Величайшее сожаление, которое она испытала в тот день.
И вот сейчас она все исправила.
Значит – мне надо ответить так, словно сейчас настоящее 2 марта?..
Я смотрю на Моги-сан.
Моги-сан мягко улыбается. Она ждет с этой мягкой улыбкой на губах, зная уже, что я отвечу.
– Это…
Это слишком жестоко!
Я не хочу такое произносить.
В смысле, я же любил Моги-сан. Даже если эти чувства мне внушил «0», сами они не были фальшивыми.
Почему же у меня нет выбора, кроме как произнести слова, которые причинят ей боль?
Ааа, ну конечно.
Я «отменил» эту «шкатулку». Я отверг желание Моги-сан. Я собираюсь дать ей погибнуть в аварии. Я не имею права говорить ей добрые слова.
Я раскрываю рот.
И все же выговорить это довольно трудно. Я колеблюсь, открываю и закрываю рот; потом вдруг ощущаю на языке какую-то соленую жидкость и вздрагиваю.
Не могу придумать, какие еще слова можно ей сказать.
– Пожалуйста, подожди до завтра.
Моги-сан печально опускает глаза.
Конечно, от этих слов ей больно. И все же – ее лицо меняется почти мгновенно. Она говорит мне:
– Спасибо.
…с улыбкой.
С улыбкой, идущей от самого ее сердца.
Аах…
Увидев эту улыбку, я наконец вспомнил.
Старый наш разговор.
Разговор, который влюбил меня в нее.
Разговор, послуживший толчком к нашей эфемерной любви.
Драгоценное воспоминание.
«Хосино-кун. Могу ли я попросить тебя звать меня Касуми?..»
«Э? Ч-чего это, так вдруг?»
«Может быть, тебе кажется, что это вдруг, но, знаешь, я все время хотела, чтобы ты так ко мне обращался».
«Вот… как».
«Ну… тебе это нормально?»
«Н-нормально…»
«И, и еще, это, в общем… можно я буду тебя звать “Кадзу-кун”?»
«Эээ… ну да, я не против».
«Л-ладно, попробуй меня позвать».
«…Касуми».
«…Пожалуйста, еще раз скажи».
«Касуми».
«…Спасибо».
«Уаа!.. Ч-чего ты плачешь?!.»
«Мм? Я плачу?»
«Еще как!..»
«Это… это из-за того, что я так счастлива, Кадзу-кун».
И К а с у м и рассмеялась, все еще со слезами в глазах.
Я никогда раньше не видел подобной улыбки.
Улыбки, полной чистого счастья.
Впервые в жизни я принес кому-то столько счастья. Это ощущение было совсем новым для меня, и я тоже почувствовал, что счастлив до краев.
Принести кому-то счастье – само по себе счастье.
Я был очень рад, что открыл в себе такую сторону, и Касуми, научившая меня этому чувству, стала для меня особенной.
Может, я примитивен.
Но та улыбка изменила меня, сомнений нет.
Я собираюсь стереть это воспоминание.
Я собираюсь стереть это заново узнанное чувство.
По-моему, это слишком жестоко. Мне кажется, в таком препятствии в самый последний момент совершенно не было нужды. Слишком жестоко – заставлять меня уничтожать такое своими собственными руками.
И все же – выбор уже сделан.
Выбор сделан давным-давно.
Я что хочу сказать, ведь даже это сожаление будет сразу стерто «Комнатой отмены», верно?
– Мария, могу я тебя кое о чем попросить?
Я хочу всего лишь, чтобы кто-то меня чуть подтолкнул, когда я колеблюсь.
– Давай.
– Ты знаешь, что я сейчас собираюсь сделать.
– Угу, я ведь наблюдала за тобой дольше, чем кто-либо в этом мире.
– Что я сейчас собираюсь сделать? Просто скажи мне.
Мария серьезно кивает. Конечно же, она знает, почему я спрашиваю.
– Ты собираешься растоптать эту штуку!
Но Мария не подбирает мягких слов.
– Ты собираешься растоптать неуклюжее «желание» другого человека во имя своего собственного «желания»! И это то, что ты не оставишь никогда и ни за что, Кадзуки!
Да. Я убежден, что прав.
– И поэтому ты – уничтожишь «шкатулку».
Я киваю Марии.
Всей левой рукой, от пальцев до локтя, провожу по лицу, стирая слезы.
– Все правильно говоришь.
Я подхожу к стене.
Серая стена, которая нас окружает, тонкая, словно бумажная. У «шкатулки» нет больше власти. Она всего лишь хранит в себе мои воспоминания и оттягивает момент, когда они исчезнут.
Мне хочется оглянуться и посмотреть, какое сейчас лицо у Касуми.
Но я чувствую, что не должен.
Я поднимаю правую руку.
Чтобы уничтожить «шкатулку», «желание» Касуми и мои воспоминания.
– Спасибо тебе. В конце концов все же именно ты спас меня, Кадзу-кун.
Пожалуйста, прекрати!
Тебе не за что меня благодарить. Я лишь разбиваю. Всего лишь разбиваю твое дефектное «желание».
Прости меня.
Пожалуйста, прости меня за то, что не сумел тебя спасти.
И поэтому я не обращаю внимания на ее голос.
Но – спасибо.
Ты в итоге улыбнулась, и благодаря этому я все-таки смог поверить в себя.
– УАААААААААААААААА!
Завопив во всю мощь своих легких, я со всей силы бью в стену кулаком.
Стена разваливается с громким треском, легко, как стеклянная.
В одном из опадающих осколков я вижу нас с Касуми. Мы радостно улыбаемся друг другу.
Осколок падает и рассыпается в пыль.
Снаружи начинает вливаться белый свет. Чем бОльшая часть стены разрушается, тем сильнее темнота поглощается светом. Все, кроме нас, исчезает в белизне.
Так слепит; я ничего не вижу.
Но – это жестоко – Касуми здесь. Изначальная Касуми здесь.
Касуми лежит на мостовой. Вся в крови. На нее так больно смотреть, что хочется отвести взгляд.
Но Касуми улыбается. Из последних сил улыбается, глядя на меня.
Ее губы начинают шевелиться.
– Прощай.
А затем нас окутывает белое сияние, и мы исчезаем.
Свет проникает в мое тело. Он отыскивает во мне прорехи и жестоко вторгается в них. Он окрашивает белым мои внутренности, мою кровь, мое сердце, мой мозг. Свет вторгается в мою память, и она тоже становится белой. Фальшивые, но драгоценные воспоминания. Новое чувство, которое я познал. Слова, которыми мы обменивались.
Все становится белым и исчезает.
Все становится белым и исчезает.
Все становится белым и исчезает…
Первый раз (2)
– Меня зовут Ая Отонаси. Рада с вами познакомиться, – произносит новенькая с легкой улыбкой на лице.
В шоке от ее красоты, девчонки начинают перешептываться; парни сидят, лишившись дара речи.
Разумеется, я не исключение. По-моему, никогда прежде я не видел столь же прекрасной девушки. Я не смог бы отвести взгляда, даже если бы захотел. Наши взгляды встречаются. Я тут же тону в ее глазах. Новенькая, словно привыкла уже к такой реакции, мягко улыбается мне.
У меня почти кружится голова.
Влюбиться в нее, скорей всего, просто невозможно. Мы слишком разные. Мы практически из разных миров. Это, может, довольно грубо звучит, но, думаю, любой, кто видел ее, со мной бы согласился.
– Сперва я хотела бы сделать одно объявление, – продолжает Ая Отонаси, не убирая с лица своей идеальной улыбки.
– Пожалуйста… не пытайтесь подружиться с Аей Отонаси – со мной.
В классе мгновенно воцаряется молчание.
Одного этого заявления достаточно, чтобы погрузить в молчание весь наш неугомонный класс. Это почти как магия.
– Пожалуйста, не обижайтесь на мои слова. Если бы это было возможно, я бы с радостью подружилась с вами всеми. Однако это невозможно. Потому что…
– …само существование Аи Отонаси д о л ж н о б ы т ь и л л ю з и е й.
Я нервно сглатываю, хотя по-прежнему совершенно не понимаю, о чем это она.
– Мы все равно не созданы друг для друга. Мы друг для друга призраки. Потому что я «новенькая». Я никого из вас не знаю – и вы никто меня не знаете – и я буду все время возвращаться в это состояние. Мне придется долго терпеть и поддерживать такое положение дел. Поэтому, думаю, называть меня призраком будет вполне правильно. Но хоть я и призрак, все равно я личность. И это меня тоже печалит. Но у меня нет выбора, кроме как смириться с этим. Потому что как только я престану мириться с тем, что я лишь иллюзия, – как только окажется, что я больше не могу это вынести, – меня захватит эта фальшивая петля.