Марианна попыталась вырваться из его объятий, однако Филипп с силой, которой трудно было от него ожидать, удержал ее. Когда она немного успокоилась и перестала вырываться, он тихонько сказал:
– Это неправда, малышка, и ты это знаешь. Верно, я хочу сделать из тебя настоящую леди, но для тебя самой. – И он, ухватив ее за подбородок и заглянув в глаза, шутливо добавил: – И может случиться так, что, когда станешь настоящей леди, я тебе стану уже не нужен и ты меня бросишь.
– Я тебя никогда не брошу! Никогда! – яростно выпалила Марианна, опустив голову, она уткнулась лицом ему в грудь.
Сердце ее словно окаменело, и она чувствовала себя маленькой и беспомощной. Несмотря на то что страстно любила Филиппа, она не верила ни в его обещания, ни в то, что он вернется к ней. Ну как так можно! После всего, что между ними было, после всей нежности и страсти вот так взять и уехать! Уму непостижимо!
– Не уезжай! – взмолилась она. – Не уезжай, останься! Ведь ты был счастлив со мной! Или… или ты меня уже разлюбил?
Лицо Филиппа исказилось от боли, и он опять привлек ее к груди.
– Любимая, прошу тебя, не говори так! Я люблю тебя, и ты это знаешь. Но ты должна понять, что, если мужчина дал себе клятву, то непременно должен довести задуманное до конца, иначе его постоянно будут мучить угрызения совести. Мне нужно уехать, и ты не должна этому препятствовать, а если попытаешься, то лишь причинишь мне боль.
Марианна зарыдала так отчаянно, что все ее маленькое тело содрогнулось, и, вырвавшись, бросилась в каюту, где провела ночь.
Рухнув на койку, она забилась под покрывало, словно пытаясь спрятаться сама и спрятать свою боль от равнодушных людских глаз. Все кончено! И любовь и радость, что она испытала с Филиппом, ушли и никогда к ней больше не вернутся. Как же она его ненавидит! Ненавидит за то, что он с ней так поступил! Оказывается, он ничуть не лучше Джуда. Пусть он выглядит и говорит по-другому, пусть даже ласков и нежен с ней, однако боль способен причинить такую же, если не сильнее. Ведь Джуд ей никогда ничего не обещал, так что и выполнять ему было нечего; не приносил ей никакой радости, так что нечему было превращаться в горькое разочарование; не возносил ее, до небес, чтобы потом в один прекрасный момент сбросить вниз, на землю.
Пока она плакала, Филипп вошел в каюту и, сев на краешек кровати, стал тихим шепотом успокаивать ее, заверяя, что обязательно вернется, вернется к ней, Марианне, что непременно будет писать ей при всяком удобном случае.
Наконец рыдания стихли, но не потому, что Марианна поверила его обещаниям, а оттого, что слез больше не осталось. А Филипп все гладил ее по голове, говоря всякие нежные слова, пока Марианна не провалилась в глубокий сон, от которого очнулась лишь вечером.
Филиппа рядом не было. Она поняла, что он покинул корабль. Забрал с собой свои вещи и ушел, даже не попрощавшись. Лишь два письма в белых конвертах лежали на матросском сундучке.
Одно письмо предназначалось ей, а другое – его тетушке, которая жила в Бостоне.
Марианне было неловко признаваться, что она неграмотна, однако так не терпелось узнать, о чем Филипп пишет ей, что, отбросив всякое смущение, она обратилась к капитану за помощью.
Адам Смит прочитал:
«Дорогая Марианна!
Я хотел остаться с тобой до утра и дождаться, когда корабль покинет гавань, но, поскольку весть о моем отъезде так сильно тебя огорчила, решил этого не делать. Быть может, так тебе будет легче примириться со сложившимися обстоятельствами. Знай, что я люблю тебя и обязательно к тебе вернусь, когда покончу со своими делами. Пожалуйста, верь мне. Я знаю, тебе сейчас одиноко и ты чувствуешь себя брошенной, но моя дорогая тетушка – добрая женщина: не сомневаюсь, что вы с ней прекрасно поладите. Капитан Стрит тоже хороший человек и присмотрит за тобой по дороге в Бостон. Береги себя, малышка, и не забывай меня.
Искренне твой, Филипп Котрайт».
Когда Адам дочитал письмо до конца, Марианна тихонько заплакала. Ну почему Филипп уехал? Они потеряли целую ночь! Впрочем, сама виновата. Рыдала, вопила, обвиняла его во всех смертных грехах, вот и получила: сама, собственными руками выпихнула его с корабля. А теперь может случиться так, что она его больше никогда не увидит! Что, если он погибнет до того, как завершит это свое дурацкое дело? И все из-за нее! К горю и печали теперь добавилось острое чувство вины, и Марианна заревела в три ручья. Адам неловко погладил ее по плечу и ласково проговорил:
– Ну же, успокойся, детка, не надо плакать. Все будет хорошо. Филипп вернется к тебе, вот увидишь.
Внезапно Марианна ощутила непреодолимое желание кого-то ударить, хлестнуть словами, как перчаткой, чтобы кому-то стало так же больно, как ей. И почему это он постоянно называет ее «детка»?
– Никакая я не детка! – взорвалась она. – Я уже целый год спала с мужчиной, с Джудом Троугом! А потом с Филиппом. Ну что, будете и теперь обращаться со мной как с ребенком?
Адам Стрит отпрянул и окинул Марианну странным, оценивающим взглядом. Ей показалось, что он неприятно поражен. Она сразу же испытала одновременно и облегчение, и еще большую тяжесть.
– Прости, – медленно проговорил он. – Я не хотел тебя обидеть. Похоже, ты и вправду не ребенок, что очень печально, хотя сама ты, видимо, считаешь иначе. Ну да ладно. Единственное, чего мне хочется, так это чтобы ты видела во мне друга… Мы отчаливаем завтра рано утром: Если ты хочешь уйти с корабля, что ж, дело твое: я тебя не держу, – однако я бы очень тебе советовал поехать в Бостон, как хотел Филипп. Больше я об этом говорить не буду, а ты подумай пока над моими словами.
Коротко кивнув, Адам повернулся, слегка пригнулся, чтобы не удариться о косяк, и вышел из каюты.
Марианна проводила его гневно пылающим взглядом. Слез уже не было. Остались лишь боль, злость и стыд. Стыд оттого, что она так грубо разговаривала с капитаном. Бросившись на койку, она принялась молотить матрац кулаками, и молотила до тех пор, пока у нее не заболели костяшки пальцев.
Глава 6
Когда китобойное судно «Викинг Куин» отплывало из Чарлстона, Марианна по-прежнему была на борту.
Хотя отправляться в Бостон ей вовсе не хотелось, она не знала, куда еще идти. Без Филиппа она чувствовала себя одинокой и всеми покинутой. Но хуже всего оказалось то, что Марианна ощущала себя совершенно беспомощной, чего с ней прежде еще никогда не бывало.
Как ни убога была ее прежняя жизнь – а Марианна только сейчас начала это понимать, – она всегда знала, что будет завтра, и умела за себя постоять. Не то, что сейчас. Сейчас она нежданно-негаданно попала в другой мир, где игра шла по другим правилам, и никто их ей не объяснил. А корабль и капитан Адам Стрит предоставляли ей хоть какой-то якорь в этом незнакомом и пугающем мире, простиравшемся за пределами Аутер-Бэнкс.
В первый день после отплытия море было бурным, и, сидя в каюте, Марианна тряслась от страха. Качка на море стояла сильная, нос огромного корабля то вздымался вверх, то нырял вниз, и ощущение оказалось не из приятных.
Адам зашел к ней рано утром, посоветовал носа не высовывать из каюты: погода, вопреки ожиданиям, была отвратительной и продолжала ухудшаться – и предложил расположиться поудобнее, пообещав вечером с ней поужинать.
Эти его слова впервые натолкнули Марианну на мысль, что капитан предоставил им с Филиппом свою собственную каюту, и она в первый раз внимательно оглядела ее.
Помимо широкой двуспальной койки, здесь стоял длинный обеденный стол, а вокруг него четыре простых стула с низкими спинками, огромный матросский сундук, конторка орехового дерева и уютное кресло с подставкой для ног. Недоумевая, как это мебель остается на своих местах, а не катается по полу, когда корабль раскачивается из стороны в сторону, Марианна внимательно осмотрела все предметы и поняла, что каждый из них крепко-накрепко прикручен к полу.
