– Крыса! – завопила Мэри-Кей утром прямо мне в лицо. Я впервые в жизни проснулась от такого дикого крика. – О боже, Морган! Это крыса! Не шевелись!

Но уж, конечно, я шевельнулась, и маленький Дагда тоже. Он прижался ко мне, насторожив ушки и присев на лапках. И у него хватило смелости издать шипящий звук. Я обняла его, как бы защищая.

Мама с папой с вытаращенными глазами примчались в мою комнату.

– Это не крыса, – хриплым спросонья голосом сказала я.

– Не крыса? – переспросил папа.

Я села в кровати.

– Это котенок, – сказала я, подтверждая очевидное. – У кошки Дженны котята, и они стараются пристроить их, вот я и взяла одного. Можно, я оставлю его? Я сама буду платить за его корм, подстилку и за все другое, – добавила я.

Дагда поднялся на своих слабых ножках и критически окинул взглядом всю нашу семью. А потом, будто бы для того, чтобы показать, какой он смышленый, разинул рот и мяукнул. И все тут же растаяли.

Мэри-Кей села ко мне на кровать и осторожно протянула руку. Дагда осторожно прошел по моему шарфу и лизнул ей руку. Мэри-Кей хихикнула.

– Какой хорошенький! – сказала мама. – Сколько ему?

– Восемь недель. Достаточно, чтобы он мог покинуть свою маму. Ну так как, договорились?

Родители обменялись взглядами.

– Морган, котенок стоит гораздо больше, чем еда и все остальное, – сказал папа. – Ему потребуются уколы, обследования…

– Его придется кастрировать, – добавила мама.

Я усмехнулась.

– К счастью, у нас в семье есть ветеринарный врач, – возразила я, имея в виду новую подружку нашей тети Эйлин. – Кроме того, у меня есть деньги, которые я заработала прошлым летом, и я сама смогу заплатить за все это.

Мама с папой пожали плечами, а потом улыбнулись.

– Думаю, все в порядке, – сказала мама. – Может, после церкви мы заедем купить все, что ему надо?

– Он голоден, – объявила Мэри-Кей, прижимая котенка к груди.

Она подхватила его и выскочила из комнаты, держа на руках, словно ребенка.

– У нас остались цыплята со вчерашнего вечера. Я дам ему немного.

– Только не давай ему молока, – крикнула я ей вслед. – Ему станет плохо.

И я, счастливая, снова откинулась на подушку. Теперь Дагда стал членом нашей семьи.

Сегодня было предпоследнее воскресенье перед Днем благодарения, поэтому нашу церковь украсили сухими листьями, ветвями рябины с огненно-красными ягодами, сосновыми шишками и яркими цветами в горшках. Было красиво, тепло и приветливо. Я решила, что такие же украшения надо бы сделать и у нас дома ко Дню благодарения.

Мне как-то не по себе стало бывать в церкви после того, как я увлеклась Виккой. Мне казалось, будто я стала какой-то отстраненной от всего, что происходило вокруг. Я стояла там, где полагалось, вовремя опускалась на колени, слушала молитвы и даже пела псалмы. Но все это я делала без должного религиозного чувства. Мои мысли были далеко.

Слабый зимний луч пробился через облака. Вчерашний снег почти растаял, и церковные витражи засверкали яркими красками. Пахло ладаном, и я прониклась торжественной атмосферой людей, окружавших меня, и наши сердца стали биться в унисон. Я глубоко вздохнула, закрыла глаза и сосредоточилась на себе.

И, только отдавшись своим мыслям и отгородившись стеной от остальных прихожан, я снова открыла глаза. Мне было хорошо, я была преисполнена тихой радостью. Музыка восхитительна, слова молитв проникновенны. Не было никаких заклинаний, ни соли, ни земли, как принято в культе Викка, но все вокруг казалось мне по-своему красивым.

Я по привычке поднялась, когда настало время причастия, и прошла вслед за родителями и сестрой к перилам, что были перед алтарем. На высоком алтаре ярко горели свечи, отражаясь на черном полированном дереве. Я опустилась на колени на подушку, которую вышили прихожанки. Моя мама тоже сделала такую подушку года два назад.

Сложив руки, я ждала, когда отец Хочкисс подойдет ко мне. Я пребывала в умиротворенном состоянии и вдруг подумала, что, придя домой, увижу котенка Дагду, стану читать «Книгу теней», которую вела Мейв, и узнаю много нового. Прошлой ночью, когда Кэл писал руны для нашего круга, мне показалось, что он концентрирует энергию совсем по-новому. Мне нравились руны, и я хотела узнать о них побольше.

Рядом со мной Мэри-Кей выпила из ложки немного вина. Я даже ощутила его запах. Через мгновенье настанет моя очередь. Отец Хочкисс уже стоял напротив меня, вытирая большую серебряную ложку льняной тканью.

– Это кровь Христа, Господа нашего, – пробормотал он. – Выпей во имя его и обретешь спасение.

Я наклонила голову.

Но вдруг отец Хочкисс споткнулся. Ложка выпала у него из рук. Она упала на мраморный пол, звякнув металлом, а священник схватился за деревянный поручень, который разделял нас.

Я положила руку на его ладонь, пытаясь разглядеть его лицо.

– Все в порядке, святой отец? – Он кивнул.

– Извини меня, дорогая, просто поскользнулся. Я не облил тебя?

– Нет, нет.

Я посмотрела вниз и убедилась, что на моем платье нет следов вина. Дьякон Карлсон поспешил принести ему другую освященную ложку, и отец Хочкисс посторонился, чтобы пропустить его.

Мэри-Кей ждала меня, она выглядела как-то неуверенно. А я так и осталась стоять на коленях и все смотрела на красное пятно на белом мраморном полу. Контраст цветов был гипнотизирующим.

– Что случилось? – шепотом спросила Мэри-Кей. – Ты в порядке?

И тут меня осенила догадка. Может, это из-за меня споткнулся отец Хочкисс? Я чуть не задохнулась и прижала руку ко рту. А вдруг из-за моих размышлений о культе Викка оказалось, что святое причастие мне нельзя принимать? Я быстро поднялась на ноги с широко раскрытыми глазами. Мэри-Кей поспешила к скамье, где сидели наши родители, и я пошла вслед за ней.

«Нет, – подумалось мне. – Это просто совпадение, это ничего не значит».

Но где-то внутри меня голос ведьмы сказал: нет, это не совпадение. И все это что-то означает.

Так что же мне делать? Перестать принимать причастие? И вообще прекратить посещать церковь? Я посмотрела на маму, которая улыбнулась мне, будто ничего не случилось. И была благодарна ей за это.

Я не могла себе представить, что навсегда исключу церковь из своей жизни. Католическая вера являлась чем-то вроде клея, который связывал всю нашу семью. Она была частью меня. Но, может быть, мне на какое-то время отказаться от святого причастия, пока я не разберусь в себе. Но в церковь я могу ходить. И участвовать в службе. Могу ли я?

Я вздохнула, сев на свое место возле Мэри-Кей. Она посмотрела на меня, но ничего не сказала.

Когда для меня приоткрылась дверь в язычество, другая дверь тут же закрылась. Надо было найти золотую середину.

После ланча в ресторане «Видоуз-Динет» мы остановились у торгового центра. Я купила лоток для кошки, совок и немного кошачьего корма. Мама с папой купили пару игрушек для котенка, а Мэри-Кей – лакомство для него. Я была тронута до глубины души и обняла их всех прямо в магазине.

Разумеется, когда мы приехали домой, то я обнаружила, что Дагда написал на мой туалетный стол, сжевал мамин папоротник редкой породы и разбросал его листья по ковру, а еще разодрал своими на удивление острыми коготками подлокотник любимого папиного кресла.

А теперь он спал на подушке, свернувшись, словно маленькая пушистая улитка.

– Бог мой, какой же он миленький, – сказала я, покачав головой.

Мне надо сотворить ночью заклинание, которое защитило бы меня. Я воззвал к верховной ведьме и нарисовал на полу четыре руны, по одной с каждой стороны света: Ур, Зигель, Эолх и Тир. Потом забил четыре гвоздя по углам. Теперь я должен носить малахит для своей защиты.

Тот, кто следит за мной, уже здесь.

Но я не боюсь. Первый удар нанесен, и этот человек ослаблен. И чем слабее он становится, тем сильнее и сильнее моя любовь.

Сгат