Дерри дернулся, чтобы уклониться от рук второго колдуна, но было поздно. Его голова была захвачена и крепко прижата к груди Ридона. Он не мог шевельнуть ею. Ридон нащупал нужные точки и нажал на них. Рот Дерри открылся, юноша стал беспомощен, как дитя.

Затем малиновая жидкость закапала ему в рот, обжигая язык. Дерри начал захлебываться, и, когда Ридон усилил давление, ему пришлось сделать глоток. Темнота обрушилась на него, а он все глотал, несмотря на все свои старания не делать этого.

Наконец, его голову отпустили, и он зашелся в жестоком кашле. Язык онемел, во рту держался противный металлический привкус, в легких разгорался пожар — это отдельные капли жидкости проникли через дыхательное горло.

Он кашлял и старался вызвать рвоту, чтобы извергнуть все, что Венсит заставил его проглотить.

Все было бесполезно. Кашель прекратился, жжение в легких уменьшилось, и сознание начало затуманиваться. В ушах стоял какой-то гул, как будто могучий вихрь обрушился на него, стараясь вырвать из времени и пространства. Все цвета радуги вертелись у него перед глазами, смешиваясь в самых невероятных сочетаниях. Ему казалось, что в комнате темнеет.

Он попытался поднять голову, но его усилий на это не хватило.

Дерри попытался сфокусировать глаза, но это тоже ему не удалось.

Он увидел перед собой носки бархатных туфель Венсита, услышал ненавистный голос, произносивший слова, которые Дерри узнавал, но смысл их ускользал от него.

И затем вокруг него сомкнулся абсолютный мрак.

Месса приближалась к своему апогею, и в соборе установилась мертвая тишина.

Морган отчаянно пытался вернуться в сознание, выйти из глубокого транса. Он успел ощутить глухую темноту, прежде чем та поглотила Дерри, но не смог понять ее происхождения, ее источника, хотя знал, что это все связано с Дерри, что случилось что-то ужасное. Больше ничего не удалось узнать. Морган с трудом оправился от этого состояния, не желавшего его выпускать, и, наконец, вышел из транса и ощутил себя в соборе рядом с Дунканом.

Дункан понял, что тот вернулся, и послал предостерегающий взгляд.

— Аларик, с тобой все в порядке? — встревоженно прошептал он, а в его голубых глазах читался вопрос: ты притворяешься или в самом деле тебя покинули силы?

Морган проглотил слюну, покачал головой. Он старался прогнать усталость, но недавние усилия и долгое отсутствие пищи полностью истощили его. Будь у него время, он бы оправился, но здесь, окруженный людьми, в которых могли зародиться подозрения, было невозможно прийти в себя.

Он тяжело оперся на руку Дункана, когда на него снова нахлынула волна головокружения, и понял, что больше не может сдерживать черноту, которая обрушивается на него.

Дункан оглянулся на епископов и наклонился к Моргану.

— Они смотрели на нас, Аларик. Если тебе нужна помощь, скажи мне. Епископы… О, Кардиель остановил мессу. Он идет сюда.

Морган прошептал, пошатнувшись:

— Я сейчас потеряю сознание на самом деле. Будь осто…

И, не закончив фразу, рухнул на Дункана.

Дункан положил его на пол, пощупал лоб и повернулся к Кардиелю. Арлиан и два других епископа смотрели на них. На их лицах читалось подозрение. Дункан понял, что нужно действовать быстро, чтобы избежать самого худшего.

— Он не выдержал, он не привык к таким службам, — сказал Дункан, наклоняясь над Морганом и расстегивая тому ворот. — Может быть, дать ему немного вина? Нужно что-нибудь, подкрепляющее силы.

За вином послали монаха, а Дункан постарался незаметно прозондировать мозг Моргана. Тот действительно потерял сознание, сомнений не было. Лицо его побледнело, пульс был редкий и неровный, дыхание еле прослушивалось.

Морган, несомненно, пришел бы в себя и сам, но на это требовалось много времени, а Дункан не хотел затягивать ситуацию дольше, чем необходимо.

Кардиель опустился на колени возле Моргана и взял его руку, чтобы нащупать пульс.

Некоторые бароны, генералы, дворяне, покинув свои места, столпились вокруг. Все, без исключения, были крайне возбуждены. Руки сжимали рукояти мечей и кинжалов. Многих охватило подозрение. Этих людей нужно было успокоить, и как можно быстрее, пока не случилось худшего.

С видом участия, которое не было притворным, Дункан взял голову Моргана в руки, как бы желая внимательно посмотреть на него, а сам произнес в уме заклинание Дерини, снимающее усталость, и почти сразу ощутил слабое излучение мозга Моргана — задолго до того, как шевельнулось неподвижное тело. Затем Морган застонал, голова его шевельнулась, веки затрепетали.

Монах принес бокал с вином. Дункан поднял голову Моргана и поднес бокал к его губам. Морган медленно открыл глаза.

— Выпей это, — приказал Дункан.

Морган слабо кивнул, обхватил ладонями руку Дункана, державшую бокал, и сделал несколько глотков. Затем поднес руку к глазам, как бы стараясь отогнать подступающую слабость, а другой рукой незаметно сжал пальцы Дункана, и тот понял, что опасность позади.

Морган сделал еще глоток, решил, что вино чересчур сладкое, отодвинул бокал в сторону и сел. Он полностью овладел собой.

Епископы столпились вокруг него. Одни проявляли участие и беспокойство, другие — негодование и подозрительность. И все хотели услышать, что же скажет Морган в свое оправдание.

— Вы должны простить меня, господа, — Морган старался, чтобы голос его звучал устало, а язык заплетался. — Очень глупо получилось, но я не привык поститься…

Он изобразил, что голос не слушается его. Морган с трудом проглотил слюну и опустил глаза.

Епископы кивнули. Они могли понять реакцию Моргана на пост. Вполне можно было допустить, что после трехдневного поста герцог Корвина упадет в обморок во время мессы.

Кардиель похлопал Моргана по плечу, а затем обратился к присутствующим с успокоительными словами.

Арлиан стоял, молча глядя на двух Дерини, которые становились на колени.

Епископы вернулись на свои места только после того, как Кардиель вновь поднялся к алтарю. Морган и Дункан заметили его колебания и обменялись встревоженными взглядами.

Но месса возобновилась, и служба благополучно закончилась без всяких других происшествий.

Два кающихся получили прощение, как было провозглашено в последней молитве, и, наконец, дворяне и священники начали покидать собор.

Кардиель, Арлиан и двое Дерини направились в ризницу. Арлиан снял усыпанную драгоценными камнями митру и медленно положил ее на стол. Затем пошел к двери и запер ее.

— Ты ничего не хочешь сказать мне, герцог Корвина? — спросил он холодно, не поворачиваясь к Моргану.

Морган посмотрел на Дункана, а затем на Кардиеля, стоявшего неподвижно и чувствовавшего себя не очень уверенно.

— Я не совсем понимаю, что именно вы имеете в виду, милорд, — осторожно ответил Морган.

— Разве это похоже на герцога Корвина — терять сознание во время Святой Мессы? — Арлиан повернулся и взглянул в лицо Моргану холодными фиолетово-голубыми глазами.

— Я… я уже говорил, милорд. Я не привык к длительному посту.

В моем доме это не принято. К тому же в последнее время мы очень устали, ехали долго, мало спали…

— Аларик, не пытайся ввести меня в заблуждение! — рявкнул епископ, приближаясь к Моргану и впиваясь в него глазами. — Ты нарушил свое слово. Ты солгал нам. Ты применил свои силы в самом Святом соборе, хотя мы запретили это! Я слушаю вас и хочу, чтобы вы привели доказательства необходимости этого святотатства!

Морган без колебаний встретил холодный взгляд Арлиана и выдержал его несколько секунд, затем медленно кивнул.

— Да. Я использовал сегодня свое могущество. У меня не было выбора.

— Не было выбора? — переспросил Арлиан. — Ты рисковал сорвать все дело, которое мы тщательно готовили и разрабатывали всю неделю. И твое неповиновение было бы тому причиной. А ты говоришь, что у тебя не было выбора!

Он переключился на Дункана:

— А ты, Дункан? Ты же священник, и я думал, что твое слово для тебя что-нибудь значит. У тебя тоже не было выбора?