— Ты имеешь в виду — уйдём из города?
— Из этого чёртова Рагомора.
— Ты шутишь! — она с готовностью засмеялась.
Огонёк её сигареты бешеным светляком тлел на ветру.
Юджин ждал.
— И как ты хочешь уйти?
— По рельсам.
— Через тоннель? Сумасшедший!
— Ты знаешь другой путь?
— Нет.
— Как только пройдёт поезд, мы двинемся следом.
— И следующий поезд размажет нас по полотну, как джем по куску тоста. Юджин, никто не знает, как далеко тянется тоннель.
— Не размажет, — неуверенно сказал Юджин.
— Ну хватит! Я не хочу даже обсуждать это.
— Подумай о Сэм…
— Нет, Юджин, нет!
Она не отказалась сразу, отметил Юджин, отхлёбывая ещё вина. Это хорошо. По рельсам, через перевалы — он твёрдо решил уходить. Может быть, построить летающую машину? Говорят, раньше были такие. Он пробовал заказать — для этого нужно было лишь захотеть — и целый месяц ходил к поезду, но ничего похожего на такое транспортное средство поезд не привёз. Это озадачило Юджина. Роботы-снабженцы, сидящие где-то далеко за горами, никогда не отказывали жителям Рагомора ни в чём. Хочешь изысканного вина — только пожелай этого в своих мыслях, машина синтезирует для тебя жидкость, ни цветом, ни вкусом, ни свойствами не отличающуюся от столетнего бордо. Хочешь, к примеру, манго — и в ту же секунду где-то далеко металлическая рука срывает в оранжерее золотисто-красные спелые плоды, несёт их к поезду, и в тот же вечер ты встречаешь посылку. Захотелось золотой унитаз — получи. В духовной пище недостатка тоже не было. Мощный компьютер за горами пачками пёк сериалы, боевики и триллеры, и каждую весну поезд доставлял в город диск с записью церемонии вручения «Оскара» их виртуальным актёрам.
Но летающей машины Юджин не получил.
— Приехали.
На Пьяной Скале было пусто. Юджин расстелил на камнях пушистый плед, разложил еду в пластиковые тарелочки. Ночной пикник на природе. Они пили вино и смотрели на тлеющий город внизу. Далеко-далеко, у противоположной стены гор, разноцветная гирлянда поезда — уже опустошённая — поднялась над обрывом, на минуту замерла, словно собираясь с силами, и потекла к невидимому тоннелю. Спустя несколько мгновений гора поглотила её.
— Там ничего нет, Юджин. Убитая природа, жёлтый от дыма воздух и города роботов.
— Я не верю в это.
— Юджин, я знаю, что говорю. Рагомор строил мой дед.
— Твой дед? Родной? — глупо спросил Юджин.
— Да. Он и несколько его богатых друзей. Это было почти двести лет назад.
Сколько же тебе лет, хотел спросить Юджин, но прикусил язык. Клаудиа выглядела на тридцать пять — тридцать семь, может быть, на сорок, но это не значило, что ей и в самом деле столько.
— Они ушли сюда, спасаясь от того, что осталось там, — Клаудиа махнула рукой вслед исчезнувшему поезду, — они устали от жизни в кислородных масках, от свинцового неба, устали лечить детей от неизвестных болезней. Эти горы — творение их рук, это небо — стеклянный купол, а звёзды на нём — разноцветные лампочки.
— Звёзды… лампочки… — шёпотом повторил Юджин.
— Разве тебе здесь плохо, любимый? — улыбнулась женщина, — здесь есть всё, что ты только можешь пожелать. Тебе не нужно работать, не нужно ни о чём беспокоиться, и у тебя есть моя любовь. Чего же тебе не хватает?
— Свободы, — быстро сказал Юджин.
— О какой свободе ты говоришь? — улыбка Клаудии истаяла, стянулась, словно кусок резины. — О свободе умереть?
— О свободе быть другим. Не таким, как Курт, Донна и Кортни. Я должен отдохнуть от Рагомора. Здесь и вправду очень хорошо, но я почему-то ужасно устал от всего этого.
Клаудиа вздохнула и взяла бокал. Юджин с ужасом смотрел на звёзды-лампочки.
— Не мечтай о невозможном, милый.
— Почему бы не попробовать?
— Я сказала нет.
Тогда я уйду один, едва не крикнул Юджин — но промолчал. Он знал, что один не сможет. Вся его жизнь пройдёт здесь. Каждый день он будет лежать над Рагомором на Пьяной Скале и размышлять о вечном; ветер будет приносить с лугов хмельной коктейль ароматов, и сладость мёда на губах будет смешиваться с горьким вкусом полыни.
— Иди ко мне, — улыбнулась Клаудиа, выскользнула из платья.
Юджина не нужно было просить дважды.
Он ласкал её долго и терпеливо. Наконец Клаудиа виновато улыбнулась:
— Подожди.
Она вытряхнула из сумочки связку хрустящих фольгой упаковок, выдавила горсть таблеток на ладонь и проглотила, не запивая.
— Теперь давай.
В тихий предутренний час Юджин медленно шёл домой. Небо (стеклянный купол, только стеклянный купол) на востоке побледнело, и звёзды (разноцветные лампочки) гасли одна за другой. Улицы опустели, огни потухли, последние гуляки разошлись по домам. Юджин свернул в тёмное ущелье проулка и ускорил шаг.
— Отпусти меня, урод! — знакомый голос.
Юджин замер. Навстречу ему двигались две тени — большая и маленькая.
— Поздно отказываться, малышка, — просипел ещё один знакомый голос, — с мужчинами так не поступают, запомни это.
— Я передумала! Я не хочу!
Сэм. Что она здесь делает?
— Шевели ножками! Мы почти дошли.
Моргенштерн.
— Пусти! Я закричу!
— Не закричишь, маленькая дрянь!
Боров-художник схватил Сэм в охапку, зажал ей рот пухлой ладонью и почти бегом потащил навстречу Юджину.
— Стоять! — Юджин выступил из темноты, чувствуя мгновенно закипающее в груди бешенство.
— Опять ты! — прорычал Моргенштерн.
— Отпусти ребёнка.
— Уйди с дороги!
— Отпусти ребёнка, сволочь, или я вызываю шерифа, — Юджин отцепил с пояса светящийся карандаш мобильника.
— Ч-ч-ч-чёрт…
Моргенштерн бросил Сэм, и девочка, тяжело дыша, отползла к стене.
— А теперь беги со всех ног, свинья, пока я тебя не убил, — Юджин говорил спокойно, но на щеках гуляли желваки.
— Я тебе припомню это, ублюдок, — отступая, прохрюкал Моргенштерн, — ты у меня будешь землю жрать.
Юджин сделал шаг по направлению к Моргенштерну, и тот быстро скрылся в темноте.
— Сэм… Саманта… Господи, что ты с собой сделала?
По лицу девочки текли чёрные от косметики слёзы. Помада, густым слоем уложенная на губы, размазалась по подбородку. На Сэм была коротенькая серебряная юбочка, тонкая полоска лифчика и прозрачная жилетка.
— Ты с ума сошла! Ходить ночью по улице в таком виде!
— Я… я… — девочка боролась с рыданиями, — я уже… взрослая.
— Вот дура! Как же ты из дома сбежала? Почему Кармела тебя отпустила?
— Я… в окно…
— Всё с тобой ясно, — он крепко сжал её мокрую ладошку, — ну-ка пошли домой.
Сэм шла, спотыкаясь. На её ногах были туфли на высоком каблуке.
— А почему ты с этим уродом была?
Сэм не ответила. Она шагала, шмыгая носом и глядя под ноги. Юджин вспомнил, как в первый раз увидел её у Клаудии дома — Сэм было тогда лет пять или шесть, её всего несколько дней назад привели из Инкубатора. Мать за что-то накричала на неё, и девочка сидела на диване в своей комнате, точно так же шмыгая носом и глядя вниз.
— Знаешь что? — сказал Юджин. — Нужно тебя хорошенько выпороть!
— Не говори, пожалуйста, ничего маме, — угрюмо попросила Сэм.
— Вот бы она тебя отхлестала — и была бы права! — Но Юджин уже решил, что ничего не скажет Клаудии. — Обещай, что больше не будешь так делать!
— Обещаю, — быстро сказала Сэм.
Она уже успокоилась.
— Поклянись!
— Клянусь, — тихо сказала Сэм.
Дом Клаудии стоял тихий, словно покинутый. Гости спали. Ставень окна в спальне Сэм был приоткрыт.
— Давай подсажу тебя, — прошептал Юджин.
Он легко, словно котёнка, подхватил девочку на руки и буквально закинул в окно. Сэм, красная как помидор, повернулась к нему:
— Спасибо, Юдж. Пока.
— Убью в следующий раз.
Юджин быстро зашагал прочь, борясь с искушением разбить что-нибудь. Сволочь Моргенштерн! Чёртов любитель прекрасного. Дрянь. Скот.
Он поднял глаза. На стене гаража белела в сумерках выведенная мелом надпись: