— Это моя вина, — объяснила Фрэнсис, пока они заваривали чай и выкладывали на блюдо пирожные. — Я всегда была против.

— Почему?

— Разве я тебе не рассказывала? — удивилась Фрэнсис.

— Ты говорила, что не хочешь целый день жариться на солнце и играть в бридж в компании глупых женщин.

— Это на самом деле так, но основную причину подобного упрямства надо искать в моем детстве. В те годы каждое лето свирепствовала эпидемия полиомиелита и любая семья, опасаясь за своих детей, стремилась выбраться из города, чего бы это ни стоило.

Нина поежилась.

— Я недавно читала о докторе, который не мог поставить точного диагноза болезни, очень распространенной всего сорок или пятьдесят лет назад. Вероятно, это доказательство прогресса.

— Возможно. Ну вот, когда я была девочкой, то важно было летом выбраться из опасного, перенаселенного и являющегося рассадником болезней города.

— Бабушка часто показывала мне фотографии в альбоме и рассказывала, что дедушка приезжал к вам каждую пятницу на своем «паккарде».

— Твой дедушка в автомобилях разбирался гораздо лучше, чем в загородных домах, — рассмеялась Фрэнсис. — Так уж получалось, что каждый раз мы оказывались в каком-нибудь ужасном бунгало. А самым худшим нашим летним пристанищем оказалось то, где мы провели лето в год моего семнадцатилетия. После этого я дала себе клятву, что ни за что не стану проводить лето за городом.

— Я бы поступила точно так же, — согласилась Нина.

— А на следующее лето я начала работать в рекламном агентстве. Когда мы поженились с твоим отцом, я рассказала ему о своем отношении к летнему отдыху за городом. Он долго смеялся. А к тому времени, когда родилась ты, медицина шагнула далеко вперед и мои прежние страхи казались смешными и мне самой. Все меняется, — закончила Фрэнсис, — иногда очень быстро.

Нина сидела, задумавшись, обводя взглядом элегантную и одновременно уютную гостиную. Комната выглядела точно так же, как и много лет назад, и неизменность обстановки помогла Нине сказать то, что она собиралась.

— Твои слова напомнили мне разговор с папой во время того самого обеда, — отозвалась Нина. — Я говорила о колледже, о том, чем хотела бы заниматься, и вдруг он сказал, что я не должна планировать ничего наперед, потому что жизнь непредсказуема и все может измениться в одно мгновение, — Нина наклонилась вперед и поставила чашку на кофейный столик. — До вчерашнего вечера я не подозревала, что эти его слова могли быть вызваны визитом Патриции Росситер. А папа знал, что Патриция — его родная мать до того, как она его навестила?

— В те времена, — слабо улыбнулась Фрэнсис, — не было принято говорить детям, что у них приемные родители. А что касается твоего отца, то с ним дело обстояло еще сложнее. Патриция отдала его Своупам и пообещала никогда больше не видеться с ними, и для посторонних дело выглядело так, как будто твой отец был их родным сыном.

— Звучит разумно, и я уверена, что в тот момент Патриция была рада забыть о том, что произошло. — Нина сбросила туфли и устроилась поудобнее на кушетке. — Но как же папа узнал, что его родители… не были на самом деле его родителями?

— Какая любопытная формулировка! Я думаю, что Джералд и Эва беспокоились, что произойдет какое-либо недоразумение и твой отец узнает правду, поэтому они воспользовались своим влиянием и получили второе свидетельство о рождении, в котором написано, что Пол Своуп родился в Сан-Франциско.

— До чего же все запутано в нашей семье, — заметила Нина, с трудом удерживаясь от смеха.

— Слушай дальше. Во время войны твой отец служил в армии, и когда ему поручили работу над секретным финансовым проектом, то разведка, естественно, тщательно проверила его биографию.

— Понятно. Когда отец узнал, что у него два свидетельства о рождении, он сразу понял, что за этим скрывается какая-то тайна. И когда все это выяснилось, бабушка и дедушка сказали ему, кто его настоящие родители?

— Мы, наверное, никогда не узнаем имени человека, который был его отцом. Перед нашей свадьбой Пол рассказал мне обо всем и добавил, что знает о своей матери единственное — она была очень влиятельной женщиной и эта тайна могла бы навсегда испортить ее карьеру, — Фрэнсис коснулась руки дочери. — Помнишь, что ты сказала в тот день, когда узнала, что твой папа — сын Патриции Росситер?

— Помню. Я решила, что надо было быть чудовищем, чтобы отказаться от своего ребенка, — ответила Нина, еле сдерживая слезы. — Мы тогда пережили трудное время, мне надо было выплеснуть на кого-нибудь свою злость и горечь, поэтому Патриция оказалась подходящей мишенью.

— В тот вечер, когда твой отец сказал, что нам надо сменить квартиру, я попросила его объяснить причину этого его внезапного решения. Это было после того, как ты ушла спать и мы остались вдвоем, — в голосе Фрэнсис были слышны горькие нотки. — И он в конце концов признался мне, что его навестила родная мать.

— О Боже. Бедный папа, — Нина не смогла сдержать слезы. — И ведь он ни единым словом не обмолвился, что женщина, которую я видела в его офисе, изменила нашу жизнь.

— Он не хотел, чтобы ты узнала о Патриции. Мы вряд ли бы смогли где-нибудь случайно встретить ее, потому что не входили в обширный круг знакомых Патриции. Тебя в то время привлекал мир моды, а не антиквариат, и вы не сталкивались на профессиональной почве.

— Но почему Патриция решила навестить отца? Какие у нее были мотивы?

— Насколько я знаю, эта женщина проснулась июньским утром и решила, что, поскольку ей больше нечем заняться, она пойдет и познакомится со своим родным сыном и…

— И что?

— Об этом позже, — уклонилась от прямого ответа Фрэнсис. — И ты права — тот день действительно изменил нашу жизнь. Твоего отца потряс визит Патриции. Он сказал мне, что больше ни во что не верит, в мире для него не осталось ничего святого. Я предложила ему взять отпуск и съездить куда-нибудь, но Пол отказался, потому что боялся, что, стоит ему уехать, он может никогда не вернуться к нам. Но после этой встречи он жаждал как можно скорее хоть что-нибудь в жизни, потому что чувствовал, что задыхается.

— И тогда мы переехали в этот дом, — глотая слезы, выговорила Нина. Она достала из кармана носовой платок и вытерла слезы. — И до того момента, когда Патриция появилась у дверей моего демонстрационного зала, мы ничего не слышали о ней.

— Отец сказал, что не хочет больше ее видеть.

— Что? — не поверила Нина.

— Он сказал, что не хочет ее видеть и что своим появлением она только усложнила его жизнь, — Фрэнсис сделала паузу. — Если Пол хотел причинить Патриции боль, то, наверное, он добился своего. Но она, скорее всего, считала, что поступает правильно и не ожидала от него такой реакции.

— Было время, когда я была уверена, что буду всю жизнь ненавидеть Патрицию за то, что она сделала.

— А вышло так, что ты угощала ее чаем в своем офисе.

— Я просто поняла, что не хочу превратиться в одну из тех женщин, которые только и делают, что вспоминают старые обиды. Я не хочу обсуждать, правильно ли она поступила, и не хочу осуждать ее, но думаю, что Патриция должна была хранить тайну до конца.

— Я всегда думала точно так же. Патриция знала, что приемные родители Пола — прекрасные люди, что он получил великолепное образование и сделал удачную карьеру. Чего еще можно было желать?

Нина обняла мать.

— Мы с тобой никогда уже не узнаем, что вдруг привело Патрицию в офис моего отца, но я прочитала достаточное количество детективов и думаю, что ею двигал тот же инстинкт, который заставляет преступников возвращаться на место совершения преступления. Мама, я надеялась вызвать у тебя улыбку, — добавила она, видя, что лицо Фрэнсис осталось мрачным.

— Я думаю, что Патриция преследовала иную цель. К тому времени, когда она решила установить контакт с твоим отцом, признание его своим ребенком на старости лет хоть и было скандальным фактом, но уже не могло нанести болезненного удара по ее репутации.