— А окна, — спросил инспектор, разглядывая фотографию, — были открыты или закрыты?

— Передние были распахнуты. То, что с западной стороны, сэр Артур не открывал никогда. Оно прямо напротив двери, а генерал не любил сквозняков. После того как преступление было обнаружено, окна закрыл дворецкий, хотя, строго говоря, не должен был этого делать.

— Снаружи следов нет?

— Нет, но, если вдуматься, это ничего не значит. Дождя не было черт знает сколько, земля тверда, будто камень. И клумбы под окнами вроде нет. Да и сами окна, в сущности, застекленные двери, как видите. Полоска травы, а дальше вымощенная гравием подъездная аллея. Убийца генерала мог проникнуть в это окно, не оставив следов, но мог и войти в дверь незаметно для всех.

— Это осложняет дело, — сказал инспектор. — Кстати, вам известно, имелись ли у генерала враги?

При этих словах он оторвал взгляд от фотографий и увидел, как лица обоих полицейских расплылись в усмешке. В его серых глазах тоже мелькнула смешинка.

— Я сказал что-то забавное?

— Вы угодили в самую точку, инспектор Хардинг, — ответил суперинтендант. — Думаю, обыщи вы все графство, вряд ли нашли бы человека, у которого врагов больше, чем у сэра Артура. Могу даже сказать, вздумай вы найти кого-нибудь, кто сказал бы о нем доброе слово, вам пришлось бы основательно потрудиться.

— Это уж точно, — рассудительно подтвердил сержант. — Потрудиться бы пришлось.

В это время вошел начальник участка:

— Суперинтендант, я вижу, инспектор... э-э... прибыл. Вы, конечно, предоставили в его распоряжение... э-э... все факты. Инспектор Хардинг, так ведь? Очень рад вашему приезду, инспектор.

Хардинг поднялся и повернулся к вошедшему. Майор Грирсон, протягивая руку, пристально поглядел на него и спросил:

— Господи, мы, кажется... э-э... уже встречались? Ваше лицо мне очень... э-э... знакомо, только я никак не вспомню, где мы могли видеться. Вы, случайно, не помните?

— Да, сэр, я прекрасно вас помню, — ответил инспектор, пожимая руку майору. — Мы встречались в Бэйллиул-колледже.

— Да, конечно, конечно! — воскликнул майор. — Хардинг! Господи! Вы были прикреплены к полковнику... э-э... Мейсону! Да-да! Вот это сюрприз! Но почему вы в полиции? Вы же... ага, вспомнил! Вы изучали право в... э-э... Оксфорде!

— Война положила этому конец, сэр, вот я и пошел служить в полицию.

— Так-так-так! — только и произнес майор Грирсон.

Инспектор подошел к столу и положил фотографии, которые держал в руке.

— Суперинтендант Лаптон снабдил меня всеми необходимыми материалами, сэр, — сказал он. — Головоломка, судя по всему.

Лицо Грирсона помрачнело.

— Ужасная история. Неприятное... э-э... дело, Хардинг. Я сразу понял, что тут... э-э... нужен Скотленд-Ярд. Слишком много людей замешано. Прочли вы... э-э... показания?

— Пока нет, сэр. Я хотел бы с разрешения суперинтенданта взять их с собой, чтобы тщательно ознакомиться перед тем, как отправляться в Грейндж.

— Конечно! Берите! Очень мудрый... э-э... план, суперинтендант. Вы... э-э... согласны?

Суперинтендант, недовольно наблюдавший за встречей майора и Хардинга, сказал, что не возражает, однако, на его взгляд, чем скорее инспектор поедет в Грейндж, тем лучше.

Инспектор взглянул на часы:

— Что, если через час? То есть в половине четвертого?

— Да-да, поступайте... э-э... как сочтете нужным, Хардинг, — сказал майор. — Где вы... э-э... намерены остановиться?

— В «Короне», сэр, если там есть свободные комнаты, — ответил инспектор.

— Наилучший выбор, — одобрил майор. —Я... э-э... провожу вас.

Выйдя из здания, он доверительно предупредил инспектора, что с суперинтендантом иметь дело трудно.

— Между нами говоря... э-э... Хардинг, он не очень подходит для этой... работы. И естественно, вполне понимает, что вам необходима... свобода действий. Но только постарайтесь... найти к нему подход, так сказать... Однако не сомневаюсь, что вы... сделаете все возможное.

— Непременно, — пообещал инспектор.

— А когда мы... завершим это дело, вы должны будете... э-э... пообедать со мной, поболтать. Не буду вас задерживать. Вам предстоит.... э-э... нелегкая работа. Очень неприятное... дело. — Майор коснулся платком носа. И убежденно повторил: — Очень неприятное.

В Грейндже воцарилась странная натянутость. Как только стало известно, что майор решил призвать на помощь Скотленд-Ярд, все внутренне напряглись. До тех пор каждый был просто потрясен или неприятно взбудоражен, однако при одном лишь упоминании о Ярде все почувствовали себя не в своей тарелке. В доме воцарилась атмосфера подозрительности; об убийстве говорили очень сдержанно, и никто, за исключением мисс де Сильва, не болтал наобум без предварительной прикидки, безопасно ли это.

Дайне, слушавшей признания, теории, споры, пришло в голову, что никто не говорит всей правды. Каждый что-то скрывал, смягчал или в чем-то оправдывался. Казалось, никто уже не держится вполне естественно, начиная с Фэй, чересчур уж тихой и сдержанной, и кончая Стивеном, который был молчалив более чем обычно.

Одно лишь упоминание о Скотленд-Ярде вызвало всеобщее смятение. Как легко было догадаться, Фэй, например, со страхом ожидала предстоящих допросов, но не признавалась в этом даже сестре. Нервозный Джеффри выглядел еще более взвинченным. Он постоянно затрагивал эту тему, говорил то о бессмысленности приезда сыщиков, то небрежно интересовался, что сыщики будут выяснять.

Камилла вконец раскапризничалась. Заявила, что расспрашивать ее о чем-то бесполезно, потому что она ничего не знает; не могла понять, почему ей с Бэзилом нельзя уехать домой. Пребывание в Грейндже ее вдруг стало необычайно тяготить; она сочла, что ее несправедливо заставляют терпеть такие неудобства, и принялась разжигать в себе ненависть к полиции. Очевидно, паника совершенно затмила ее умишко, и, давая ей выход, она проявляла необычную вульгарность. Дайна отнесла Камиллу к тому разряду женщин, которые пронзительно вопят и трясутся в минуту опасности.

Бэзил Холлидей то и дело раздраженно просил ее успокоиться, но без особого успеха. Сам он уверял, что таким делом определенно должен заниматься Скотленд-Ярд. И нечего волноваться. С какой стати дергаться из-за нескольких вопросов? Однако Дайна, видя, как подергиваются его брови, понимала, что тревожится он, возможно, еще больше, чем Камилла.

Непонятно было, что думает по этому поводу Стивен Гест. Когда майор Грирсон объявил о своем решении, на непроницаемом лице Стивена ничего не отразилось. Он невозмутимо развернул вечернюю газету, сказав: «Я так и думал, что они обратятся в Ярд». Других замечаний он не делал; очевидно, приезд сыщиков Геста не беспокоил.

Не беспокоил он и Лолу. Она во всеуслышание объявила, что на полицию ей наплевать, и выразила удивление, что в доме появился всего один репортер, да и то из местной газеты. Для нее он интереса не представлял; и наверное, будет лучше, если газетчики не получат никаких сведений, пока она не увидится со своим пресс-агентом.

«Мне приходит в голову, — серьезно сказала мисс де Сильва, — что, возможно, не стоит писать об этом в газетах. Во Франции это принесло бы громадный успех, а как в Англии — не знаю, и надо хорошенько подумать, на пользу ли мне пойдет такая известность или во вред».

В отличие от Камиллы Лола не выказывала ни малейшего желания покинуть Грейндж. Она даже воздерживалась от жалоб на утренние крики петухов, правда, один раз объявила, что, когда она выйдет замуж за Джеффри, с петухами придется разобраться.

Убийство хозяина дома, с ее точки зрения, являлось чистым подарком судьбы. Джеффри получит большие деньги, сможет жениться на ней, и будет положен конец необъяснимому отсутствию в доме абсента. Эти соображения она высказывала совершенно свободно, так как, по ее практичному замечанию, во всем следует видеть светлую сторону.