— Твоя курица меня преследует.
Впервые в жизни видя бывшего парикмахера в ярости, владелец бара поспешно предложил ему стул и бокал вина за счет заведения. Сам же присел напротив и выслушал рассказ свахи о том, как на протяжении вот уже полугода тот подвергается непрекращающимся унижениям в виде поклеванных абрикосов и сливочного масла, перьев в бокалах с «пино», мерзких четырехпалых следов на посыпанном тальком полу в ванной комнате и куриных яиц в самых непозволительных местах. Когда же он сообщил про последнюю каплю — шокирующее зрелище в виде чертовой курицы Виолетты, вознамерившейся осквернить его фамильное кассуле, — Фабрис Рибу мгновенно встал на защиту птицы, утверждая, что бедное существо никак не может нести ответственность за мучения Гийома и что вообще курица, вероятнее всего, не его. Но сваха не преминул напомнить владельцу бара, что, будучи человеком, выросшим бок о бок с курами, он уж как-нибудь в состоянии отличить одну птицу от другой. И потом, рыжие Виолеттины перья уж точно не спутаешь ни с чем.
— Должно быть, ты просто ей очень нравишься, — подвел итог владелец бара, откидываясь на спинку стула. — Ведь никого из нас она и близко не подпускает.
— Но я не нуждаюсь в симпатиях какой-то курицы! — рассердился сваха. — Уверяю тебя, Фабрис, чувства этой твари полностью безответны.
Когда же Фабрис Рибу предложил не держать открытой дверь черного хода, чтобы Виолетта не могла проникнуть внутрь, Гийом Ладусет гневно подался вперед. Он не только всегда держит заднюю дверь закрытой, вскипая яростью, прошипел сваха, но последние полгода вообще запирает ее на замок. Нет, через окна она тоже попасть в дом не может, ибо Гийом оставил лишь узкие щелки, в которые птице с ее конституцией уж точно не протиснуться. И как эта дрянь попадает внутрь — просто настоящая тайна.
Фабрис Рибу со вздохом смахнул со стола невидимую крошку. И хотя, аргументировал владелец бара, он не вправе держать птицу под замком, ибо даже мелкая тварь заслуживает право на свободу, и он не может отвечать за то, кого Виолетта выбирает в объекты своей любви, он непременно при случае заглянет к Гийому Ладусету и поможет укрепить оборону его жилища. Однако сваха, который проявлял твердость характера крайне редко, настоял, чтобы владелец бара пошел вместе с ним немедля.
Оставив бар под присмотром супруги, Фабрис Рибу сопроводил Гийома Ладусета домой. После того как владелец бара проверил замки на парадной двери и двери черного хода, он попросил сваху показать, как тот запирает окна, и согласился, что курица таких габаритов, как его Виолетта, никак не может протиснуться в столь узкую щель. Далее они спустились в погреб с его стеллажами консервов и древним, покрытым густым кружевом паутины крестьянским инвентарем. Пока владелец бара осматривался, Гийом присел на нижнюю ступеньку и наблюдал за Фабрисом Рибу с едва скрываемой злостью. Мало того, думал он, что этот человек не способен честно признаться, что позволил ножницам конкурента-парикмахера учинить у себя на голове нелепейшую из всех возможных нелепиц, так он еще и выказывает полное неуважение к окружающим, позволяя своей хулиганке курице свободно разгуливать по деревне. Но тут Фабрис Рибу глубокомысленно объявил, что ввиду отсутствия отверстий, выходящих наружу, ему не представляется возможным, чтобы птица могла попадать в дом со стороны погреба. Бросив взгляд на цветные карты планет и созвездий, покрывавшие стены над деревянными стеллажами, он вдруг спросил у Гийома Ладусета, что ему делать с дынями. И хотя сваха отнюдь не считал, что владелец бара заслуживает его консультации, он тем не менее ответил, что сейчас как раз самое благоприятное время для их высаживания, и пусть Фабрис Рибу не забудет отщипнуть цветоножки над первыми двумя листочками, но лишь когда Луна будет проходить созвездие Льва.
На площадке чердачной лестницы Гийом показал Фабрису Рибу дорожку, по которой куриные яйца скатываются по ночам, мешая ему заснуть. Он открыл сушильный шкаф в ванной и продемонстрировал свежий черно-белый помет на стопке белоснежных — во всех иных отношениях — хлопчатобумажных трусов. У порога сваха поднял с пола рыжее перо и молча поднес к носу владельца бара. Уже на чердаке Фабрис Рибу тщательно осмотрел три маленькие сквозные арки под свесом крыши, служившие входными отверстиями для голубей в те стародавние времена, когда птиц держали ради их мяса. Но, как и у всех остальных жителей Амур-сюр-Белль, аркообразные отверстия в доме Гийома Ладусета были перекрыты оконным стеклом много десятилетий назад.
— Что ж, остаются лишь дымоходы, — заключил Фабрис Рибу.
Мужчины направились обратно на кухню. Гийом поднял с пола упавшие кофемолки, две из которых оказались треснувшими, после чего он и владелец бара по очереди заглянули в закопченное отверстие над камином. Затем они проверили дымоход в гостиной, и Фабрис Рибу объявил, что сходит за проволочной сеткой и закроет все трубы сверху, чтоб даже Санта-Клаус с его хитроумными штучками не смог спуститься по ним.
Провожая владельца бара к двери, сваха поблагодарил его за помощь, не ведая, что истинной причиной услужливости Фабриса Рибу был страх: ведь не поторопись он с сеткой, и Гийом Ладусет может запросто пустить Виолетту на суп.
Остаток выходных Гийом планировал провести дома взаперти, но не тут-то было: Стефан Жолли настоял, чтобы друг помог ему вечером на празднике Fête de la Saint-Jean. [41]Сваха всячески пытался отвертеться от этой миссии: не хватало еще присутствовать там, где соберется не только население Амур-сюр-Белль, но и обитатели всех окрестных местечек. Однако булочник был непреклонен и не постеснялся напомнить Гийому Ладусету, что тот у него в долгу.
Чтобы хоть как-то отвлечься от предстоящих мучений, Гийом Ладусет отправился в сад — отдаться культивации овощей. Магазинные кожаные сандалии прочавкали по траве к сарайчику, который сваха содержал в той же строгости, что капитан корабля свой мостик. Гийом выдвинул ящик стола. Там, среди пакетиков с семенами, разложенных в алфавитном порядке, он отыскал нужный — зимний редис, который следует проредить, когда Луна войдет в созвездие Девы. Гийом рыхлил землю рядом с грядкой округлых цуккини и тут услышал грохот — то Фабрис Рибу пристраивал к дому стремянку. И впервые за долгие годы при взгляде на чертову курицу Виолетту, гревшуюся на садовой стене, Гийом Ладусет улыбнулся.
Тем временем на скандальных бастионах Эмилия Фрэсс пробиралась меж ведер с засохшим цементом и штабелей старой черепицы, оставшихся от предыдущего владельца. Найдя местечко в тени, Эмилия села и прислонилась к каменной стене. В руке она держала частично съеденное письмо — очищенное, насколько возможно, от crème pâtissière и высушенное на солнце. Эмилия вновь перечитала его, и уже в который раз сердце ее расцвело — столь восторженны были чувства, о которых в нем говорилось. И лишь когда она вспомнила, что слова эти исходили не от того человека, которого она всегда беззаветно любила, лепестки восторга осыпались. Она смотрела на брошенную белками скорлупу грецкого ореха и пыталась ответить на вопрос, сможет ли она когда-нибудь проникнуться к булочнику такой же страстью, какую он испытывал к ней. И пусть письмо его было образцом чарующей поэзии, пусть Эмилия всегда восхищалась Стефаном Жолли как мастером своего дела, владелица замка знала, что руки булочника — не те, в объятиях которых она так страстно мечтала найти приют.
Но на письма принято отвечать, и Эмилия Фрэсс решила поговорить со Стефаном Жолли. Она вытащила из-под кровати времен Ренессанса нелепые средневековые туфли, процокала вниз по витой каменной лестнице, открыла выбеленную солнцем дверь и захрустела подошвами по подъемному мосту замка. Но когда Эмилия — в старинном платье цвета чайной розы, будто обрезанном по колено — добралась до булочной, она обнаружила огромную очередь, растянувшуюся до места, где ранее возвышался каменный крест. Эмилия Фрэсс поинтересовалась у одной из женщин, откуда столько народу и чего они все тут ждут, и та ответила, что в одном из пирожных булочника обнаружилось любовное послание и теперь все надеются найти такое же для себя. Шокированная владелица замка — которая поведала о своей находке всего двум односельчанкам, да и то лишь после того, как те клятвенно пообещали держать рот на замке, — решила вернуться попозже.
