Почувствовав себя виноватой, Мередит сжалилась над ним:

— Алан, я буду с тобой честной. Не так уж я и хочу на каналы. Погода такая ужасная. Как только заварилось это дело с могилой Грешамов, я сразу почувствовала, что тебе не удастся взять отпуск. В этом нет ничего страшного, правда. Вчера я позвонила владельцу лодки и предупредила, что мы можем пойти на попятный. Сегодня опять позвоню. Он сказал, что без проблем договорится о найме с кем-нибудь еще. Так что все будет в порядке.

У Маркби все-таки оставались сомнения.

— Мы можем перенести поездку.

— Да не бери в голову. Поживем — увидим.

«Не много найдется слов, выражающих окончательность решения лучше, чем эти», — подумала она.

Но когда он уехал, она подумала, как бессмысленно проведет конец этой недели и следующие две, и настроение у нее испортилось. Она в отпуске, а делать будет совсем нечего. Куда, спрашивается, деть такое количество свободного времени? Оно будет потрачено впустую. Теперь ей было жаль, что она так легко отказалась от путешествия по каналам. Да, ее не прельщала идея барахтаться по протокам в дождливую погоду, но, черт возьми, она с таким трудом взяла отпуск, три бесценные недели, которые ей никто не возместит, в надежде, что они поедут отдыхать, и вот теперь…

— Чертова полиция! — проворчала Мередит.

Вот всегда так с этим полицейским. Она подняла трубку и набрала номер фирмы, сдающей внаем катера.

Ближе к вечеру она почувствовала необходимость с кем-нибудь поговорить, но было ясно, что кандидатура Алана для этого категорически не подходит. Еще один человек был в курсе дела. Мередит выкатила машину из гаража, хотя до пункта назначения было недалеко, и поехала к дому священника. Она сыта по горло этим дурацким велосипедом, так что теперь, когда вояж по каналам отменился, он может катиться ко всем чертям, а точнее, прямо к своей владелице.

Густая облачность означала, что вечер был темнее, чем ему полагалось в это время года. В окне кухни, где Джеймс Холланд готовил ужин, горел свет. На нем была не сутана, а мешковатые вельветовые брюки и свитер, явно связанный человеком, у которого были серьезные проблемы либо со зрением, либо с верхними конечностями. Несложное выпуклое плетение временами завивалось в противоположную сторону, а кое-где вообще пропадало, побежденное превосходящими силами невзрачных плоских рядов.

— Привет, Мередит! — В знак приветствия священник помахал ножом устрашающих размеров. — Присоединитесь к моей скудной трапезе?

— Джеймс, я пришла не набиваться на ужин, а поговорить. Может быть, я не вовремя?

— Какие глупости, вы всегда вовремя. Вы об этой суматохе на кладбище? Тоже не могу выкинуть ее из головы. — Он указал ножом на стул: — Паркуйтесь и присоединяйтесь. Видит бог, компания мне не помешает. Повар из меня никудышный, но зато у меня есть вот это!

Он нырнул в холодильник и достал оттуда великолепный домашний пирог.

— Цыпленок и ветчина. Фирменное блюдо одной благодарной прихожанки. Мне время от времени дарят что-нибудь. Вот этот свитер, например. — Он погладил себя по рукаву. — Я заметил, что вы на него обратили внимание. Зрение у вязавшей его прихожанки оставляет желать лучшего, поэтому даже такая вещь для нее достижение. Я не могу его не носить.

Он принялся нарезать салат. Некоторое время Мередит наблюдала за процессом, и в конце концов не выдержала:

— Давайте помогу.

— Откройте вон ту бутылку вина. И затем поведайте мне о своих бедах.

— Беды самые обычные, стыдно даже рассказывать. — Мередит усмехнулась. — Сегодня Алан сказал мне, что наше путешествие по каналам накрылось медным тазом. Вообще-то я этого ждала, но это означает, что ближайшие недели мне нечего будет делать. У вас есть для меня какая-нибудь работа? В рамках разумного. Я не слишком хорошо умею смотреть за детьми.

— А, волонтер! — Священник почти мурлыкал. — Дитя мое! Ну конечно, у меня есть некоторые соображения насчет того, что вы могли бы для меня сделать. По правде говоря, это дело о человеческих останках в могиле Грешамов отняло у меня столько времени, что я не смог сделать свои обычные пасторские визиты. Только самые срочные, но остаются еще такие люди, как Дэйзи Меррил.

— А кто это? — спросила Мередит.

— Мисс Меррил? Одна замечательная старушка. Живет в Вестерфилде в доме престарелых, в «Кедрах». Я стараюсь навещать ее раз в неделю, потому что у нее никого не осталось. У нее ясный ум, и она любит поболтать. Возможно, вы могли бы…

Его голос затих.

— А почему вы думаете, что она будет рада меня видеть?

— О, она будет рада видеть кого угодно! — не совсем тактично заверил Мередит отец Холланд.

Он добавил помидоров в миску с салатом и достал из буфета кувшинчик чатни.

— Не возражаете, если мы поедим здесь? Столовую я практически не использую. А потом поговорим о неприятностях на кладбище.

— Алан считает, что они выяснили ее имя, — сказала Мередит.

Джеймс Холланд налил ей вина.

— Быстрая работа!

— Один человек обратился в полицию и сообщил кое-какие сведения. Из них явствует, что, возможно, она была местной. Если это так, то убийца по-прежнему может жить в Бамфорде, ведь так?

— Нет, если у него есть хоть капля здравого смысла, — сказал священник. — Я думаю, он сбежал сразу же, как только появилась возможность.

— Но кто-то же должен ее знать. И таких людей может быть немало.

— Да, но пойдут ли они в полицию? Страусиный инстинкт — прятать голову в песок — в людях очень силен. Но все же надо надеяться на то, что Алан докопается до истины. И чем скорее, тем лучше. Честно сказать, меня нервирует присутствие на кладбище такого количества полицейских и зевак.

Когда Мередит вышла из дома священника, предварительно пообещав навестить мисс Меррил, было уже темно. Оставалось надеяться, что по дороге домой ее никто не остановит, потому что они с отцом Холландом выпили всю бутылку вина. Она вышла из ворот на улицу и достала из кармана ключи от машины.

И тут до ее слуха донесся звук шагов. Она подняла глаза.

Две фигуры материализовались в сумерках и остановились на границе круга света, отбрасываемого уличным фонарем. Они стояли молча, плечом к плечу, и смотрели на нее. Чрезвычайно похожие друг на друга, в рабочих комбинезонах и шерстяных шапочках. На лицах, плохо различимых в сгущающейся темноте, выделялись глаза, яркие, как у ночных хищников. Эти глаза рассмотрели Мередит в мельчайших подробностях и ничего не отдали взамен. Наружность и поведение их обладателей производили самое мрачное впечатление.

«Господи боже мой, — пронеслось у нее в голове, — меня сейчас будут грабить». Она открыла было рот, чтобы сказать, что денег у нее нет, но тут один мужчина сказал:

— Добрый вечер, мисс!

Такое начало внушало надежду. Мередит догадалась, кто это.

— Дэнни и Гордон! — воскликнула она. — Могильщики. Правильно?

— Да, это мы, мисс.

— Что вы здесь делаете в такое время?

Она перевела взгляд с одного на другого, и на этот раз ответил тот, который был пониже ростом:

— Мы ходили смотреть, все ли в порядке на кладбище. Вокруг могилы Грешамов днем большая суета, ходит много народу.

— Ну и как, все в порядке?

— Да, мисс. Мы как раз идем сказать об этом его преподобию.

Они почтительно обошли ее и скрылись в воротах.

— Доброй ночи, мисс.

— Доброй ночи, — ответила она, с сочувствием подумав о священнике, который должен будет сейчас принять таких странных посетителей.

Здание, в котором располагался отдел по борьбе с региональными преступлениями, светилось огнями — одинокий маяк, замерший среди окружающей темноты. В нем было тихо, дневной шум сменился резким эхом шагов и иногда оживающими голосами в пустых коридорах и кабинетах.

Дверь кабинета Маркби открылась. Вошла раскрасневшаяся и торжествующая Луиза Брайс.

— Есть! Бамфорд только что прислал! — воскликнула она, размахивая папкой с загнутыми углами. — Двенадцать лет назад, практически день в день!