Слушательницы притихли, осмысливая услышанное. Наконец, Эльнара решилась нарушить тишину:

– Насколько я вас понимаю, Софи, настоящая любовь встречается в жизни лишь однажды, но если вдруг я ошиблась, приняв за любовь чувство влюбленности, могу ли я надеяться, что истинная любовь еще встретится на моем пути, что меня поймет и простит мужчина, которому я решусь вверить свою судьбу?

– Вряд ли на земле найдется хоть один человек, кому удалось бы избежать каких-либо ошибок в жизни, особенно, когда дело касается любви, – просто ответила наставница: По большому счету, я считаю, что подлинная любовь – это заслуженная привилегия зрелости, когда за плечами есть жизненный опыт, когда мы действительно способны в полной мере оценить этот чудесный дар судьбы, когда, в отличие от юности, прежде всего мы наслаждаемся не тем, что нас любят, а тем необыкновенно – сильным и чистым чувством, что испытываем мы сами по отношению к другому человеку, здоровье и жизнь которого для нас важнее всего на свете. Однако юности, с ее пылкостью и безоглядностью, свойственно влюбляться, порой ошибаться, и не только в любви, на то она и юность – время познания себя и окружающего мира.

– Конечно, каждая девушка должна стремиться подарить как любовь, так и свою невинность первому и единственному в ее жизни мужчине, но если вдруг это не получилось, нужно продолжать верить в то, что вы еще обретете свою половинку, которая вас поймет, а значит, простит и примет такой, какая вы есть. Мысль способна обретать форму, и если вы чего-то сильно желаете, то, рано или поздно, ваше желание сбудется.

– Жизнь очень многообразна. Не бойтесь падений. С благодарностью, но без гордыни принимайте удачу. Помните всегда: и когда вам будет смертельно больно, и когда радость вознесет вас в заоблачные выси, что все на свете преходяще, но любовь вечна. В ней одной смысл человеческой жизни!

Софи попрощалась с ученицами до следующей встречи, окинув всех своей невообразимо – обаятельной, красивой улыбкой, а вскоре выяснилось, что это было, увы, их последнее занятие. Никто ничего толком не знал. Поговаривали, будто наставница получила издалека какое-то чрезвычайно важное известие, вынудившее ее в течение дня собраться и выехать куда-то за пределы ханства. Никто не знал, вернется ли она еще когда-нибудь? Софи исчезла из Архота так же неожиданно, как и появилась в нем.

Близился к концу март месяц. Природа медленно пробуждалась после зимнего сна, все живое тянулось к ласковому весеннему солнцу, но Эли, потрясенная внезапным отъездом наставницы, встречи с которой стали для нее насущной необходимостью, казалось, не замечала происходящих перемен. Она впервые почувствовала острую боль потери.

На Востоке говорят: «Беда не стучится в калитку, а всегда приходит непрошеным гостем». Не успела Эльнара оправиться от удара судьбы, каким для нее стал отъезд Софи, повлекший за собой закрытие Школы красоты, которая служила для юной романтичной девушки отдушиной в череде серых однообразных будней, как вдруг произошло событие, повлиявшее на ход всей ее последующей жизни.

Однажды ночью Эльнара проснулась от негромкого разговора, происходившего под ее окном. Выглянув на улицу, она едва не вскрикнула от страха и неожиданности. Лет восемь – десять тому назад во дворе их дома, под окнами комнаты Эльнары, отец построил специальную глубокую печь для выпечки лепешек, которую она каждое утро растапливала, чтобы испечь свежий хлеб на предстоящий день. Но сейчас была глубокая ночь, однако из печи шел дым, а рядом стояла мачеха, негромко переговариваясь с незнакомой высокой худой старухой, с головы до пят одетой во все черное, и сосредоточенно смотревшей на огонь, разгоравшийся под треножником, установленным на печь. На треножнике находилась кастрюля, из которой валил густой пар.

Не отрывая глаз от яркого огня, старуха медленно шевелила узкими, словно нитки губами. При этом ее худое темное лицо, испещренное множеством глубоких морщин, выражало такое жуткое, омерзительное удовлетворение, что Эли еще больше испугалась. Сначала она хотела броситься к отцу, чтобы рассказать о странных вещах, происходящих в их доме, но вспомнив, каким уставшим он выглядел накануне, вернувшись после вечернего обхода больных, решила отложить разговор до утра. Девушка еще немного постояла у окна, а затем, продрогнув от ночной прохлады, отправилась в постель и вскоре заснула.

Наутро мачеха, отведя взгляд в сторону, сообщила ей, что отец немного приболел и просил в ближайшие дни не беспокоить его. Вспомнив ночной эпизод, насмерть перепуганная Эльнара бросилась к мужской половине дома, но у входа стоял сын Айша – биби Заир, категорически отказавшийся пропустить ее к больному, чтобы она своими глазами могла удостовериться хотя бы в том, что отец жив. Эли обратилась за помощью к тетушке Айзаде, но и родную сестру мужа не допустила суровая Айша – биби к Пехлибею, нежданно-негаданно оказавшемуся заточенным в четырех стенах. Несчастная девушка билась, подобно птице, пойманной в сеть, но никто не мог помочь ей в ее беде.

Спустя пять долгих дней мачеха сказала Эльнаре, что ее отец наконец-то выздоровел. Не помня себя от счастья, девушка стрелой метнулась к мужской половине дома. На невысоком крыльце, украшенном затейливой резьбой и вырезанными из редких пород дерева аккуратными фигурками маралов с ветвистыми, отливающими на солнце рогами и, застывшими в прыжке, горделивыми тонконогими скакунами, в плотной белоснежной рубашке, подчеркивавшей бледность его осунувшегося лица, стоял Пехлибей.

К удивлению Эльнары, он не поцеловал ее как обычно в лоб, не погладил по шелковистым черным волосам, даже не улыбнулся ей, а посмотрев на дочь каким-то невидящим, отстраненным взглядом, сухо поинтересовался, здорова ли она и, получив утвердительный ответ, не задерживаясь более, направился к калитке. Его широкие плечи, вызывавшие по молодости трепет у всех местных красавиц, поникли, а прежде упругая походка после болезни стала шаркающей, как у белобородых аксакалов. Потрясенная разительной переменой, Эльнара отчаянно закричала вслед: «Отец!», но Пехлибей не обернулся, даже не замедлил шаг.

Какое-то время ошеломленная девушка с беспомощно протянутыми руками стояла на тропинке, ведущей в дом. Очнулась от резкого окрика мачехи:

– Долго ты еще будешь стоять, негодница? Увиделась с отцом, и хватит с тебя радостей, пора приниматься за работу! Вон, коровы до сих пор еще не доенные, куры бедные некормленые, самовар сто лет не чищенный, кто по-твоему будет всем этим заниматься? Уж я-то за свою жизнь наработалась! И, кстати, в отличие от тебя, всегда вела себя благонравно, не позорила семью, шляясь по всяким непотребным местам, вроде этой дурацкой Школы красоты, которая, слава Аллаху, наконец-то закрылась, избавив наш достойный город от произраставших за ее стенами нечистоплотных деяний и греховных помыслов! Что глаза свои бесстыжие вылупила? Думаешь, я не знаю, что ты, глупая, мнишь себя первой красавицей Архота и втайне мечтаешь о встрече с принцем на белом коне? Айша – биби знает все на свете! Вот только, кому ты нужна, сирота хоршикская, или же персидская, это кому как понравится?

Довольная собственным остроумием, мачеха отвратительно засмеялась и, не в силах остановиться, продолжила свою обвинительную речь, радуясь возможности безнаказанно оскорбить все еще не пришедшую в себя ненавистную падчерицу:

– Думаешь, кто-нибудь, кроме тебя, верит в эти глупые сказки, что твоя покойная мать была персидской принцессой? Да какой отец, и уж тем более падишах, будучи в здравом уме, отдаст по доброй воле свою единственную дочь за такого неудачника, каким всегда был твой папаша? Да если б не я, побирались бы вы с ним сейчас по дворам, выпрашивая милостыню и напрашиваясь на ночлег к таким порядочным и добрым людям, как я, почтенная жительница славного Архота Айша – биби, на чьих плечах вот уж сколько лет держится этот дом! Погоди, вот выдам я тебя замуж, хлебнешь горюшка и нескончаемых обид от мужа со свекровью, и вспомнишь ты тогда мою доброту, пожалеешь, что не ценила людского к себе отношения, да только будет поздно.