чушь брякнет, но получается почему-то смешно).

А парнишка скачет себе и скачет: то на одной ноге, то на другой, то двумя вместе. Длинный, и руки длинные, и ноги. И будто даже не слышит насмешек. Скачет себе, и челка у него на лбу тоже скачет.

Ну, я-то сразу понял: боксер. У нас в секции тоже ни одно занятие без скакалки не обходится.

— Откуда этот чемпион взялся? — спрашиваю у ребят.

— А он вчера в тридцать седьмую переехал. Вместо Геньки, — говорит Лека.

Вскоре я познакомился с новеньким. Он в наш восьмой «в» стал ходить и в ту же боксерскую секцию при «Зените», где и я.

Мы даже вроде приятелями стали. Ну, не совсем приятели, потому что Женька уж очень молчаливый. Замкнутый какой- то. А я люблю, если друг-товарищ, так чтобы с ним обо всем потолковать: и о боксе, и об аквалангах, и о кино, и о девчонках знакомых.

Вообще, странный он, Женька.

Вот в школе, например, математик им не нахвалится. И физик тоже. И в самом деле, эти предметы он здорово знает. А по литературе — вечно троечки. И по истории.

— А, — говорит Женька. — Кому это нужно?! Так — стихи!

Это его любимое словечко; все ерундовое, никчемушное, все у него — стихи!

Я сперва думал: у Женьки просто мозг так устроен — только точные науки вбирает. А гуманитарные — не способен. Потом гляжу, нет, по географии он — один из первых, и по английскому — тоже…

— Чуд-дак! — сказал мне Женька. — Я ведь кем хочу быть? Капитаном! Капитан дальнего плавания. А капитану без географии да без английского — никак. А литература ему на что? С африканцами об Евтушенко беседовать? Или англичанам декламировать «Мчатся тучи, вьются тучи»?

Ребята наши восхищались Женькой. Вот целеустремленность! Молодец! Выбрал себе дорогу в жизни и прямо, без колебаний идет по ней.

Это верно, конечно. Другие-то наши восьмиклассники, да и сам я, все еще не знаем, куда ткнуться, какую профессию избрать.

Однажды на уроке литературы наша Мария Степановна стала спрашивать, кто кем хочет быть? Ну, Женька, конечно, сказал — капитаном.

— А почему именно капитаном?

Женька стоит, молчит.

Стала учительница других спрашивать. Кто кибернетиком хочет быть, кто — космонавтом, кто — архитектором. А многие, как и Женька, моряками. Ничего удивительного: город у нас портовый, море — прямо из школы видно. С первого этажа, правда, не видно, а с третьего — вся бухта, и длинная песчаная коса, и маяк на острове, и белые пароходы у причальных стенок.

— А ты почему хочешь быть моряком? — спросила учительница у Вовки Шмидта.

Ну, тот стал расписывать: все страны увижу, и тропики, и север, и вообще интересно. Море, всякие там муссоны- пассаты. Со шквалами бороться…

А Женька с места шипит:

— Стихи!

— Странно, — повернулась к нему Мария Степановна. — Ты же сам тоже мечтаешь стать капитаном. И не любишь море?

— Капитаном я непременно буду, — говорит Женька. — А все эти муссоны-пассаты — сплошная лирика. И вообще сейчас океанские лайнеры — такие громадины, что вовсе даже не чувствуют шквала. Волны сами от них отскакивают как от стенки горошины.

…У нас, в боксерской секции, Женька сразу завоевал авторитет. И заслуженно — дрался он, в самом деле, здорово. Ну, еще бы! Оказывается, он уже два года тренируется. Наш тренер вскоре стал через каждые полчаса повторять:

— Вот у кого учитесь настойчивости!

Это у него вроде поговорки стало.

И впрямь, задаст тренер разучить какой-нибудь прием: нырок, или, скажем, удар левой вразрез, так Женька хоть целый вечер готов повторять. И как только не надоест?!

Мы с ребятами обычно с четверть часа пошлифуем удар, и все. Скучно. А Женька один и тот же прием — пятьдесят, сто, двести раз подряд…

— Хочу стать чемпионом. И стану! — однажды по секрету заявил он мне.

«Конечно, станет! — подумал я. — Такое дьявольское упорство».

Через два месяца должно было состояться школьное первенство города. От нашей секции надо было выставить команду, пять человек.

Все мы, конечно, волновались. Всем хотелось попасть в эту заветную пятерку. Только Женька был спокоен. Ну, ясно. Ему- то место в команде обеспечено.

И вот наконец-то тренер объявил состав команды. Первым, конечно, шел Женька. Я попал в запас. Ну, что ж. Запасной — это тоже неплохо. Ведь ребят-то в секции — тридцать шесть. Попробуй, пробейся в первую пятерку!

— Отныне основному составу и запасным надо особенно поднажать на тренировки. И режим особенно строго соблюдать, — сказал тренер.

И вот стали мы готовиться к первенству города.

На занятиях теперь тренер все внимание — нашей восьмерке (пять основных и трое запасных). Остальных ребят займет чем-нибудь, а сам все вокруг нас ходит. Одному стойку подправит, другому подскажет, как лучше провести крюк слева, с третьим ближний бой отрабатывает.

А Женька — тот прямо себя не щадил. Уже к середине занятия его синяя майка на спине совсем черной становилась. От пота. А по вечерам у нас во дворе он то на перекладине пыхтел, то со скакалкой прыгал. Все мальчишки уже привыкли к его скакалке и больше не подшучивали над ним.

Шли дни. И вот однажды, в самый разгар подготовки, Женька вдруг не пришел на секцию.

«Заболел», — подумал я.

И все ребята, наверно, так решили. И тренер тоже.

Но возвращаясь с секции, я встретил Женьку во дворе. Он шел к «Москвичу» со своим дядей. Дядя — высокий, ноги у него длинные, как у журавля. Даже странно, как они влезают в маленький «Москвичок»? Держится дядя важно и вробще — очень внушительный.

Дядя этот недавно к Женьке приехал. Погостить. А раньше дядя с Женькой вместе жили, в одном городе. Мы как раз на дворе в футбол гоняли, когда въехал запыленный «Москвич». Оказывается, дядя прямо из санатория, целые сутки ехал. Теперь «Москвич» стоит во дворе, и уже не пыльный, а наоборот, сверкает как игрушка. Дядя с Женькой каждый день возятся с ним: протирают, смазывают, моют…

— Ты чего? — приступил я к Женьке. — Чего тренировку прогулял?

Но он лишь мотнул головой. Мол, не приставай.

«Не хочет говорить, не надо, — подумал я. — Женька зря не пропустит. Значит, были причины».

Женька влез за дядей в машину. «Москвич» фыркнул, присел, как конь перед прыжком, и с места ходко рванулся вперед.

«Может, дядя против бокса? — подумал я. — Не пускает Женьку?».

У нас были такие случаи. Стукнут кого-нибудь из ребят покрепче, нос расквасят или бровь, а на следующий день явится мамаша и кричит: «Это не спорт! Это варварство! Пусть пьяные мужики дубасят друг друга, а мой Вовочка из интеллектуальной семьи».

Ну, это ведь мамаша, домашняя хозяйка, ей простительна такая несознательность. А Женька нам про своего дядю рассказывал, что он какой-то специалист по турбинам, исколесил весь свет и даже в Индии и в Африке бывал. И охоту на слонов, и бой быков, и небоскребы, и чего-чего только он ни повидал. Такому дяде стыдно против бокса выступать. Против бокса, которым и Джек Лондон, и лорд Байрон, и даже Пушкин, и многие-многие другие весьма интеллектуальные личности увлекались.

На следующее занятие секции Женька опять не пришел. До начала состязаний оставалось уже меньше месяца, и тренер забеспокоился.

— А в школе Евгений был? — спросил он у меня.

Я кивнул.

— Странно…

Я опять кивнул. А что я мог сказать? В самом деле, странно.

— Поговори с ним, — попросил меня тренер. — Узнай, что и как. Может, у него семейные обстоятельства?…

Я пожал плечами. Все возможно. Хотя, впрочем, какие у Женьки могут быть обстоятельства? Семейные обстоятельства?

На следующий день, после уроков, говорю я Женьке:

— Мне поручено с тобой побеседовать.

— А если мне неохота беседовать?