— О Господи, ты, наверное, рассчитывал увидеть очень обидчивую и корыстную женщину. Позже я сказала Мариссе, что ты, по всей видимости, был разочарован, когда я не оказалась более нетерпеливой или жадной, если говорить точно.

— Честно говоря, я вообще не знал, чего от тебя ждать, — признался Бен, улыбаясь. — Патриция показала мне газетные и журнальные вырезки о тебе и рассказала о вашей встрече. Больше я ничего не знал.

— Никогда не верь тому, что о тебе говорят, — заметила Нина, когда они допили кофе. Нина взяла в руки кофейник, Бен — поднос, и они направились на кухню. Нина сложила остатки торта в коробку и поставила его в холодильник. — Пока ты был занят тем, что очаровывал медсестер, я отражала атаку Кима.

Стоявший сзади Бен обхватил Нину руками за талию и поцеловал ее волосы:

— Он не сказал ничего такого, за что из него следовало бы выпустить дух?

— Он только пригласил меня пообедать, — запротестовала Нина смеясь. Она прижалась к Бену и закрыла глаза, наслаждаясь этой близостью. — А напоследок Ким посоветовал мне спросить, почему Патриция именно тебя сделала распорядителем своего имущества.

— Почему же ты не спросила? Ты могла это сделать на следующий день?

— Забыла, — покривила душой Нина. Она прижалась головой к плечу Бена и открыла глаза. — У нас было столько тем для бесед, что этот вопрос отошел на второй план. И я не доверяю Киму — он, скорее всего, хотел поссорить нас, когда давал мне такой совет.

— Вполне возможно, — рассмеялся Бен. Они вернулись в гостиную и сели рядышком на кушетку, по-прежнему держась за руки. — Мне давно надо было рассказать тебе о Патриции, о том, как она выручила меня в трудный момент.

— Да, наверное, — согласилась Нина. Она сидела очень прямо, закинув ногу за ногу. — Все равно рано или поздно я бы узнала о том, что ты работал у Патриции. А ты в то время знал что-нибудь обо мне?

— Нет. О тебе и твоем отце я узнал много лет спустя. Брак мой развалился, и Патриция, как всегда прямолинейно, высказала свое мнение о Меган, — Бен криво улыбнулся. — Нервы у меня были на пределе, и я спросил Патрицию, нет ли у нее в запасе кого-нибудь получше для меня, когда я снова стану свободным мужчиной.

— О Боже, — воскликнула Нина с болью в голосе. — Патриции должно было быть очень тяжело рассказывать кому-нибудь о своей тайне спустя столько лет.

— Да, я согласен с тобой. Патриция тогда ничего мне не ответила и только спустя несколько лет, когда она попросила меня стать распорядителем ее имущества, рассказала мне о твоем существовании.

— А о моем отце она тебе не говорила?

— Нет, если Патриция не хотела ничего говорить, упрашивать ее было бесполезно. Никто не смог бы ее заставить это сделать.

— Патриция, должно быть, была весьма волевой женщиной, раз на нее не подействовали твои чары. Но мне хотелось бы узнать еще вот что: как ты мог спрашивать меня, верю ли я в то, что мой бизнес нужен людям, и оставаться при этом абсолютно серьезным?

— Я знаю немало женщин, которые в душе тяготятся своей работой, — ответил Бен. — Патриция очень внимательно следила за твоей карьерой и весь последний год своей жизни она мне рассказывала, как успешно у тебя идут дела и что мы обязательно должны познакомиться друг с другом.

— Я думаю, что, проживи Патриция подольше, она бы обязательно нас познакомила, — предположила Нина, прикоснувшись к щеке Бена.

— Патриция назначила меня распорядителем имущества, чтобы иметь в этом дополнительную гарантию, — улыбнулся Бен.

— Но ты бы мог отказаться.

— Надо знать Патрицию. Тогда она бы назло мне сделала распорядителем Кима Хьютона и потом посетовала, что я упустил свой шанс.

— Тебе не повезло, — улыбнулась Нина, прижимаясь к нему, — ты провел шесть недель, избегая меня, я все это время старалась не думать о тебе, но все равно мы оказались вместе.

— У тебя была моя визитная карточка. Могла бы и позвонить, — напомнил Бен. — Может, меня нужно было немного подтолкнуть.

— Я боялась, что у тебя чисто профессиональный интерес ко мне, предлога для беседы на личную тему я не могла придумать и боялась, что ты не станешь разговаривать со мной, если я скажу тебе, что не изменила своего решения, — честно призналась Нина. — И я действительно не знала, что мне делать, пока не стало известно, как много людей рассчитывают получить помощь из наследства Патриции.

— Да, я хотел, чтобы ты приняла решение сама, без моего вмешательства, но мне очень хотелось позвонить тебе, — Бен говорил от чистого сердца, забыв о своей обычной сдержанности, выработанной годами юридической практики. — Но когда я, лежа тогда на шоссе, открыл глаза и так близко увидел твое лицо, то понял, что мне безразлично, как именно ты поступишь с наследством.

У Нины отлегло от сердца, куда-то вдруг исчезли преследовавшие ее всю жизнь сомнения в собственной физической привлекательности. Она испытала странное, но очень приятное ощущение, словно она, как в сказке, сбросила некрасивую, сковывающую ее оболочку и заново родилась на свет — прекрасной и желанной. Она потянулась к Бену, увлекая его к себе. Они вытянулись на кушетке, так тесно прижавшись друг к другу, что слышали биение сердец. Нина нежно провела пальцами вдоль воротника рубашки Бена, поглаживая его шею. Хотя голос рассудка подсказывал ей, что не стоит торопиться, Нина на этот раз решила не прислушиваться к нему. Ее влекло к Бену с момента их первой встречи, и в глубине души она знала, что рано или поздно они станут близки. Не зря же сегодня она надела именно то шелковое платье, которое было на ней в тот вечер, когда они побывали на концерте, а потом, здесь у нее дома, поняли, что хотят вновь и вновь видеть друг друга…

Они обменялись долгими, неторопливыми поцелуями, не разжимая крепких объятий.

— Я не хочу выпускать тебя из рук даже на секунду, — сказал Бен, поглаживая волосы Нины. — Я хочу делить с тобой горе и радость и заботиться о тебе. А сейчас я хочу любить тебя.

У Нины перехватило дыхание.

— А я уже не надеялась услышать от тебя этих слов.

— Ты могла бы сама произнести их, — мягко упрекнул Бен, целуя ее шею и наслаждаясь тонким ароматом духов Нины. Его идеал женщины, который он когда-то вообразил себе, — очень стройной, спортивной, нашедшей свое место в современном мире, — был навсегда забыт. Теперь для Бена существовала только Нина.

Нина медленно закрыла глаза, чувствуя такое состояние блаженства, что, казалось, не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Но Бен ждал от нее ответа, и она должна была сделать это сейчас, пока еще могла владеть своим голосом.

— Бен, — тихо сказала Нина, — ты ведь не такой человек, который может воспользоваться женской слабостью. Я понимаю, что если не соглашусь на мимолетный роман или тебе будет со мной неинтересно, ты бросишь меня. Ты сделаешь это очень вежливо, мягко, но все равно факт останется фактом. — Бен поднял голову, и Нина поняла, что ее слова попали в точку. — Но я не смогу пережить такого отношения к себе, — закончила она.

— Понимаю, — ответил Бен. — Мы два одиноких человека, и нам потребуется время, чтобы проверить наши чувства и решиться на серьезный шаг.

— Но я не хочу, чтобы наши отношения превратились в мимолетную связь, — сказала Нина, когда они медленно разжали объятия.

— Я хочу провести с тобой ночь, чтобы уснуть и проснуться рядом с тобой, — ласково целуя ее, прошептал Бен. — И когда солнце взойдет над городом, я хочу вновь любить тебя. Но я не хочу торопить тебя. Если тебе нужно время, я готов…

— Бен…

— И дело не в том, что я такой терпеливый и разумный, — продолжил Бен. — Дело в другом.

— Я знаю, что ты хочешь сказать, — Нина встала и протянула ему руку. — Мы оба знали, что этот момент наступит, и оба не хотели торопить события. Но время ожидания закончилось. То, что ты предлагаешь мне сделать выбор, говорит о том, что ты — джентльмен, но я отклоняю твое предложение…

Они направились в спальню с таким чувством, будто переступали вместе ее порог уже много раз, но Бен впервые оказался в роскошной, отделанной в кремово-голубых тонах комнате. Нина, без колебаний, привела его в свою спальню, не захотев идти в комнату для гостей. Она знала, где именно ей хочется быть с Беном.