Дым в Особняке действительно привлек внимание пожарной бригады, да так, что это превзошло не только самые смелые ожидания, но и самые страшные опасения миссис Мидоуз. Марта не знала ни об экстравагантности вкусов филиппинской служанки, обожавшей освежители воздуха с экзотическими ароматами, ни о ненависти, которую питал к ним Бэттлби. Не далее как вчера утром он выбросил в помойку целых шесть баллончиков — «Жасминовый цвет», «Розовые бутоны» и «Буйство Востока» — и приказал впредь не покупать подобной гадости. (Впрочем, вследствие деятельности Берта это и не понадобилось). Тлеющий резиновый сапог, дым от которого так порадовал племянника Марты, мало-помалу разгорелся и превратился в полыхающий костер. Едва языки пламени коснулись «Буйства Востока», оно, оправдывая свое название, немедленно взорвалось. Остальные пульверизаторы последовали его примеру; куски горящей пластмассы с ревом разметало по кухне, а окна вышибло, громогласно объявив на весь Мелдрэм-Слокум о пожаре в Особняке.

Марта Мидоуз, у себя в домике, старательно обеспечивала собственное алиби. Ранним вечером она, как обычно, сидела в «Гербе Мелдрэма», а потом зазвала мистера и миссис Соули на чарочку сливовой настойки, приготовленной еще прошлой зимой. Они уютно устроились перед телевизором, и тут раздался взрыв.

— Покрышка лопнула, — сказала миссис Соули.

— По звуку больше похоже на гранату, — возразил ее муж, когда-то воевавший на фронте. Через пять минут газовый баллон в кухне Особняка нагрелся до критической температуры и лопнул, да так, что сомнений не оставалось: это — бомба. В багровом зареве над Особняком заплясали огромные языки пламени.

— Господи спаси и сохрани, — пролепетал мистер Соули. — Пожар. Надо вызывать пожарных.

Но вдалеке уже слышался вой сирен. Соули побежали на улицу — смотреть. Марта незаметно опрокинула весьма солидную стопку сливянки. Что, если Берт погиб? Проглотив настойку, она принялась молиться.

Пожарные тщетно пытались потушить Мелдрэм-Мэнор. Огонь распространился по дому стремительно, а бригада долго не могла проникнуть внутрь из-за «рейндж-ровера», перегородившего въезд на задний двор. Чтобы отпереть машину, пришлось выбить боковое стекло. Сработала сигнализация. Это вызвало дополнительную задержку — к тому же пожарные обнаружили на переднем сиденье порнографию и садомазохистское снаряжение. Когда прибыла полиция, источник возгорания был уже обнаружен.

— Очевиднейший поджог, — сказал начальник пожарной команды суперинтенданту полиции, когда тот прибыл на место происшествия. — Ни малейших сомнений. Во всяком случае, у меня. Скоро наши дознаватели соберут все необходимые доказательства. Но и так все ясно: пластмассовое ведро посреди кухни, в стенном шкафу — куча пульверизаторов… Неужто кто-то рассчитывал, что подобное может сойти с рук? Вот придурок!

— Это точно не несчастный случай?

— Несчастный случай? Когда все двери заперты, а окна вышибло наружу? Да ни в жизнь.

— Наружу?

— В доме будто бомба взорвалась. Люди в деревне это подтверждают. И потом, у поджигателя были ключи. Я же говорю — он либо тупой, либо пьяный.

Да уж, подумал суперинтендант. Тупой. Как доска. Либо в доску пьяный.

— А видели, что мы нашли в «рейндж-ровере»? — спросил пожарный начальник. Они с суперинтендантом подошли к машине и посмотрели на переднее сиденье, где лежали журналы. — Видал я в жизни пакость — чего не встретишь в домах у добропорядочных граждан, — но такого!.. Да за это сажать надо! Не мое, конечно, дело, но…

Суперинтендант поглядел на журналы и мысленно согласился — точно, надо сажать. Дело — ясней ясного: хранение материалов непристойного содержания. Суперинтендант вообще не одобрял порнографии, но садистские действия в отношении малолетних считал явлением в высшей степени возмутительным. Да и к кожаным ремням с наручниками испытывал глубокое отвращение.

— Вы здесь ничего не трогали? — спросил он.

— Не стал бы ни за какие коврижки! У меня ж дети — точнее, внуки. Убивал бы уродов, которые занимаются этакой пакостью!

Суперинтендант внутренне согласился и с этим. Подобной мерзости видеть еще не доводилось. Впрочем, Боб Бэттлби ему никогда не нравился — отвратная репутация, сволочной характер. Значит, тут явный поджог? Интересненько. Бэттлби, по слухам, успел спустить на бирже небольшое состояние, а сейчас проживает денежки, которые оставила генеральша. Надо бы выяснить, как у него с финансами… А еще, поговаривают, его слишком уж часто видят с Рут Ротткомб, женой местного члена парламента. Рут не внушала суперинтенданту ни капли уважения. С другой стороны, Бэттлби — семейство влиятельное. Да и члены парламента, а тем более теневого кабинета министров, и особенно их жены, требуют осторожного обращения. Суперинтендант посмотрел на наручники с кляпом и покачал головой. Бывают же на свете свиньи.

Перед домом, у парадного входа, Боб Бэттлби неверяще взирал на головешки, оставшиеся от того, что более двухсот лет было их фамильным особняком. Известие о пожаре застигло его в загородном клубе. Боб, напившийся сильнее обыкновенного, воспринял все как шутку. Ох уж этот секретарь! Тоже мне прикольщик.

— Придумай чего посмешнее. Что за чушь! В доме никого нет.

— Вам лучше самому побеседовать с пожарными, — сухо ответил секретарь клуба. Он не любил Бэттлби и трезвого — за наглый снобизм и неизменное хамство. А в пьяном виде и к тому же изрядно проигравшись в покер, мерзавец становился во сто крат хуже.

— Гляди, — пригрозил Бэттбли, — если это враки, ты у меня вылетишь отсюда, как…

Что он хотел сказать, осталось неизвестно: Боб неожиданно обмяк в кресле и выронил из рук бокал. Вместо него к телефону в кабинете секретаря подошла миссис Ротткомб и удивительно бесстрастно выслушала сообщение о пожаре. Дама она была крутая и с Бобом Бэттлби общалась исключительно из корыстных соображений.

Невзирая на общую противность и алкоголизм, Боб обладал определенной социальной значимостью. Ведь он был Бэттлби, а когда речь заходит о голосах избирателей, фамилия — вещь крайне немаловажная. Для Рут Ротткомб влияние и власть значили очень и очень много. За Гарольда Ротткомба она вышла вскоре после его избрания в Парламент, поскольку чувствовала, что он амбициозен и, чтобы преуспеть, нуждается лишь в поддержке сильной, решительной женщины — а Рут считала себя именно такой. Она была начисто лишена предрассудков и всегда поступала так, как требовали личные интересы. Главное — хорошо жить, считала она, а брак и секс не имеют между собой ничего общего. Секса она наелась еще в юности; теперь ей нужна только власть. К тому же Гарольд всю неделю в Вестминстере, и у него, как ей хорошо известно, имеются свои, весьма своеобразные, интимные пристрастия. Важно одно: чтобы он оставался членом Парламента и теневым министром. И если для этого нужно встречаться по четвергам с Бобом и, потакая его жалким фантазиям, стегать по попке кнутом, пожалуйста. Ей же лучше. Все приятнее, чем дохнуть дома от скуки или заниматься тем, что обожают эти деревенские недоумки — стрелять, охотиться, играть в бридж, пить по утрам кофе с другими дамами и беседовать о садоводстве. В общем, Рут, не забыв одеться попроще, уводила гулять двух своих бультерьеров. Бэттлби должны быть благодарны за то, что она присматривает за Бобом и практически работает у нею шофером. Рут не питала никаких иллюзий в отношении того, кем ее считают родственники Боба. Но сама полагала их своими должниками и знала, что в один прекрасный день — когда теневое правительство получит по-настоящему твердое большинство, и она переедет в Лондон — обязательно позаботится, чтобы с ней, с должным уважением, расплатились сполна.

А сейчас, повесив трубку, Рут не могла избавиться от гнетущего ощущения нависшей над ней беды. Если Особняк горит из-за того, что пьянчуга Боб, по своей безалаберности, оставил на плите сковородку, это очень серьезно. Она задумчиво вышла из кабинета секретаря и пошла к Бобу.