Ацтеки, конечно, не называли себя «ацтеками». И совершенно точно у них не было империи. Более того, они так поздно появились в Мексике и играли такую незначительную роль, что, когда все-таки добрались до озер, на которых впоследствии вырос Мехико, ни одно из племен не заметило их появления. Их «цари» в действительности были лишь избираемыми «ораторами», и не существовало в природе «залов Монтесумы» (за исключением песни). Так что неверное представление о существовании «империи ацтеков» на самом деле не является фактом истории – так же как в реальности обстояло дело и со Священной Римской империей (которая не была ни священной, ни римской, ни империей).
И все же «теночки», прозванные ацтеками, были первыми из народов древних солнечных царств, которым суждено было стать известными миру и попасть в объятия Европы; и то сильное воздействие, которое это оказало на человеческое воображение, стереть невозможно; мы по-прежнему ведем речь об «ацтекской империи».
Как и почему это первобытное солнечное царство Америки попало в руки сравнительно немногочисленных конкистадоров, – старая история; однако, сколько ее ни рассказывай, она не перестает удивлять. Это история о том, как «отважный Кортес» проложил себе путь в сердце Теночтитлана, захватил «царя» и заставил его принять pax hispaniensis[2].
Литература, посвященная ацтекам, просто ошеломляет. Кажется, нет ни одной сферы в их жизни, не подвергшейся изучению, анализу и описанию; их происхождение, история, похожие на ребусы письмена, религия и календарь изучаются снова и снова. Все, что сохранилось из их иероглифических текстов, опубликовано. Шаг за шагом ведутся раскопки на территории, по традиции считающейся территорией «империи ацтеков», и за ее пределами. С поистине удивительной скоростью на протяжении более двух десятков лет продолжают появляться хорошо документированные научные отчеты. На протяжении почти двухсот лет некоторые известные литераторы писали об ацтеках и их соседях – и когда все это, столь внушительное по своему количеству и качеству, охватывает взгляд лишь в одной библиотеке, едва ли не дерзостью кажется писать еще раз об ацтеках. И все же…
И все же, поскольку ацтеки появились на мексиканской земле так поздно (до них там существовало много культур!) и поскольку каждый миг их жизни был связан с магией, наполнявшей их мир божествами и символами, в литературе об ацтеках остается немало такого, что ставит в тупик. Так что будет уместным рассказать их историю, сделав акцент на жизни людей. И еще: поскольку история ацтеков (включающая мифологию, астрономию, этнологию и исследование всего, что происходило за тысячи лет до них) сложна, она далеко не всегда является предметом, о котором легко писать или читать.
В жизни очень мало такого, что является точно определенным, и в одной книге редко удается исчерпать тему, особенно такую запутанную, как ацтеки. Тот старый римлянин, который сказал на смертном одре, что «многое нужно сделать и многое еще останется, и даже через тысячу поколений у человека будет шанс внести какой-то новый вклад», в полной мере мог адресовать это ацтекам. И потому новый краткий рассказ о них не нуждается в оправданиях.
Для этого в настоящее время нет недостатка в литературном арсенале. Это Уильям Прескотт мог сетовать на то, что, когда он в 1839 году приступил к написанию своей знаменитой «Истории завоевания Мексики», ему «приходилось сначала отливать пушки, прежде чем стрелять из них»; иными словами, он вынужден был создавать свою личную библиотеку, собственноручно скопировав в Испании все неопубликованные рукописи, прежде чем смог начать работу. Та ситуация далека от положения дел сейчас – материал, имеющийся в распоряжении исследователя, внушает благоговейный трепет.
Испанские завоеватели ацтеков по большей части были людьми культурными и образованными, и они ощущали историчность переживаемого момента. Эрнан Кортес, описывавший историю по мере того, как творил ее, для своего времени считался человеком образованным; он учился в университете Саламанки. Его знаменитые «Пять писем» своему королю– императору, написанные в интервалах между битвами, отличаются такой яркостью, словно написаны кровью. Были и другие, которые писали о завоевании, пока плоть истории былаеще теплой. «Неизвестный завоеватель» оставил «Рассказ о некоторых событиях в Новой Испании и великом городе Теместитане». Еще один, некто Андрес де Тапиа, которого женщины интересовали в не меньшей степени, чем завоевание, оставил свои литературные впечатления о падении ацтеков, книгу, которая вознесла его в такой же мере, в какой она принизила его военачальника Кортеса. Самый литературно образованный из хронистов, Франсиско Лопес де Гомара, написал свою «Хронику завоевания Новой Испании». И поскольку он являлся священником в доме Кортеса, который в ту пору был маркизом долины Мехико и купался в богатстве и славе, он так прославлял одного лишь Кортеса, что это заставило старого воина и участника Конкисты, Берналя Диаса дель Кастильо («Ныне я старик, мне перевалило за восемьдесят четыре года, я утратил зрение и слух…»), продиктовать свое чудесное и бессмертное сочинение «Открытие и завоевание Мексики».
Участвовавшие в крестовом походе святые отцы продолжили литературу там, где это не сделали солдаты. Прилагая огромные усилия к тому, чтобы осуществить переход внутри Мексики с одной мифологии на другую, они волей-неволей изучили языки, мифы и цикл повседневной жизни населявших страну людей. Самым неутомимым среди них был Бернардино де Саагун, который прибыл в Мексику в 1529 году и оставил после себя, спустя десятилетия, проведенные в самоотверженных исследованиях, историю жизни ацтеков, бесценную для всякого, кто посвятил себя их изучению. Было и немало других. Литература об ацтеках благодаря им приобрела глубину, так же как и благодаря таким людям, как доктор Франсиско Эрнандес, врач, посланный королем Испании для изучения новых растений «недавно открытого мира»; его длившееся пять лет изучение растений с помощью многочисленных местных помощников и художников является одним из величайших памятников ботаники, и благодаря ему мы можем составить себе представление о том, что знали ацтеки о земле.
XVII век принадлежал святым отцам; то был период отпечатанных списков слов и фраз, словарей индейских языков, требников и того сорта литературы, которую они назвали relaciones[3]. Но XVIII век принес с собой Просвещение, а вместе с ним – интерес к прошлому, своего рода романтические размышления, проявившиеся в восторженной элегии графа Волнея «К руинам». Ученый мир придавал слишком большое значение символам; уже близилась агония романтизма, и к останкам «империи ацтеков» вновь вспыхнул интерес интеллектуалов.
Молодой Александр фон Гумбольдт прибыл в Мексику в 1803 году после четырех лет активных исследований в Южной Америке, его трудами (а также элегией «К руинам») весь имевшийся на тот момент археологический материал по Мексике был облечен в современную научную форму. В 1810 году Гумбольдт опубликовал прекрасный том первых добротных репродукций «американского» искусства.
В Англии Эдвард Кинг, виконт Кингсборо, который в жизни своей никогда не видел ни одного американского индейца, да и не стремился к этому (поскольку уже заранее был уверен, что те происходят от кочевых израильских племен), – занимался публикацией уже девяти томов, содержащих репродукции всех известных иероглифических надписей майя и ацтеков, в подтверждение своей теории о том, что «американские индейцы – это евреи». На это ушло все его состояние и жизнь. Но к 1843 году Уильям Прескотт вернул индейцев индейцам, опубликовав свою «Историю завоевания Мексики».
