Радость сна в одиночку вернулась к Эмилии лишь в первую ночь в замке Амур-сюр-Белль. Вместо привычной позы — на боку, отвернувшись от мужа, ладони плотно прижаты к груди из страха причинить ему лишние муки, — она лежала на спине, раскинув руки в стороны, как если бы ее сбросили с большой высоты. И когда Эмилия вдруг проснулась посреди ночи, разбуженная непривычностью окружающей обстановки, она испытала огромное наслаждение от того, что могла спокойно встать, спуститься на кухню и вернуться обратно с большим бутербродом с мясом — таким сочным, что хлеб пропитался красным, — который владелица замка с удовольствием умяла прямо в постели. Открыв же глаза следующим утром — ни разу не подскочив во сне, — она поняла, что впервые за десять лет ей совершенно не жаль просыпаться.
Горя желанием поскорее исследовать новое жилище, Эмилия Фрэсс прикрыла свою стройную наготу белым хлопчатобумажным халатом, расшитым темно-синими цветами, который повесила накануне на дверь. Перед покупкой она даже не удосужилась осмотреть шато, положившись на свою память. Последний раз она была здесь в один из редких визитов к родителям, которые вскоре переехали из Амур-сюр-Белль в поисках не в пример более рационального климата.
Купля-продажа состоялась почти через пять лет после того, как здание было выставлено на торги, и за это время замок пришел в еще более плачевное состояние. Когда-то ради его покупки Андре Лизару, предыдущему владельцу, пришлось расстаться со всем своим наследством. Намерения Андре включали в себя полную реставрацию замка и превращение его в респектабельное место паломничества туристов, достойное упоминания в путеводителях. Он был полон решимости отстроить скандальные бастионы, изничтожить крапиву в пересохшем рве и заманить воды Белль обратно. Но этим грандиозные планы Андре Лизара не ограничивались. Его амбиции зашли так далеко, что он вознамерился прогнать с колокольни летучих мышей, чьи вековые экскременты выросли в столь высокую кучу, что мешали открыть дверь; поменять дряхлую мебель, когда-то купленную в лавке старьевщика, дабы заполнить пустоты, оставшиеся после древних сокровищ, проданных предыдущими владельцами ради потворства многообразным пагубным привычкам; починить крышу, протекавшую прямо в «Королевскую спальню», которую постоянно держали наготове к монаршему приезду, так никогда и не состоявшемуся.
Однако прошло совсем немного времени — и Андре Лизар осознал все безрассудство своей затеи. Когда после четырех лет упорных поисков удалось-таки обнаружить недостающие камни бастионов — те оказались погребенными на глубине нескольких метров по берегам крепостного рва, — хозяин замка попытался затащить их наверх через внешние стены с помощью системы лебедок и воротов. Но огромные глыбы постоянно срывались и с грохотом неслись обратно к земле, однажды даже расплющив чью-то собаку. В конце концов камни вернулись в стену, но тут Андре Лизара ждала новая неприятность: оказалось, что он установил их шиворот-навыворот, и следующие полгода ушли на то, чтобы выкорчевать булыжники из стены и вмуровать по новой. А еще через пять дней печально известный мини-торнадо 1999-го разметал каменюги вокруг точно семена.
Тогда неугомонный владелец взялся за ров, но был вынужден оставить воды Белль в покое — после того как местный парикмахер устроил целый спектакль, утверждая, будто изменение уровня грунтовых вод отрицательно сказывается на его огороде. Пласты обросших коркой летуче-мышиных экскрементов вызывали у Андре Лизара такое омерзение, что он не смог заставить себя пробраться на колокольню через окно и вычистить их. Устав бороться с дырявой крышей над «Королевской спальней», он просто махнул рукой: мол, значит, такая уж у нее судьба. Годы мучительно скрежетали мимо, принося по горстке посетителей в неделю, да и то лишь летом, так что неоткуда было взять средства на замену мебели, купленной в лавке старьевщика. К моменту, когда Андре Лизар признал свое поражение, голени его изъело сухоткой, кожа приобрела зеленоватую бледность каменных стен темницы, а многовековая сырость выродилась в микоз, пожиравший его подмышки с неодолимой алчностью.
Так что как только новость о покупателе, готовом заплатить за замок со всем его содержимым наличными, дошла до Андре Лизара, он тотчас вручил огромный железный ключ своему поверенному, и уже через час потертые туфли Андре хрустели по засохшему голубиному помету, устилавшему опущенный мост. Бывший хозяин понятия не имел, куда направит свои стопы, ибо хуже, чем здесь, быть уже не могло. Он уходил с единственным чемоданом в руках, бросив запас превосходного вина, припрятанный от нацистов в темнице замка, безымянный холмик над могилой раздавленной камнем собаки да цветастую колонию плесени, которую весь ученый мир считал давно вымершей…
Эмилия Фрэсс медленно шлепала босыми ногами по коридору, периодически останавливаясь — потрогать грубые швы на выцветших гобеленах. Первый изображал средневековую сцену охоты: черный вепрь в окружении трех заходящихся в лае псов с широченными ошейниками. На переднем плане загонщики в красно-голубых трико с трудом сдерживали на поводках еще нескольких собак, за деревьями прятались стрелки с арбалетами навскидку, а на верхушке холма вдали сидел маленький кролик с довольной мордой. Дальше по коридору — еще один гобелен: группа королевских фрейлин в длинных роскошных платьях в красном яблоневом саду. Тайное оружие Екатерины Медичи, «летучий эскадрон любви», исполнительницы честолюбивых замыслов ее величества путем обольщения.
Хозяйка толкнула массивную деревянную дверь одной из спален и с радостью отметила, что со времени ее последнего визита здесь ничего не изменилось. Резные стулья и кровать все так же занимала коллекция ужасных старых кукол в выцветших кружевах, их немигающие глазки слепо таращились перед собой. Эмилия провела рукой по крышке туалетного столика и тотчас успокоилась при виде серого мучнистого налета на кончиках пальцев. Осторожно прикрыв за собой дверь, — дабы не потревожить пыль, которую она приберегла на потом, — Эмилия Фрэсс обошла все комнаты, одну за другой, открывая тяжелые деревянные ставни и распахивая высокие зарешеченные окна. Стрелы горячего света утыкались в нелепую мебель, купленную когда-то в лавке старьевщика, озаряли сиянием подлинный антиквариат. К моменту, когда владелица осмотрела последнюю комнату, она уже знала, что поступила правильно, купив этот замок: грязища здесь была именно такой, какой она ее помнила.
Не тратя время на одевание, Эмилия вернулась обратно тем же путем. По дороге она вынимала из дешевых ваз пучки неестественно красных и розовых пластмассовых цветков и складывала в черный мешок для мусора, обнаруженный в выдвижном ящике на кухне. Открыв выбеленную солнцем парадную дверь, она прошла через двор к великолепной часовне конца XV века, отстроенной заново руками прокаженных, и нарвала полную охапку плюща, что вился по каменным стенам. Пустые вазы она заполнила вечнозелеными завитками, а одинокий цветок разросшегося за много веков абрикоса поместила в стакан с водой у кровати эпохи Ренессанса.
Собравшись наконец с духом, Эмилия вошла в ванную и несколько минут с любопытством разглядывала засохшие трупики насекомых на дне запачканной раковины. Затем вернулась в комнату, достала из своего единственного чемодана кусок мыла, вышла во двор, сбросила белый, расшитый темно-синими цветами хлопчатобумажный халат и с удовольствием приняла душ, поливая себя холодной водой из садового шланга. Разгуливая, обсыхая, по замку нагишом, — босые подошвы мгновенно стали черными — Эмилия Фрэсс наткнулась на кожаный, обитый гвоздями с медными шляпками сундук в спальне наверху. Сгорая от любопытства, Эмилия опустилась на колени и с трудом подняла крышку обеими руками. Перед ее восхищенным взором предстал роскошный старинный гардероб. Поднявшись с пола, она принялась вынимать помятые веками заточения платья из сундука и внимательно разглядывать. Выбрав одно, цвета голубых ирисов, с кружевным лифом, Эмилия надела его через низ, и, о чудо, платье пришлось ей впору. Она посмотрелась в зеркало — все в старческих пятнах — и забрала свои длинные седые и жутко бесившие ее волосы в пучок на затылке, закрепив шпилькой, украшенной драгоценными камнями, которую нашла в черепаховой шкатулке на туалетном столике. Затем она прошла обратно по коридору и спустилась по каменной винтовой лестнице; шуршащий подол струился следом по холодным ступенькам, давно нуждавшимся в ремонте. Из горшка у кухонной раковины Эмилия достала большие ножницы — все в крапинках засохшей петрушки — и обкорнала платье до колена. И лишь тогда взялась за поиски тряпок для пыли.
