В этом состоит сущность великого равновесия.

И расплата постучиться именно к тебе и не в следующей,

а в этой жизни.

Однажды...

И вот я стояла перед закрытыми желтыми лаковыми дверями моего бывшего спортивного зала и подсматривала в щелку между створками за разминающейся средней группой, не зная на что решиться. Учитель стоял спиной: отсюда мощная фигура в белом обычном кимона была очень хорошо видна. Мне нестерпимо захотелось стать очень маленькой и пробрать тихо в раздевалку, а там уже не страшно. Опоздала, опять отжиматься придеться, - абсолютно машинально подумала я. И правда, каждый, кто не вовремя вставал в строй или вообще не успевал на построение, должен был отбывать наказание, дисциплина была строгой. Я оторвалась наконец от немого созерцание тренерской спины и вцепилась в пакет. Еще взбираясь по мраморным пустым лестницам училища, где собственно и проходили наши занятия спортом и не только им, я представила по меньшей мере миллион и еще один вариант того, как войду, как поздароваюсь, и самое главное, что скажет он. Сердце ухало в такт хлопкам Андрея Николаевича, ощущение было, примерно, как перед прыжком с десятиметровой вышки. А время шло.

В конце концов я решила – чем больше ждешь, тем страшнее становится и единым махом сиганула в воду, в моем случае открыла дверь. И сразу на мгновение ослепла, яркий свет зала, особенно после темноты коридора, залил глаза и я, ослепленная, вынуждена была зажмуриться. Все также ничего не видя, я поклонилась, как полагается каждому при встрече с Учителем. И медленно расправила плечи, выпрямляясь.

А дальше ничего и не произошло, никто не остановился ошарашенный, никто не закричал – « Какие люди и без охраны!Смотрите, кто пришел!», никто не захохотал сумасшедшим смехом. Дети, вернее подростки, которые сегодня занимались в средней по возрасту группе были все переведены год назад из младшей, в которой я перед отьездом почти и не появлялась. Немудренно, что меня никто не узнал. Из старших был Шурик, который меня вообще не заметил, потому что висел на турнике, подтягиваясь, Эрвин, обьясняющий в правом углу невысокому крепкому пареньку правильную стойку кибо-даче и Андрей, целиком ушедший в исполнение ката и не обративший на меня так же никакого внимания. Все это я разглядела, направляясь стремительным шагом в женскую раздевалку, что ж, тем лучше, но все же на входе не удержалась и метнула на Андрея Николаевича быстрый взгляд. Немолодой человек с черными когда-то, а теперь прореженными белыми нитями, волосами стоял посередине спортивного зала, освещеный лампами, как софитами. Несколько грузный мужчина поражал, тем не менее, своей исключительно прямой осанкой, и всей своей позицией, которая буквально излучала спокойствие, уверенность и мощь. С первой же секунды становилось ясно, что перед тобой мастер. Сейчас он равнодушно смотрел мимо меня, и хотя я была готова заложить собственную голову, что Учитель меня увидел, но ничем этого не выдав, он спокойно продолжал вести тренировку.

Я скользнула в комнату, привалилась к двери с внутренней стороны и постаралась отдышаться. Я огляделась, отметив краем сознания, что девочек в группе не прибавилось: всего одна куртка висела на общей вешалке. Сердце бешенно колотилось, руки дрожали и кроссовок никак не хотел выпутываться из пакета. Я чертыхнулась и вытряхнула все на пол прямо так. Быстро смахнув с себя одежду и бросив ее на скамейку, я натянула все, что вывалилось из пакета, и заняла свое место в ряду бегущих ребят. Теперь уже было не страшно. Здесь – я у себя.

Пробегая мимо Сашки, я, подпрыгнув, шлепнула его по плечу так, что ладонь ожгло огнем, он тут же отпустил перекладину, развернулся гневно, чтобы наказать обидчика и увидев меня уже на другом конце зала, ухмыльнулся во весь рот и тут же толкнул локтем Андрея.

Рыжий веснушчатый парень, наверное, вернулся, как обычно, на каникулы из Норвегии, где писал сейчас свою диссертацию. Неизменно присутствующий в зале на каждой побывке, сейчас он нахмурил недоверчиво брови, вглядываясь в меня, словно не узнавая, и тут на все еще изумленной физиономии поселилась широкая радостная улыбка. Раньше я считала его почти старшим братом, тем более, что даже цвет волос у нас был с ним одинаковый. Но почему – то после моего отьезда нам не удалось сохранить прежней дружбы, он стал отдаляться, но я хоть и была несколько на него обижена из-за безответных писем, проще говоря, он на них не реагировал, но все равно в ответ замахала ему рукой.

Бег остановился по команде, и я тут же подбежала к Эрику, повиснув у него на спине, закрывая ему глаза руками.

- Есть только один человек на свете, который способен независимо от возраста делать каждый раз глупости. – меланхолически произнес он, аккуратно ставя меня на пол.

- Я тоже, тоже тебя люблю! – я снова повисла на нем на этот раз на шее.

- Ну ты раз уж пришла – так занимайся. – улыбнулся он одними губами, а грустные серо-голубые глаза остались неподвижными. Даже со временем ничего не изменилось, и это была моя вина , но совсем другая история...

Я уселась на скамейке качать пресс, пристроившись рядом с Шуриком.

- Я даже не удивился.

- А зря. Это получилось экспромтом.

- У тебя вся жизнь - экспромтом. – покачал он головой, беря блины от штанги для утяжеления.

- Разве это плохо? – беспечно отозвалась я, кряхтя. Все таки долгое бездействие давало о себе знать. – я сегодня счастлива!

- А завтра? – в перерыве между качками, выдохнул друг.

- Кирпич мне завтра на голову упадет, и не будет у меня никакого завтра. «Tu vis chaque jour comme le dernier pa-ra-pa-pa». – пропела я на французском.

- Ну и что это значит ?

- Жить надо каждый день как последний – приблизительно перевела я, прикрываясь своей обычной философией, которая начала ко мне возвращаться в России.

Сашка отложил блин в сторону и посмотрел на меня:

- А ты ничуть не изменилась. Видать жизнь тебя так ничему и не научила.

- Научила, не бойся. Знаешь, я там совсем другая, спокойная, тихая и правильная. А научилась я недавно другому. Всегда нужно бороться. Даже когда кажется, что это бесполезно.

- Ну, с этим я никогда не спорил, хотя цель не всегда оправдывает средства, но речь несколько не об этом.

- Об этом. Об этом. – заверила его я, переворачивась, чтобы приступить к спине, но не успела.

- Закончили силовую. Построились. – послышался голос тренера.

Дети со смешками, тычками в спину и шлепками встали по росту на белую линию.

- Разбились на пары. Взяли макевары.

Макеварой называлась специальная доска, обитая паралоном, материалом или кожей, для отработки ударов, и человеку непосвященному стало бы не понятно, что это такое и где их надо брать, но к детям это совсем не относилось. Тут же около ящика, где ляжало снаряжение, началась возня и дележка - каждому хотелось поцветастее и помягче. Воспользовавшись минутной паузой, я решила, что настал момент идти здароваться. Несколькими быстрыми шагами я подошла к Андрею Николаевичу и поклонилась.

- Здравствуйте. – почтительно произнесла я. – Это я.

- Ты не так долго отсутствовала, чтобы я перестал тебя узнавать. Здравствуй. – и повысил голос, обращаясь уже ко всем, - Первое задание – двойной вход, цки , майа ки – коми. – сокращенно назвал он удары рукой и ногой, и заметя меня, все еще стоявшую рядом, небрежно бросил, - иди работай. Вставай с Сашей.

Я обернулась – все уже стояли парами в боевых стойках, Андрюха, как всегда, с Эриком, кивнула, и ничего не сказав, вернулась к Шурику, уже ждавшему с синей макеварой, которую я терепть не могла из-за ее тяжести. Все макевары почти уже поменялись за это время, а синяя, как на зло, осталась.

- А другой что, не было? - сморщилась я.

- Давай, не капризничай. Наверное, вообще уже забыла руками-ногами двигать. Помнишь хоть двойной вход?

Я презрительно хмыкнула и встала в стойку. Тренер хлопнул в ладоши. Мне, конечно, далеко до валькирии, но...

В перерыве между ударами Сашка не выдержал и как-бы невзначай поинтересовался: