– Я, кажется, заболел, – тихо сказал он.

– Это алмаз, Шаваносов! Якутский алмаз! Купец Шалимов будет ползать на коленях перед вами…

Он уставился на Шаваносова, как будто впервые его увидел.

– Воистину блаженны нищие духом, – медленно произнёс он.

– Разожгите костёр, – попросил Шаваносов. – Я должен заполнить дневник.

Незнакомец, как лунатик, опустился на корточки у ручья.

– Может быть, в Сексурдах, – сам себе сказал Шаваносов. – Отлежаться, потом дальше… Не-ет. Ещё немного. Я знаю.

Незнакомец быстро вскинул взгляд.

– Костёр? – хрипло переспросил он. – Сейчас вам будет костёр, господин Шаваносов. И лучшая аптека в Сибири. Я запасливый человек.

Деревянная изба с вывеской «Аэропорт» торчала посреди грязной тундры. На деревянном крыльце сидели люди. Над людьми поднимался табачный дым.

Сашка прошёл через спящих, мимо миловидной девушки в беличьей шубке, мимо компании ребят, мимо пижонистого командированного в плаще, в модной шляпе и многодневной щетине на бледном городском лице, мимо старой якутки в мехах, усевшейся прямо на полу в окружении темноглазых внуков и цветастых свёртков, мимо всех, кто был втиснут в крохотную комнатку аэропорта многодневным ожиданием погоды, «борта» и пассажирской удачи, прошёл к окошечку «Касса» и попросил билет до Сексурдаха.

– Предупреждаю: время отправления борта неизвестно. Берёте? – спросила из кассы девушка.

– Беру. – Сашка вынул деньги.

Он вышел на крыльцо. Вокруг была ровная жёлтая тундра, и прямо в ней, так казалось с крыльца, пламенели на закатном солнце оранжевые костыли – самолёты ледовой разведки, сгрудившиеся на стоянке. И вишнёвого цвета солнце висело блином.

На завалинке сидел, скрестив ноги, темнолицый старик в мехах и, не моргая, смотрел на солнце. Сидел как языческий бог.

Сашка протёр очки. Подошёл к нему.

– Не из Сексурдаха?

– Маленько ближе, маленько вбок, – доброжелательно ответил старик. – А ты оттуда?

– Нет, – сказал Сашка. – Туда. А ты Сексурдах знаешь?

– Оч-чень хорошо знаю. Два раза в год обязательно езжу. Большой, как город. Маленько меньше Якутска.

– А старики там остались? Местные старики?

– Ты, парень, приезжий, наверно. Старики жили в маленьком Сексурдахе. Когда Сексурдах стал большой, старики ушли в тундру, в тайгу доживать. Там им лучше.

– И ни один не остался?

– Слушай, догор[1]. Ты найди Сапсегая. В тундре нет человека старше. И в тайге, может быть, нет. Он последний такой. Я правильно говорю.

Сашка машинально оглянулся. Бескрайняя холмистая тундра убегала на юг, пропадала в туманном мареве.

– Где же его найдёшь? – с сомнением спросил Сашка.

– Садись в самолёт. Лети туда. – Старик махнул рукой куда-то за тундровые холмы. – Спрашивай, где Сапсегай. Председатель – скажет, зоотехник – скажет, экспедицию встретишь – скажут. – Старик явно увлёкся. – Любой человек тебе скажет, Сапсегая все знают.

– Найду, – неуверенно сказал Сашка. – Раз он один такой, значит, найду я его.

Сашка вернулся в зал ожидания. За деревянным барьерчиком скучала девушка. Сбоку на стене красным карандашом было торопливо написано: «Зина, я жду тебя. Лёня». Сашка взял телеграфный бланк. Ему хотелось дать телеграмму о том, что он добрался до «мест», что улетает искать неизвестного старика Сапсегая. Он взял уже ручку, обмакнул её в чернильницу. Но передумал. Ещё ничего, никого не нашёл. Незачем давать телеграммы. Он смял бланк и выбросил его в корзину.

– Желающие вылететь в Сексурдах, покупайте билеты, – сказала в динамик девушка. – На Сексурдах покупайте билеты.

Но что-то неожиданно изменилось в бревенчатой комнате, где люди сидели, читали, спали и ждали. Щемящий звук неповторимости мига вошёл сюда. Сашка сдёрнул очки. Лица людей были ясны, точны, и Сашка видел без очков всё так, как будто вдруг приобрёл удвоенную силу зрения.

«– Сашка, ты меня любишь? – спросила Лена.

– Спрашиваешь ты всякие глупости.

– Ну всё-таки.

– Мне это слово говорить трудно.

– Ну ты не говори, ты как-нибудь так…

– Ага.

– Так ты всё-таки меня любишь?

– Не знаю.

– Нет, будь добр рассказать. Я настаиваю.

– Отстань, Ленка. Я лучше тебе как-нибудь докажу. Как случай подвернётся, так сразу и докажу тебе это.

– Как докажешь?

– Ну, пожертвую чем-нибудь ради тебя.

– Чем-нибудь?

– Для тебя? Для тебя всем.

– А знаешь, будем мы старые, дряхлые. Ты с палочкой, я с костыликом. И вспомним разговор этот. Или забудем?

– Ты не будешь с костыликом. Я, если я буду, то я сразу исчезну. Не хочу, чтобы ты меня видела дряхлым.

– Как исчезнешь?

– Застрелюсь, утоплюсь, сгину в нетях. Или залезу на Эльбрус – и на лыжах вниз, прямиком, чтобы в пыль.

– Пожалуйста, не в нетях. Что-то панихиду мы завели.

– Это ты завела.

– Ты ещё не исчез?

– Тут. А ты?

– И я тут. Видишь? Именно тут».

Диалог этот начался в здании аэропорта, продолжался в самолёте Ил-14, который приземлился на травяной посадочной полосе крохотного таёжного аэропорта. Сашка сошёл по трапу вместе с пассажирами. Стояли у здания несколько самолётов Ан-2, вертолёты Ми-4. На крыльце сидели темнолицые таёжные люди. Сашка вернулся по трапу и спустился уже с рюкзаком. В проёме появился пилот.

– Сходишь?

– Сойду здесь.

– Ты не ошибаешься, парень? В ведомости все пассажиры до Сексурдаха.

– Мне внутренний голос сказал сойти здесь, – усмехнулся Сашка.

К одному из вертолётов шёл экипаж. Темнолицые таёжные люди поднялись и тоже пошли к вертолёту. Сашка бегом направился к ним.

– Твоё дело, – раздумчиво сказал ему в спину пилот. – Внутренний голос… Хм.

И ещё раз посмотрел на Сашку, который, жестикулируя, разговаривал о чём-то с кожаными пилотами и низкорослыми жителями тайги у вертолёта прославленной марки Ми-4.

В железном грохочущем брюхе вертолёта лежали ящики с продуктами. У одной стенки примостилась оранжевая бочка – дополнительный бензобак для длительных рейсов, связка новеньких, в масле охотничьих карабинов калибра 8,2. Сашка был единственным пассажиром в этом мире грохота и таёжного снаряжения.

Он выглянул в иллюминатор. Обдутые ветром горные хребты уходили куда-то за тысячи километров. Между хребтами сверкали извивы безлюдных рек. По долинам растекались рыжие россыпи лиственничной тайги. И совсем рядом проплывали чёрные камни безжизненных горных вершин.

– Луна! – сказал сам себе Сашка. – Луна!

Он сгорбился на сиденье и закурил. И тотчас на лесенке из кабины показались стоптанные ботинки, потом ноги, потом кожаный зад бортмеханика. Бортмеханик нагнулся и погрозил Сашке. Кивнул на оранжевый бензобак. Сашка убрал сигарету. Бортмеханик сошёл вниз. У него были оттопыренные уши, веснушчатая физиономия и прищур глаз, как у доброго ястреба. Оскальзываясь на рубчатом железном полу, он подошёл к Сашке. Сел рядом.

– Такие дела! – для начала сказал он и прицельно покосился на Сашку. Но Сашка лишь улыбнулся в ответ. Бортмеханик понял, что с этим парнем не выйдет словесной дуэли, любимого бортмеханикового занятия.

– Тебя как зовут?

– Сашка.

– Витя. Витя Ципер, авиационный циркач.

– Почему циркач?

– Когда я на борту, летательный аппарат обязательно падает. На взлёте, в полёте или при посадке, – доверительно пояснял Ципер. – От меня все экипажи уже отказались, кроме… – Ципер кивнул в сторону пилотской кабины. – Такая судьба. И представь – без моей вины. Давно из Европы?

– Два месяца.

– Медленно движешь! Журналист?

– Географ.

– Уже легче. Сапсегай журналистов… обожди…

Витя Ципер в два прыжка кинулся к входу в кабину. В ровный грохот стали врываться перебои, и вдруг наступила оглушительная тишина. Вертолёт с безмолвно раскручивающимся винтом провалился вниз.