Она издала какой-то невнятный звук — не то вздох, не то рыдание. Это был голос глубокого страдания.

Этот стон поразил Губерта, но он был слишком рассержен, чтобы сознавать, как сильно заставляет ее страдать, — напротив, ему доставляло почти удовольствие, что он может это сделать.

Человек, притаившийся в кустах, услышал этот звук, хотя и находился недостаточно близко, чтобы расслышать слова. Его безумные глаза блеснули в темноте. Губерт и Ванесса стояли в лунном свете, и он мог различить яркие цвета шали Ванессы.

— Что говорил вам Чарльз? — продолжал свирепо Губерт. — Я должен знать, я настаиваю на этом!

— А если я отказываюсь отвечать вам?

— Вы обязаны меня слушаться, — он грубо схватил ее за кисти рук, — я вправе знать!

Ванесса презрительно рассмеялась. Значит, права принадлежат только одной стороне?

— Я с таким же правом могу спросить у вас, что вы говорили герцогине!

Он почувствовал себя уязвленным — в нем закипело негодование ко всякому, кто вмешивается в его дела, и он не мог согласиться с участием в них Ванессы.

— В моей семье не привыкли, чтобы графини Сент-Остель через два месяца после свадьбы позволяли посторонним мужчинам на глазах у всех ухаживать за собой!

Ванесса вся загорелась.

— Почему же вы женились на мне, если я вам так не подхожу?

Он горько рассмеялся.

— Как будто вы не знаете, почему я женился на вас!

— Нет, я часто задумывалась над этим.

Он пристально посмотрел на нее, удивление на мгновение охладило его ярость, затем образ Чарльза Ланглея, склонившегося к ней, вытеснил из его сознания все остальное, и в нем снова закипел гнев.

— Я приказываю вам сказать мне, что говорил вам Чарльз Ланглей! Конечно, что он в вас влюблен?

Ванесса молчала. Губерт все еще держал ее за руки, он сжал их — она вскрикнула.

— Вы мне делаете больно!..

Он бросил ее руки.

— Говорил ли он, что любит вас?

Она безразлично пожала плечами.

— И вы позволили говорить вам это… Как вы смели!

Ванесса невесело рассмеялась.

— Он сказал мне также, что я прекрасна, а мною так пренебрегают.

Ее голос звучал вызывающе…

Гнев Губерта еще более возрос. Она одержала над ним верх.

Значит, посторонние замечают, что он пренебрегает ею: он сам навлек это на себя.

— Я не стерплю, чтобы мужчина говорил вам, что он вас любит — слышите вы это! Но Чарльз не посмел бы так вести себя, если бы вы не подали ему надежды. Вы единственно виновны в этом!

— Конечно.

— И что вы мне ответите — сочувствуете вы мне?

Она посмотрела на него гневно, и при лунном свете он мог видеть, что лицо ее стало совсем белым.

— Едва ли все ваше поведение, унижающее меня, нуждается в моем сочувствии.

Они пристально смотрели друг другу в лицо, и вспыхнувшая злоба делала все шире пропасть, разделяющую их. Ванесса продолжала:

— Ваши друзья вчера назвали меня дочерью ростовщика. Вы пренебрегли мною и унижаете меня, а теперь еще делаете унизительные сравнения между мной и вашей семьей… Я не желаю больше переносить все это!

Она повернулась, с высоко поднятой головой быстро пошла к дому и, пройдя столовую, вбежала по лестнице в свою комнату. Здесь она бросилась в кресло и сжала руки.

Как он ее презирает, если считает даже, что она не умеет поддержать честь его семьи!

Отчего она не прогнала Чарльза Ланглея вместо того, чтобы просто не отвечать ему, — какой-то демон несчастий преследует ее и ставит в ложное положение.

Но почему все-таки Губерт женился на ней? Знает ли это ее отец? Что-то некрасивое связано с ее браком, и она — несчастная марионетка во всем этом. Ее волнение усилилось, ей стало плохо, она почти лишилась чувств.

После ухода Ванессы Губерт остался стоять, как будто остолбенев. Водоворот мыслей и чувств переполнял его, но главным из них было то, что она не знает причины, заставившей его жениться на ней. Ванесса не покупала себе графского титула! Она ни в чем не виновата — она орудие в руках своего отца. Он был страшно несправедлив по отношению к ней. Неудивительно, что она его ненавидит и прислушивается к словам Чарльза! Он пошел по направлению к дому, его гнев остыл, оставалось только смешанное чувство беспокойства и запутанности. Губерт старался установить свою точку зрения. Войдя в зал, он наткнулся на Ральфа.

— Где Ванесса? Вы не видели ее, Ральф?

— Нет, я удивляюсь, что с ней — она сегодня выглядит ужасно бледной, Губерт; надеюсь, она не больна…

Дружище Ральф был просто глупцом — она бледна потому, что ненавидит его, Губерта, и это тем ужаснее, что он наконец знает, что любит ее. Он гнусно обращался с ней, если она невинная жертва, а не соучастница планов своего отца.

Губерт посмотрел на Ральфа как на пустое место и отошел.

Они связаны друг с другом, и, может быть, со временем он заставит ее думать иначе. Явившаяся вдруг мысль утешила его — ведь она принадлежит ему и не может уйти от него.

В это время герцогиня обратилась к нему:

— Губерт, отчего вы так уставились в пространство? Говорят, что бывают лунные удары — теперь я думаю, что это действительно верно. Очнитесь и пойдемте танцевать.

Он машинально обнял ее за талию, и они закружились. В это время Ванесса, придя в себя и приняв спокойный вид, спускалась по большой лестнице, чтобы продолжать играть свою роль хозяйки дома.

Ванесса остановилась на последней ступеньке. Она все еще чувствовала себя во власти оскорблений, и при виде Губерта, снова танцующего с герцогиней, гнев с новой силой охватил ее. Ральф испугался, увидев выражение ее глаз. Он подошел к ней и со свойственной ему милой манерой старался смягчить ее настроение. Он не отходил от нее до конца — до тех пор, пока все не пожелали им покойной ночи.

Следующий день был одним из самых жарких дней этого года. На поле, где происходила выставка лошадей, царила страшная духота. В большую палатку, где был накрыт завтрак, воздух, казалось, проникал прямо из раскаленной печи. Ванесса с трудом переносила это, лица расплывались перед ее глазами. Губерт совсем не говорил с ней. Они случайно встретились, когда все выходили из дому, и холодно посмотрели друг на друга. Сейчас Ванесса сидела возле самого знатного вельможи графства, а Губерт имел по одну сторону важную старую даму, а по другую, конечно, Алису Линкольнвуд. Когда он наклонялся вперед, он мог видеть профиль Ванессы. Она же намеренно не смотрела в его сторону. Он был глубоко встревожен и обозлен всем происходившим. Он злился на то, что могло казаться, будто Алиса завладела им, и на то, что не мог уклониться от этого, так как ранг обязывал ее сидеть по правую руку хозяина! Он злился потому, что все страшно запутано, и его отношения с Ванессой стали такими натянутыми, что они, по-видимому, уже просто не могли говорить друг с другом. Что из всего этого выйдет?

Зачем он был вчера такой ревнивой скотиной? Он знал свет и понимал, что ухаживания Чарльза Ланглея не имеют серьезного значения. Он видел, как подобным же образом Чарльз вел себя по отношению к двадцати различным женщинам, и всегда смеялся над ним. Почему же он так рассвирепел, когда дело коснулось его жены? Губерт признался себе, что вначале, когда Ванесса еще ничего не значила для него, он никогда не обратил бы на это внимания.

Алиса утомляла его своей болтовней, которую раньше он так легко слушал.

День кое-как прошел, а вечером был бал, традиционное празднование «наступления возраста» по поводу совершеннолетия в Лилиесфилде.

На Ванессе было платье из пунцового тюля и бриллиантовая корона, подаренная отцом. Своей изысканной, экзотической красотой она затмевала всех остальных дам, а надменные манеры, которыми она прикрывала свои поруганные чувства, дополняли облик молодой королевы из сказки.

Губерт трепетал от восторга, но мысль, причинявшая ему огорчение, не давала покоя: почему она никогда не надевает ничего из его фамильных драгоценностей?