– Где? – Стало холодно, к горлу подкатила тошнота.
– В Мельбурне, у себя. Кто-то ему позвонил и понял, что…
– В какой он больнице?
– Альфреда.
– Сейчас же еду. Ты со мной?
– Мне страшно, Джо. Ты ему звонил? Я просила тебя позвонить…
– Сиб, я еду. Так ты со мной?
– Нет, я боюсь. Я не смогу…
– И правильно. Увижусь с ним и сразу же позвоню тебе.
– Джо…
– Что такое?
– Надо было все-таки с ним поговорить. Я же просила тебя, два раза просила…
Кэшин смотрел на Ребба и собак. Они уже почти дошли до дому, собаки, как всегда, впереди, носами в землю, похожие на часовых, которые вот-вот сдадут свой опасный пост. У калитки они обернулись и одновременно подняли по лапе, как будто давали знак: «Все в порядке!»
– Я позвоню, Сиб, позвоню, – повторил он. – Но и ты звони мне, если что узнаешь.
В кромешной тьме он доехал до поворота на Бранксхольм и повернул на шоссе, к городу. Фары высветили облупившиеся стены дома, машину без колес, отразились в зеленых собачьих зрачках рядом с помятым баком для воды.
* * *
Кэшин ощутил что-то вроде паники, когда врач вел его по длинному помещению с отгороженными с обеих сторон боксами. В воздухе были разлиты знакомые запахи дезраствора и моющих жидкостей, вокруг все было компьютерно-бледным, назойливо жужжал какой-то электронный прибор. Кэшин подумал, что, наверное, так все должно выглядеть на подводной лодке, когда она опускается на морское дно, – тишина, покой, кругом электроника.
Пока они шли, он смотрел на пациентов, опутанных трубками и проводами. Маленькие лампочки то светили ровным светом, то начинали мигать.
– Вот, – сказал врач.
Майкл лежал, закрыв глаза. Из-под кислородной маски виднелось мертвенно-бледное лицо. По подушке разметались угольно-черные пряди волос. Кэшину помнилось, что брат всегда следил за собой и носил короткую, аккуратную стрижку: стиль торговца.
– Он выкарабкается, – сказал врач. – Молодец парень, который ему звонил, – сообразил вызвать «скорую». Повезло ему. Да еще «скорая» оказалась рядом, возвращалась с ложного вызова. Эти пять минут его и спасли.
Врач был молодой, на вид из Южной Азии, с кожей как у ребенка и голосом прилежного ученика частной школы.
– Что принял? – бросил Кэшин.
Хотелось скорее выйти наружу, глотнуть привычного загазованного уличного воздуха.
– Снотворное. Есть такое – бензодиазепин. И еще алкоголь. Все в лошадиных дозах.
Врач говорил, придерживая рукой подбородок, и было заметно, до чего он устал.
– Ему только что отключили искусственную почку. Проснется – мало не покажется.
– А когда проснется?
– Завтра. – Он быстро глянул на часы. – Уже действует. Приходите завтра, часов в двенадцать. К тому времени он будет разговаривать.
Кэшин вышел на улицу, набрал номер матери, коротко рассказал ей, как обстоят дела. Потом поехал к Виллани, в Брунсвик, оставил машину на улице и направился по подъездной дорожке к дому. По дороге он позвонил в участок.
– Комната Тони открыта, она рядом с гаражом, – доложил Виллани. – По-моему, в ней недавно прибирали.
По стенам комнаты висели постеры с портретами звезд футбола, кикбоксинга, фотографиями мощных спортивных машин. В углу стоял музыкальный центр, на нем в беспорядке валялись листы нотной бумаги. К стене был прислонен футляр виолончели. Кэшин окинул взглядом фотографии, пришпиленные к доске над столом. На одной он узнал самого себя – задолго до встречи с Рэем Сэррисом, он, молодой, стоял у какого-то бассейна и держал на руках маленького Тони Виллани. Мальчик был точной копией Виллани-старшего, только без морщин и с волосами на голове.
«Мой этому ровесник», – подумал Кэшин, и к горлу сразу подкатила грусть. Он сел на постель, снял ботинки и носки, сразу весь как-то обмяк, уперся локтями в колени, уронил голову на ладони, ощутив невероятную усталость. Потом, спустя немного, посмотрел на часы. Было два двадцать пять ночи.
Послышался шум мотора. Спустя несколько минут в дверь постучали.
– Войдите, – сказал Кэшин.
На пороге появился Виллани. Он был в костюме, но галстук съехал набок, а в руках блестели бутылка и два стакана.
– Ну, рассказывай, – выдохнул он.
– Ничего, оклемается. Вовремя привезли.
– Так надо отметить!
– Думаешь, бутылки хватит?
– Ты же вроде хилый. Хотя, по-моему, просто прикидываешься.
Виллани плюхнулся на стул своего сына, протянул Кэшину стакан, плеснул красного.
– Всерьез пытался или как? – спросил он.
– Врач сказал, всерьез.
– Н-да… С чего это он?
– Он звонил матери несколько раз, какой-то подавленный. Она просила меня позвонить ему, а я так и не собрался.
– Прямо как фабула рассказа.
– Ты-то какого хрена понимаешь в рассказах?
Виллани осмотрелся.
– Почитывал в свое время. Не спится что-то. – Он глотнул вина, глянул на постеры. – Хорошее вино, не пойло, – заметил он. – Жаль, оценить некому. Закурим?
– Давай.
– Завтра сдаюсь. Ты ведь уже сдался.
Никотин подействовал на Кэшина, как когда-то серфинг, – глаза покраснели и начали слезиться. Он глотнул из стакана.
– Не то что эта бочковая моча после обеда, – сказал он. – Сразу понятно.
– Привез один, я не мог отказаться.
– Тебе еще работать и работать, прежде чем поднимешься до этических стандартов. Ты что, уже встал или еще не ложился?
– Вика Зейбла помнишь?
– Да вроде на память не жалуюсь.
– Ну так вот… Вик сегодня получил пулю на парковке возле художественного центра, представляешь? Искусствоведы выискались… Они были в серебристом «мерсе», убийца сидел за рулем, радио орало вовсю, печка работала, и тот разрядил в Вика всю обойму. Одна пуля еще погуляла у Вика в потрохах, вышла у ключицы, попала в крышу…
Кэшин опять глотнул.
– А у него были друзья-левши?
– Ты прямо как коп из кино. Мы нашли двоих. Один в Сиднее, другого пока нет дома. Я только что оттуда. Сперва-то я подумал, что нам повезло.
– Ага, арест целой банды, полиции рукоплещут…
– В мечтах.
– Лори как?
– Нормально. Все так же. Достала меня уже. Вернее, оба мы друг друга достали.
– Что такое?
Виллани нервно затянулся, втянул щеки, выпустил три или четыре абсолютно ровных кольца дыма.
– И у меня, и у нее… кое-кто есть.
– Хм… Я-то думал, ты просто так, поглядываешь на сторону, и все.
– Ну… понимаешь… дома давно уже невесело. То я без задних ног приползаю, то Лори. Она все тащит на себе – и ночную работу, и скачки, и обслуживание в компаниях. Мы, бывает, по нескольку дней не видимся, веришь? Да что там! Даже говорили толком не помню когда. Только и талдычим: дела, счета, дети. Ну и вот… я познакомился с одной женщиной и уже на другой день захотел снова с нею встретиться.
– А Лори?
– Что – Лори? Она тоже времени не теряет. Нечего распечатки с мобильника оставлять где попало.
– Так вы квиты, получается. Один – один.
– Все дело в том, кто первый начал, где причина, а где следствие. Она сказала, что все из-за меня, что, если бы не я, ни за что бы не втрескалась в этого долбаного оператора. В Керне укатили, обслуживают какую-то поганую телевизионную бригаду. Сейчас на пляже, наверное. Трахаются под тропической луной…
– Невыносимо романтично, – сказал Кэшин. Слушать это было противно – Лори ему нравилась и, признаться, вызывала очень чувственные мечты. – Это оттого, что ты теперь шеф?
Виллани плеснул еще.
– Пашу как проклятый. От этого гондона штопаного, Уикена, совсем жизни нет – требует, чтобы я теперь отчитывался прямо перед ним, в обход Белла. Ни хрена не понимаю я в этой политике, а самое главное – и не хочу понимать. Вот Синго бы сюда! С ним у меня все ладилось.
Он вздохнул.
– У нас обоих с ним ладилось, – сказал Кэшин. – Не то что ладилось – как по маслу шло. Я к нему утром заскочу.
– Черт, надо бы и мне туда подъехать, но каждая долбаная минута на счету. Что там с Донни?
