— И не спрашивайте, — проворчал Буллен и сплюнул — но не в сторону Маркби, как тот с облегчением отметил. — Вас теперь совесть будет мучить. Не дали мне похоронить Юнис Грешам!

— Это больше не ваша работа, Нат.

Буллен скривился и спросил:

— Видите капусту? Если так пойдет, скоро ее не останется. Ко мне в огород приходит кролик. Я поставил капкан на эту зверюгу, но он пока не попался. Жаль, а то стал бы тушеным кроликом!

— Кстати, раз уж вы заговорили о совести, — доброжелательно сказал Маркби, — кое у кого она может быть нечиста.

Буллен настороженно зыркнул желтым глазом, но промолчал.

— Я только что ел ленч с мистером Холденом.

— Ну, у вас теперь много времени для таких дел, — сказал Буллен. — Вы же теперь суперинтендент!

— Я поехал домой и вспомнил ваши слова про то, как непросто вырыть хорошую могилу, — невозмутимо продолжал Маркби. — И вдруг подумал…

— Мало ли чего я там наболтал! — прервал его Буллен. — Что с пьяного старика возьмешь! Я это вообще братцам говорил, а не вам.

— Так вот, я вдруг подумал — просто воображение разыгралось, знаете ли, — а вдруг это Нат Буллен похоронил ту девушку? Он знал о том, что на могиле Грешамов была свежая земля, потому что сам ее туда насыпал. Он положил ее к Грешамам и сделал аккуратный холм. Я не говорю, что вы имеете отношение к ее убийству!

— Спасибо большое! Ну и правильно, что не говорите.

— Но вы могли похоронить ее, решив, что сделаете доброе дело, по какой-либо причине, которая в то время могла казаться совершенно логичной. Может быть, вы нашли ее на кладбище. Или подумали, что знаете, кто убил ее. Это пока просто предположения, как вы понимаете.

— Ну и предполагайте себе дальше, раз вам это так нравится, — сказал Буллен. — Я же не могу вам запретить. Но я думаю, вам стоит быть поосторожнее с воображением. Потому что, если так дальше пойдет, вы, чего доброго, вообразите себя английским королем или вешалкой для шляп. К тому же полицейским обычно приходится доказывать, что они там себе навоображали. А это уже совсем другой коленкор.

«Ларс был прав, — подумал Маркби. — Этот старик, может, и псих, но с логикой у него явно все в порядке».

— Я могу доказать, что вы написали мистеру Холдену письмо в палату общин, потому что он мне его отдал. Зачем вы это сделали, Нат?

— Подумал, что стоит поставить его в известность.

— Почему? Какое он имеет отношение к этому случаю?

Буллен глянул на Маркби выцветшими глазами, в глубине которых, однако, светились проницательность и ум.

— Ну, он же член парламента от моего округа. И, как у жителя округа, у меня есть полное право ему писать. Если хотите, спросите майора Уолкотта. До него два шага всего. Он вам подтвердит. Он все время шныряет вокруг, подпихивает избирательные буклеты под дверь добрым людям.

— Ну-ну, Нат. Не притворяйтесь глупцом. Просто ответьте, зачем вы написали Ларсу Холдену о том, что в могиле Грешамов был обнаружен труп девушки. Никто ведь не знал тогда, что это была именно девушка, или никто не признается, что знал!

— Они отдали мою работу братцам Лоу, — с вызовом сказал Буллен. — Да разве могут они вырыть хорошую, ровную могилу? Кости из земли выкапывают! Я бы ни в жизнь не поднял то, что должно покоиться с миром. Отняли у меня работу — вот теперь и получайте! Поэтому я и написал письмо мистеру Холдену. Чтобы сказать, что им не следовало нанимать Дэнни и Гордона. Я знал их отца. Вором он был, самым настоящим. И они украли мою работу! Раз эта штука, тяга к воровству, завелась в крови, ее уже не выведешь. Воры они, больше никто!

И действительно, в своем письме к Ларсу Буллен упоминал о том, что Дэнни Лоу получил его работу — несправедливо, по его мнению. Также в письме не было ни одного слова, которое прямо указывало бы на то, что Буллену была известна личность жертвы. В суде любой серьезный адвокат с легкостью показал бы несостоятельность этого письма как улики.

И очевидно, Буллен отлично это понимал.

— Нельзя было втайне хоронить ее, какие бы ни были для этого причины, — продолжил Маркби. — Это незаконно. Но прошло столько лет, и я сомневаюсь, что кто-то понесет за это ответственность. В том случае, если этот кто-то похоронил ее.

— Все-то вы знаете, — с сарказмом сказал Буллен. — Конечно, вы ведь теперь такая важная шишка.

Маркби пришлось признать временное поражение.

— Ну хорошо, Нат. Но вы все же подумайте. Может быть, вы что-то забыли или не рассказали. Если вы решите, что будет лучше, если мы будем это знать, позвоните мне, и я приеду. Хорошо?

— А вот сквозь забор из мелкой сетки кролику не пробраться, — сказал Буллен. — Но только его надо утопить в землю самое меньшее на фут, иначе он его подроет.

Маркби вздохнул и полез за кошельком.

— Двадцать фунтов, Нат, на новый забор! И подумайте над тем, что я сказал. Если сознаться сейчас, серьезных проблем, скорее всего, не возникнет. Но если продолжать отпираться, вряд ли удастся так уж легко отделаться. И кроме того, если человек что-то знает, но молчит, ему самому может грозить опасность. Это дело интересует не только полицию. Убийца где-то рядом, и он, вероятно, желает, чтобы мы узнали как можно меньше. Не забывайте об этом!

Буллен проворно выхватил из руки Маркби две десятифунтовые банкноты и проворчал:

— Все, что вам надо знать, я уже сказал!

Когда Маркби вернулся в отдел, Брайс встретила его на пороге кабинета.

— Мы нашли ее! Сьюзан Темпест! Ну то есть коллеги из Северного Уэльса. У нас есть адрес. Местные ребята уже наведались к ней и сообщили о том, что были найдены останки ее дочери. Ее предупредили, чтобы она ждала скорого визита.

— Я поеду! — сказал Маркби. — Мне очень интересно встретиться с Сьюзан Темпест, в девичестве Оутс!

— Еще звонила мисс Митчелл. Я оставила записку на вашем столе. Она просила перезвонить, у нее для вас какая-то информация.

— Ясно, — сказал Маркби.

Они расстались всего несколько часов назад, и она знала, что он по уши в работе. Значит, что-то важное.

Однако он был раздосадован. Они ведь только недавно обсуждали это. Он знал, что ей нравилось проводить свои неофициальные расследования, и не раз говорил, терпеливо, как сегодня, — а иногда и менее терпеливо, — что это глупо и часто неуместно. В основном его беспокоило, что она подвергала себя опасности. Убийцы ведь убивают. Ну как она не может взять в толк такой простой вещи!

Хотя в глубине души он понимал, что ничего с ней поделать нельзя. Как нельзя поспорить и с тем, что она часто обнаруживала факты, которые полиция по каким-либо причинам пропустила. Она обладала особым умением разговаривать с людьми. При ней они расслаблялись и рассказывали все сплетни и старые байки. Эти байки иногда оказывались полезны. Однако это тоже было опасно.

— Но ты же используешь информаторов! — сказала она однажды, когда он особенно сильно разозлился из-за какой-то ее выходки.

— Если ты говоришь о мелких преступниках, которые поют для нас, когда их припрешь к стенке, то да, использую. Но ты же не будешь себя с ними сравнивать? И еще, когда шестерки чуют опасность, они разбегаются кто куда, как тараканы от света!

— Я буду осторожна, — пообещала она.

Вспомнив эту сцену, Маркби горестно вздохнул и стал набирать ее номер.

— Ну, что стряслось? Меня не было на месте, потому что я ездил к Буллену. Надо было переговорить. Что случилось? Тебя что, даже на пять минут нельзя одну оставить? Все мои предупреждения как об стенку горох!

Совершенно проигнорировав эти обвинения, Мередит сосредоточилась на заинтересовавшей ее информации:

— К Буллену? Зачем? Что он тебе сказал?

— Ничего не сказал. И мне не кажется, что он сумасшедший, что бы там ни говорил Ларс. С головой у Буллена полный порядок. Я отдал двадцатку на забор-сетку вокруг поля с капустой только за то, чтобы он подумал, не забыл ли он сообщить нам что-либо. Надеюсь, у него еще осталась совесть. Но ты не сказала, почему звонила. Надеюсь, ты не лезешь опять куда не следует!