Крейг неохотно протянул руку. Присцилла оперлась на него всем телом, прижавшись полуобнаженной грудью к его руке, и, кажется, стояла так, не двигаясь, очень долго.

— Не могу, — произнесла она наконец. — Придется снимать через голову. Господи, я ведь его просто не подниму!

— Я ухожу, — заявил Крейг.

Присцилла погрозила ему пальцем.

— Как не стыдно трусить! Что вы, никогда полуодетых женщин не видели? Неужели вы меня боитесь?

— Что за чушь!

— Правда? Прекрасно. Тогда помогите мне выбраться из этого чертова платья, пока я не проделала в нем дыру этими идиотскими остроносыми туфлями!

— Может быть, лучше сначала снять туфли?

Приподняв юбки, Присцилла с грустью окинула взором свои сверкающие туфельки, а затем, как современная Золушка, подняла изящную ногу.

— Хорошо, — сказала она со вздохом и, сбросив туфли, отшвырнула их ногой под кровать. — А теперь вы избавите меня от юбок? Честное слово, Крейг, это не так легко, как кажется.

Крейг попытался приподнять платье — и скептицизм на его лице сменился искренним удивлением. Пышное платье весило, кажется, килограммов пятнадцать: чтобы приподнять его, не касаясь при этом обнаженного тела Присциллы, Крейгу понадобились немалая сила и ловкость. Наконец он стащил платье с Присциллы через голову и хотел положить его на кровать.

— Нет, нет, не сюда, — запротестовала Присцилла. — На вешалку, пожалуйста. Самой мне едва ли хватит сил, и я не хочу, чтобы хозяин морщился и выговаривал мне за измятые кружева.

Присцилла, стоящая в одном лифчике и кринолине из китового уса, возможно, выглядела смешно, но лицо Крейга оставалось бесстрастным, как всегда. Саму же ее наполняла пьянящая радость. Крейг не хотел подниматься наверх; может быть, после сегодняшнего вечера он вообще оставил мысль о связи с ней. Однако пока он подчинялся ее плану. Что будет дальше, Присцилла не знала, но ожидание наполняло ее сладким волнением.

Перед ней стоял отнюдь не обычный мужчина. Присцилла чувствовала, как растет его желание; однако он остается спокоен, великолепно владея собой. Часто ли встречаются на свете мужчины с подобной выдержкой? До сих пор Присцилле не встречался ни один. И уже то, что рядом с ней в спальне такой необыкновенный человек, заставляло Присциллу трепетать от ответного желания.

Присцилла давно смирилась с тем, что ей не дано наслаждаться страстью без всяких запретов и ограничений. Ее сексуальное влечение, скованное и подавленное, дремало где-то в глубине ее существа. Присцилла огорчалась, считая себя холодной, чуть ли не фригидной, и утешалась лишь эротическими фантазиями, в которых бесстыдно соблазняла мужчин. Может быть, ее вызывающие наряды тоже были связаны с этим комплексом — она желала привлекать взоры мужчин хотя бы таким эксцентричным способом.

«Крейг, должно быть, считает, что я безжалостно над ним издеваюсь, — думала Присцилла. — Как его разубедить?» Но в ней росло восхищение этим странным человеком. Любой мужчина, думала она, после церемонии раздевания даже не усомнился бы, что дама хочет завести с ним интрижку. Но не таков был Крейг. Как ни в чем не бывало он закончил свое дело и теперь готов был уйти — уйти, словно ничего не случилось.

Присцилла сняла ожерелье и уложила его в коробочку на столике, затем губкой аккуратно сняла мушки.

— Дальше вы справитесь сами, — произнес Крейг.

В зеркале Присцилла видела его лицо: губы плотно сжаты, потемневшие глаза непроницаемы.

— Жуткое сооружение, правда? — заметила она, указывая на кринолин, его слов она словно и не слышала. — Допивайте свой коньяк.

В бокале Крейга оставалось не так уж много, и Присцилла с трудом удержалась от искушения подлить еще. Крейг взял бокал; на мгновение пальцы их соприкоснулись.

— Он похож на крылья, которые не оттуда растут.

Присцилла пригляделась к своему отражению.

— Да, пожалуй. Не понимаю, зачем женщины носили на себе, словно улитки, целые дома? Ведь к даме эпохи короля Георга ближе чем на два фута не подойдешь!

— Может быть, они прятались в этих платьях, как в раковинах, — тихо ответил Крейг. Взгляды их в зеркале встретились. — Может быть, эти дамы охраняли свое тело, словно святыню…

— А это значит, что они… они чего-то боялись, — закончила она, поворачиваясь к нему.

Крейг выпил остаток коньяка и промолчал.

Присцилла взяла бокал из его внезапно ослабевшей руки и поставила на поднос.

— А теперь посмотрим, найдете ли вы завязки у кринолина! — предложила она, с трудом притворяясь, что не замечает охватившей его скованности. Крейг ощупал жесткую раму кринолина спереди — никаких результатов.

— Повернитесь, — почти грубо приказал он.

Присцилла повернулась, и Крейг сразу же заметил завязки: здесь они были не завязаны, а просто стянуты вместе. Крейг осторожно распустил их.

— Вот так, — произнес он.

Одним легким движением Присцилла сбросила с себя кринолин.

— Спасибо, Крейг! Вы мне очень помогли!

Крейг с трудом сглотнул и произнес хрипло:

— Зачем вы все это затеяли?

На этот вопрос Присцилла предпочла не отвечать. Она наклонилась и поцеловала Крейга в щеку.

— Спокойной ночи, — произнес он напряженным голосом, стараясь не встречаться с ней глазами.

— А вы не хотите уложить меня в постель?

Крейг стиснул кулаки.

— Вы собираетесь спать прямо так? — спросил он, указывая на лифчик и трусики.

— Почему бы и нет? Так вы уложите меня в постель?

— Почему бы и нет? — словно эхо, насмешливо откликнулся Крейг. — Я ведь только тем и занимаюсь, что укладываю полуобнаженных женщин в постель, желаю им спокойной ночи и ухожу. Зубы почистить не хотите?

— Да, конечно, — отозвалась Присцилла. — Подождите минутку.

Она выпорхнула из спальни, оставив его посреди комнаты неподвижным, словно соляной столп.

Конечно, умывание и чистка зубов заняли больше минуты; но Присцилла не сомневалась, что Крейг подождет — хотя бы из любопытства, каков будет следующий номер программы.

Когда она вернулась, Крейг все так же стоял посреди спальни. У Присциллы мелькнула мысль, что она слишком жестоко с ним обходится, но, не додумав эту мысль до конца, она достала из комода расческу и принялась расчесывать волосы. При каждом движении грудь ее соблазнительно вздымалась. Крейг уже и не пытался отводить взгляд; лицо его выражало усталую покорность, но руки конвульсивно сжимались в кулаки, и при виде этих неосознанных движений Присцилла дрожала от желания.

— Пора в постель, — радостно сообщила она, кладя расческу и поворачиваясь к нему. — Термостат в холле. Не могли бы вы по пути назад немного снизить температуру?

— Да здесь и так почти мороз, — проворчал Крейг.

— Не люблю спать в тепле. Что толку излучать тепло, если его даже не чувствуешь?

Она откинула одеяло, взбила подушку и забралась в постель. Крейг, стоя в нескольких футах от кровати, словно загипнотизированный, следил за каждым ее движением. Присцилла вздохнула и улеглась, укрывшись до подбородка. Там, под одеялом, она сняла с себя лифчик и трусики и бросила их на пол.

— А теперь подоткните мне одеяло.

Двигаясь словно послушный робот, Крейг приблизился к ней. Подняв нижнее белье, он дрожащими руками положил его на столик, затем подоткнул одеяло и выпрямился, не сводя с Присциллы сверкающих глаз.

— Спокойной ночи, Присцилла.

— Вы не хотите поцеловать меня на прощание?

— Не хочу.

Присцилла наморщила брови.

— Я вас чем-то обидела?

— Нисколько. Припомните сегодняшний вечер и скажите, чем вы могли меня обидеть? Это же обычное дело — являться на официальное мероприятие в экипаже и маскарадном костюме. Ни один, даже самый чувствительный мужчина и не подумает обидеться, если из него сделают идиота на потеху всем его друзьям и знакомым, не говоря уж о родителях. Только надутый дурак сочтет себя оскорбленным, если дама использует его вместо горничной!.. Нет, такой наглости я в жизни не встречал! Что я, по-вашему, евнух? Из чего я сделан?