Начало было многообещающим. Однако Мередит стало интересно, что же такого Джеймс рассказал про нее.

— Он сожалеет, что не смог прийти сам. Как ваше здоровье, мисс Меррил?

— Зовите меня Дэйзи. Меня все так зовут. Здоровье вполне ничего, спасибо. Передайте Джеймсу, что я отлично понимаю, насколько он должен быть сейчас занят. Это ведь из-за убийства, не так ли? Я только что прочитала статью про него.

Дэйзи пошуршала газетными листами и нашла статью.

— Вот, в центральной газете. Они опубликовали фотографию девушки.

Может быть, мисс Меррил принадлежала к тем людям, кого в жизни интересуют почти исключительно сплетни и газетные сенсации? Это можно объяснить: если день за днем жить в «Кедрах», страшные рассказы об убийствах и удивительные истории о внебрачных связях в высшем обществе почти наверняка приобретают непреодолимую привлекательность.

— Да, это убийство вызвало сильный отклик в обществе, — осторожно начала Мередит.

— Неплохая фотография, — сказала мисс Меррил с видом знатока.

Мередит взглянула на снимок и подумала, что он довольно нечеткий. В центральной газете могли бы сделать и получше.

— Да, очень хорошая, правда, — продолжала гнуть свое мисс Меррил. И вдруг неожиданно добавила: — Я имею в виду прекрасное сходство.

Мередит почувствовала мгновенный спазм под ложечкой.

— Сходство? Откуда вы знаете?

Дэйзи Меррил сложила газету так, что фотография Кимберли осталась наверху. Она не спешила отвечать на вопрос Мередит, просто сказала нерешительно:

— Я очень рада, что вы сегодня приехали ко мне, потому что мне необходимо с кем-то посоветоваться. Я могла спросить сестру-распорядительницу, но она всегда занята. Кроме того, мне нужно независимое мнение. Судя по вашему виду, вы очень благоразумная леди. Я уверена, вы сможете помочь.

— Пожалуйста, спрашивайте, но должна вас предупредить: я не уверена, что от меня будет толк. — Мередит устроилась в кресле. Она старалась не выдать своего волнения, чтобы, не дай бог, не спугнуть Дэйзи. — В чем дело?

Дэйзи подвинула к ней газету:

— Дело в этой девушке. — Морщинистый палец коснулся фотографии. — Я все думаю, может быть, надо попросить сестру-распорядительницу позвонить в полицию. Но я боюсь, что они просто потеряют со мной время. Хотя в газете написано, что они хотят поговорить с любым человеком, кто знал Кимберли.

— Вы знали ее? — Мередит резко выпрямилась. — Вы уверены? Ох, извините, конечно вы уверены. Но откуда?

— Прежде всего, с моей помощью она пришла в этот мир! — Дэйзи заметила удивление, выразившееся на лице гостьи, и пояснила: — Я была акушеркой. Джеймс вам не говорил? Вижу, что нет. Я всю жизнь проработала в Бамфорде и его окрестностях. Целое поколение увидело этот свет при моем посредстве — не только Кимберли.

— И вы знали ее, пока она росла?

Вопрос казался излишним. Это было очевидно, раз Дэйзи узнала ее на фотографии, где Кимберли было лет шестнадцать.

Сухие руки Дэйзи покоились на газетном листе, выцветшие глаза глядели сквозь Мередит, сквозь окна веранды и видели людей и события далекого прошлого.

— Я приняла столько родов, что, естественно, не помню всех матерей. Но Сьюзан Оутс, мать Кимберли, была далеко не рядовым случаем. Во-первых, она была очень молодой. Ей было шестнадцать лет, и их семейный врач настаивал, чтобы она родила в больнице. Он был прав — в таких случаях чаще всего отказываются от домашних родов. Но Сьюзан всегда решала все сама. Она вбила себе в голову, что будет рожать дома, и, будучи девушкой своенравной, не хотела слушать ничьих советов. Она просто заявила, что в больницу не поедет. И не поехала — осталась дома.

— Роды прошли хорошо? — спросила Мередит.

— О да. Если бы оказалось, что возникнут проблемы, мы бы все равно, невзирая на возражения, отправили ее в больницу. Но все прошло как нельзя лучше. Молодые девушки часто рожают очень легко. Она разрешилась девочкой, очень красивой. — Дэйзи вздохнула. — Естественно, Сьюзан заявила, что оставит ее.

Газета, шелестя, упала на пол. Мередит подняла ее и аккуратно сложила. Дэйзи вернулась из своих воспоминаний, внимательно посмотрела на Мередит:

— Пожалуйста, поймите меня правильно. Многие матери-одиночки становятся любящими родителями и очень хорошо заботятся о своих детях. Но я отлично видела, что Сьюзан — совсем другой коленкор. Она была, что называется, без царя в голове. Понятия не имела, что такое ответственность, и, как я уже говорила, никого не слушала. В одно ухо влетело, из другого вылетело. Я сразу поняла, что все тяготы, связанные с воспитанием малышки, неизбежно лягут на плечи Джоанны Оутс, матери Сьюзан. Она была вдовой, уже не молодой и не очень-то крепкой. По отношению к ней это было несправедливо.

Тон Дэйзи стал жестче.

— Я тогда крепко поспорила с социальным работником. Она отстаивала позицию Сьюзан. Она заявила мне — скажите, пожалуйста! — что я ничего в этом не смыслю и не имею никакого права пытаться разлучить ребенка с матерью! Я сказала ей: «Эта девушка сама еще ребенок! У нее нет ни младших братьев, ни сестер, она не знает, как трудно растить ребенка. Она привыкла тратить все деньги на себя, на музыкальные диски и одежду, модную среди молодежи. Она не привыкла отказывать себе в чем-либо, ей неизвестно понятие самодисциплины. Пройдет несколько месяцев, а то и недель, и она снова начнет встречаться с молодыми людьми. Она будет крутить с ними напропалую и не вспомнит, что ей нужно заботиться о ребенке. А когда она почувствует, что малышка ей мешает, то бросит ее». И я оказалась права. Нет нужды говорить, что к моим словам никто не прислушался. Сьюзан оставила Кимберли себе и, как я и предвидела, через некоторое время бросила ее.

Голос старой леди смягчился:

— Я встречала Джоанну Оутс на улице, с коляской, из которой глядела маленькая Кимберли. Мы останавливались и болтали. Джоанна спрашивала у меня совета, когда девочке нездоровилось — у маленьких детей часто бывают всякие недомогания, она беспокоилась. Джоанна Оутс клала на внучку все свои силы. Кимберли всегда была чистой, сытой, любимой. У нее был хороший дом. Но она рано поняла, что мать ее бросила и что никто не знает, кто ее отец. Наверно, это на нее повлияло. Когда она подросла, то стала очень непослушной. Джоанна не знала, что и делать. Но, несмотря на это, Кимберли всегда была милой девочкой. У нее была такая жизнерадостная улыбка… Между передними зубами у нее была щель, вот тут. — Дэйзи постучала себе по зубам, судя по виду — фарфоровым. — Злобы в ней ни на волос не было. Когда бы она ни увидела меня в городе — всегда останавливалась и кричала: «Здравствуйте, няня Меррил!» Всегда такая веселая. Голова светлая, но в школе училась плохо: шалунья. В конце концов ее исключили из школы за неприемлемое поведение и курение конопли. Бедная Джоанна, когда мне об этом рассказывала, была вся белая от расстройства. Она говорила, что Кимберли связалась с плохой компанией, которая доведет ее до беды. — Дэйзи покачала головой. — Подумать только, как страшно она закончила! А жизнь у нее была все-таки не сахар. Джоанна рассказывала, что Кимберли любила придумывать.

— Врать?

Дэйзи бросила на Мередит неодобрительный взгляд:

— Никогда не следует огульно обвинять ребенка во лжи. Естественно, они все врут иногда. Но чаще всего просто фантазируют, воображают. Сами верят в то, что напридумывали, хотя в то же время понимают, что это в общем-то неправда. Дети, брошенные родителями, как маленькая Кимберли, часто воображают, что у них были богатые родители, которые погибли в авиакатастрофе, — такого рода вещи. Это нормально.

— И Кимберли так фантазировала?

— Я точно не помню, что она говорила. Когда это в итоге доходило до Джоанны, ей приходилось объяснять людям, что у ее внучки просто слишком живое воображение. Но про крушение самолета она ничего не говорила, это был просто пример. — В глазах Дэйзи появилось отсутствующее выражение, ее мысль снова пыталась проникнуть в прошлое. — Это было так давно.