А ещё я — человек Реки, потому что до сих пор предпочитаю морям разных расцветок тихие чистые заводи Днепра или песчаные пляжи впадающего рядом с родным городом Псла. Когда попадаю на родину, конечно.

Уверенно читать начал в три года, причём тут же получил первое в своей жизни общественное поручение — читать детям в детсадовской группе сказки. Затем, уже в старшей группе, умудрился накормить других детей плодами вьюнка, вполне убедив их, что это фасоль. А заесть ягодами какого-то другого декоративного цветка. Всё обошлось без жертв, но марганцовку кружками внутрь помню до сих пор. Как говорила потом моей маме методический работник, „в общем, парень у вас шустрый“.

Первое стихотворение написал в школе, в первом же классе, а первый рассказ — понятно, юмористический (откуда иначе вполне одесское „Рыбачка Соня“?) — в третьем.

Запоем читал все доступные книжки — из детской библиотеки скоро стали выгонять, мол, „иди, мальчик, летом приходи, с мамой“. Ходил с родителями во взрослую. Чаще всего читал фантастику и сказки. Хотя немало попадалось книг о полководцах, путешественниках. Много — о войне.

Ходил в кучу спортивных секций и кружков, особо нигде не задерживаясь до старших классов. Пока не стал туристом. Как, вы не знаете, кто такие туристы? О, это страшные люди! Они бредут пешком, сплавляются в байдарках, бегут на лыжах или лезут в гору, при этом тащат за собой огромные рюкзаки, спальники и палатки, а также гитары, жгут костры и поют вокруг них свои дикарские песни!

Потом ещё понесло в стрелковый кружок, уже когда зимы в Приднепровье совсем кончились и лыжную секцию закрыли. А так хотелось совместить и заниматься биатлоном!

Серьёзно занялся поэзией в четырнадцать лет, наслушавшись Высоцкого. Первые стихи были явным подражанием, потом — влюбился, и понеслось. Чуть позже, классе в девятом, впервые попытался писать что-то похожее на фантастику, но всё это быстро вылилось в бесконечную сагу о странствующих и путешествующих, которая не дописана и по сей день.

Пытался охватить в старших классах буквально всё, два года был комсоргом школы, руководителем школьного театра, входил в поисковый отряд — искали и возвращали безымянным солдатам их имена на могилах.

Всё решал, кем буду, пока друзья, которые были лет на десять старше меня и поэтому привили мне особый, хиповый стиль (для туриста это, в общем-то, не сложно), то есть приучили слушать „Лэд Зеппелин“, „Дип Пёрпл“, „Пинк Флойд“ и „Кинг Кримсон“ одновременно с едва становившимся на ноги советским роком, — так вот, эти самые друзья как-то среди февральской ночи 1989 года, когда мы вышли с очередного сэйшна, сказали мне: а не пойти ли тебе выучиться на юриста?

В общем, так оно и получилось — уехал в Днепропетровск учиться на юриста. А уже там, во второй универовской общаге, в 98-й комнате, я познакомился со своим лучшим и по сей день другом — Сергеем Легезой, который (о ужас!) уже тогда серьёзно писал фантастику. А уж сколько он её читал!!! Представить сейчас не могу, сколько всего бы я никогда не прочитал в фантастике, если бы не Серёга.

Собственно, благодаря ему я и поверил всерьёз, что могу писать что-то, кроме стихов.

А было это так. Где-то к концу выпускного курса у нас с Сергеем Легезой и Олегом Патерило (собственно, есть такой автор, тоже пишущий фантастику, — Эргостасио Парагогис. В общем, это мы и есть. Плюс присоединившийся куда позже Стас Теплов) объединились в эдакое „Общество мёртвых поэтов“ — литературный клуб „Р. М.“ Постмодерн, стало быть, как мы его позиционировали. Вообще-то не понимаю, как меня, отъявленного романтика, туда взяли, — видать, под честное слово, что влюбляться я буду пореже, а стихи писать посерьёзнее. Просчитались, ой просчитались… Стали выпускать журналы со своим творчеством и творчеством наших универовских собратьев. Выпустили числом три, самиздатом, а затем призадумались и решили-таки воплотить это в сборник. Тираж у сборника получился офигенный, аж 120 экземпляров, но по друзьям раздариваем до сих пор, хотя шесть лет уже прошло.

Собственно, всё изменила „Демосфера“. Осенью 2001 года Стас Теплов, заядлый днепропетровский КЛФщик ещё с тех времён, когда его вёл Головачев, стал всеми доступными способами зазывать пишущую (фантастику, разумеется) днепропетровскую братию в литературную мастерскую, которая на первом же заседании получила название „Демосфера“. Где-то ко второму-третьему заседанию в „Демосферу“, благодаря Серёге, влилась и наша мистическая пиэмовская компания.

И вот тогда мне Стас, более известный в фэндоме как Базука Джон, и говорит:

— А ведь стихи-то у нас и не подойдут, Юра. Придётся тебе или писать фантастику, или искать поэтический кружок.

Подчинился силе.

Главное — появился стимул: то, что я стал писать, читали и обсуждали уже не двое-трое, а десять-двенадцать человек, причём открыто. Устраивались конкурсы, мастерские с приглашёнными мастерами. В общем, пошло-поехало. Понеслись рассказы то об антиглобалистах (собственно, тех же партизанах постиндустриальной войны), то о кельтах, живущих везде и всюду, даже в Якутии. Вообще, кельты — это мой бзик, то есть я вообще люблю индоевропейскую историю, но кельты…

Мечтаю побывать в Ирландии и Шотландии. И побываю!

Как оказалось, пишу я магический реализм.

Публиковаться, если честно, за редкими исключениями, не пробовал. То ли смелости не хватало, то ли — не считал свою писанину достойной публикации.

Собственно, в том, что я могу писать и у меня получается, убедился только на „Росконе-2006“, на мастер-классе А. Г. Лазарчука.

С тех пор работаю над собой.

Как выгляжу? До 28 лет был „вьюноша бледный со взором горящим“, едва двадцать кто давал, потом почему-то решил „потягать железо“, в результате поправился на двадцать кило, а когда бросил, стал похож на доброго хоббита с пивным пузцом, круглым лицом с добрыми глазами и бородкой. Впрочем, на фото виднее.

Что обо мне говорят друзья? Беспокойный. Одержимый. Нервно-психический. Иногда — сумасшедший. Но очень добрый.

Что бы я ещё о себе сказал? Писал — и буду писать. Жил — и буду жить. Любил — и буду любить. „Бороться и искать, найти и не сдаваться“.

А, совсем забыл! Играю в меру сил на гитаре и пою песни. Иногда — свои. „Апрельский блюз“ на зимнем „Москоне“ многие должны помнить, правда, тогда гитары не было.»

Вот такой он, поэт и романтик Юрка Гордиенко, вдруг вздумавший писать фантастику. Мечтающий слиться с природой, но живущий в переполненном выхлопными газами воздухе большого города. Мечтавший в детстве стать трактористом, а ставший адвокатом. Человек, умеющий мечтать. И — иногда — воплощать мечты в действительность.

По словам одной Прекрасной Дамы, его любимого соавтора, — «летающий тигр».

Пожалуй, остановимся на этом.

Родился 20 ноября 1979 года в Ленинграде. Окончил биологический факультет РГПУ им. Герцена, но по специальности так и не работал. Писал книги с описаниями компьютерных игр, как существующих, так и выдуманных. Сейчас работает дизайнером в рекламном издании. В свободное время занимается анималистической фотографией.

Первая фантастическая публикация появилась в 2005 году в журнале «Если».

Публиковался в журналах «Реальность Фантастики», «Арт-Город», сборнике «Мифотворцы: Портал в Европу». Победитель конкурса «Роскон-Грелка 2006» (рассказ «Последняя песня Земли»).

Живёт в Санкт-Петербурге с женой и дочерью.

Про контрабанду редких видов попугаев через малайскую границу решил не писать. Всё равно я не имею к ней никакого отношения.

Я родился вечером 1 июля 1977 года в роддоме у метро «Шаболовская». В утробе матери я вертелся и егозил, и, когда появился на свет, был весь обмотан пуповиной, словно катушка нитками. Полузадушенного, меня подняла за ножку старая суровая акушерка, освободила от пут и лупила по заднице, пока я не заорал, как положено всем новорождённым.